Характер Алекса Гамильтона тщательнейшим образом мотивирован — это идеальный делец, человек функция, заурядный и ограниченный во всем, что не имеет отношения к преумножению богатства. Что же касается «делания денег», тут он не знает себе равных, и в предчувствии добычи идет на все — «по собственному почину или по наущению ЦРУ (на доверительные отношения с этим зловещим ведомством неоднократно намекает автор — Г. А.) он вполне мог субсидировать военный переворот, подрывные действия или даже убийство Эгиа». Полный аморализм современных эта тонных дельцов предельно обнажается в тривиальном тезисе хищника Алекс Гамильтон «вряд ли получал удовольствие от страданий которые навлек на эту страну, но прибыли из нее выколачивал огромные».
История восхождения буржуа к огромному состоянию, а также сопутствующей ему почти неограниченной власти и одновременно к полной утрате всего человеческого — тема многих выдающихся романов XIX и XX веков. Историей «пустой души» капиталиста немало занималась серьезная литература. И здесь, в романе Э. Бивора, эта тема далеко не случайна. Ибо Гамильтон и есть то «государство», в интересах которого столь тщательно оберегают Иньесту, но одновременно это кровавый преступник, по вине которого погибли десятки тысяч людей, главный преступник, в любых обстоятельствах избегающий наказания, ибо государственный аппарат служит только Гамильтону и ему подобным.
Э.Бивор дает безошибочный срез капиталистического общества — в его верхушке не встретишь ни либералов, ни филантролов зато полным полно действительных либо потенциальных преступников. Так, союз Гамильтона и Иньесты вовсе не случаен, они судьбой избранные соратники, вернее, порождение одной и той же преступной модели капиталистического общества. Честный полицейский Брайан Дандас совершенно справедливо думает о той роли, которая отведена Иньесте. Ведь если бы он предстал перед судом хотя бы за одно из своих преступлений, его приговорили бы к пожизненному заключению, тогда как теперь, захватив власть в стране, а не среди городской мафии, он уже считается важной персоной, которую охраняют со всех сторон.
Спрашивается, какого наказания достоин Алекс Гамильтон, если среди его подручных Иньеста не первый и не последний?
Иньеста — типичный террорист правого толка, захвативший власть в результате убийства предыдущего президента, которое, как и сам путч, оплачено международным финансовым капиталом. Истинные виновники разгула международного терроризма восседают, подобно Алексу Гамильтону, в звуконепроницаемых, оснащенных кондиционерами кабинетах. Они могут даже не знать имен тех, кто нажимает курок, но именно они повинны в том, что льется кровь в Сальвадоре, не прекращаются вооруженные провокации против свободной Никарагуа. Вовсе не случайно Бивор на страницах своего романа неоднократно вспоминает Чили, где переворот Пиночета был актом самого неприкрытою терроризма. И позиция автора здесь однозначна — он осуждает терроризм во всех его проявлениях. Группа анархистов, готовящих покушение на жизнь Иньесты, обречена на провал. Их намерения заведомо бессмысленны, ибо дело вовсе не в диктаторе по имени Иньеста — замену ему найдут без труда. Тезис анархизма «убийство — единственный способ положить конец диктатуре» давно опровергнут всей историей революционно-освободительной борьбы и оплачен кровью сотен субъективно честных, но пошедших по трагически неверному пути людей. Наверное, не один член группы испытывает чувства, сходные с теми, что переживает Ева: «Ее мучила совесть. Для человека, которому невыносима сама идея казни, просто противоестественно быть причастным к покушению на чью-то жизнь».
Особое место в романе занимает Брук Гамильтон — единственный профессиональный военный среди организаторов покушения, который примыкает к анархистам случайно, по чисто личным мотивам — и тут уместно вспомнить героев Грэма Грина, которые в своих действиях руководствуются тем, что сам писатель назвал «человеческим фактором». Брук, конечно же, отнюдь не придерживается левых взглядов, но он честен и умен и уже довольно далеко ушел от того Брука, каким он был когда-то — молодого офицера колониальных войск, участвовавшего в подавлении национально освободительной борьбы в странах Арабского Востока. Бруку присущ своего рода стихийный демократизм и стремление к справедливости, ему ненавистен брат свято верующий в исключительную власть денег. Однако Брук выбирает трагически неверный путь. Неприятие общества вынудило его поначалу замкнуться в себе, вести праздную, бесполезную жизнь, пока не пришло осознание необходимости отмщения. Весь прошлый опыт жизни подготовил Брука к тому, чтобы с оружием в руках бороться против Иньесты. Но Бруку и его соратникам противостоит весь репрессивный аппарат буржуазного государства, «в интересах» которого сохранить визит диктатора в Европу в тайне.
Действия полицейской машины и в Англии и во Франции описываются Э.Бивором с беспощадной откровенностью. Различные отделы полиции и секретной службы заняты бесконечными интригами друг против друга, для таких ретивых служак, как Сайкс, сам Иньеста совершенно неинтересен, главное — не размышляя исполнять приказ, как того требуют «интересы государства». Механический прагматизм Сайкса страшен. Этот человек — как бы во много раз уменьшенная копия Алекса Гамильтона. «Сайкс чувствовал себя владельцем недвижимости, а это давало ощущение стабильности». Сходное чувство полноценности обрел и Алекс, когда понял, что отныне может купить все, что ему заблагорассудится.
Именно с образом Сайкса, занимающего довольно высокий пост в специальном отделе британской полиции, связана одна из центральных линий книги — изображение деятельности секретных служб. Своеобразный иронический эпиграф вкладывает Э.Бивор в уста вечно размышляющего Дандаса: «А вас не коробит от того, что мы оберегаем генерала Иньесту силами демократии?» В ответ Сайкс начинает высокопарно разглагольствовать об «обязанности — стоять на страже законов нашей страны».
Каковы же «силы» и приемы британской «демократии», будто бы защищающей достоинство граждан и неприкосновенность их жилища? Фотографии инакомыслящих, снятые скрытой камерой, подслушивание телефонных разговоров «подрывных элементов», тотальная слежка и использование новейшей электронной техники. «Всякий раз при обыске квартиры первым делом изымается записная книжка с адресами и телефонами, даже если обыск производится вроде бы в поисках наркотиков — под этим предлогом легче всего получить ордер на обыск». Все полученные данные немедленно вводятся в компьютер. Нарушение неприкосновенности личности тоже в порядке вещей — Дельгадо арестовывают без всякого обвинения и санкции прокурора, а сам факт задержания даже не регистрируют.
Согласно официальной статистике, за последние пять лет министерствами внутренних и иностранных дел Великобритании было выдано 3222 разрешения на подслушивание телефонных переговоров и перехват корреспонденции.
Но Сайксу и ему подобным вовсе не нужны какие бы то ни было разрешения. Тотальная слежка за «свободными» гражданами «демократического» общества стала уже притчей во языцех. На то, что их телефоны прослушиваются, жалуются не только профсоюзные активисты или руководители британского Движения за ядерное разоружение, но даже парламентарии. И Англия в этом смысле не исключение среди западных «демократий». Во Франции, как описывает ее Э.Бивор, та же тотальная слежка, те же электронные досье, тот же произвол полиции. Ничем не лучше положение и в ФРГ, и в Италии, даже в небольшой Дании на многих граждан заведены подробные досье, содержащие самую разнообразную информацию. Один довольно известный датский журналист решил выяснить, что представляет собой досье на него. К своему великому изумлению, он установил, что оно весит… четыре килограмма тонкой бумаги.
Безусловно, пальму первенства в области тотальной слежки за гражданами прочно удерживают США — основная цитадель «свободы и демократии» в западном мире. По официальным данным, в вашингтонской штаб-квартире ФБР имеются досье на 34 миллиона американцев. В июле 1984 года Верховный суд США вынес постановление, разрешающее полиции и ФБР без всяких официальных ордеров и уведомлений устанавливать электронные устройства для слежки за подозреваемыми.
Столь же иллюзорна и широко провозглашаемая свобода западной прессы. Любой печатный орган, считает один из героев романа Э. Бивоpa Дандас, «можно всегда припугнуть: если пресса не будет играть по правилам, правительство снимет всю государственную рекламу. А ни одна газета не пойдет на то, чтобы попасть в черный список». Опытный американский журналист Шерман, трезво оценивающий возможности людей своей профессии на Западе, словно вторит мыслям работников секретных служб: «На самом-то деле он всего лишь привилегированный бунтарь, извлекающий барыши из того, что он может порицать, не опасаясь последствий своей критики». «Привилегированный бунтарь» Шерман единственный раз в жизни рискнул преступить ту грань, которая отделяла его, известного журналиста, от «большой политики». Очевидно, он еще не до конца разуверился в идеалах свободы и демократии, уважения к личности, которыми будто бы руководствуется западное общество. Ему, многоопытному человеку, вероятно, хотелось верить, что Алекс Гамильтон, Иньеста, Бэйрд и их странный союз — скорее исключение, нежели правило. Тем дороже пришлось ему заплатить за свою ошибку. И лощеный, избегающий применения оружия Сайкс, и французский комиссар Бек, хладнокровно на заре своей карьеры расстреливавший вьетнамских патриотов, по логике кольцевой композиции в финале ничем не отличаются от заплечных дел мастеров из застенков генерала Иньесты, а эти «защитники свободы» цинично и безжалостно, без суда и следствия приносят в жертву «интересам государства» человеческие жизни.
