Возразить на это было нечего.
Я понял, что придется съезжать и приискивать новую квартиру. Мне казалось, сделать в Москве это так же легко, как в Лондоне, где я уже как-то жилье искал. (Кстати, в Лондоне жилье крайне некачественное и переоцененное. Однако за пару тысяч долларов в месяц вполне себе можно снять квартирку-студию в паре минут от Гайд-парка: мне в свое время эта стратегическая близость была важна, поскольку по утрам я в парке бегал или катался на роликах). Представлял я себе и цены на квартиры в Париже, где за тысячу евро с небольшим хвостиком можно снять мансарду с видом на крыши где-нибудь на Правом берегу, на бульваре Сен-Жермен, в минуте от метро – но, впрочем, в Париже такое метро, что всюду до него рядом…
В Москве же началось невообразимое, потому что первый вопрос, который агенты по телефону задавали мне, был таков: «А вы, простите, чьих кровей будете?» Требовалось отвечать быстро и не задумываясь: «Славянин!»
Вторым вопросом всегда был вопрос о регистрации, хотя какая регистрация может быть у человека, ищущего жилье?
Третий вопрос был о семейном статусе: я был сражен, узнав, что даже славянам, но холостым, квартиру решаются сдать немногие.
Но все же наибольшее изумление вызвал совет не говорить, кем я на самом деле работаю (хотя, казалось бы, не жилец, а мечта: главред журнала и телеведущий). «Не говорите им (в смысле, квартировладельцам) ни за что, вы их испугаете!» Риэлторы обучали меня новой легенде: я женат, детей нет, живу в Подмосковье, но, как только сниму квартиру, жена приедет ко мне из Питера. А работаю я в супермаркете «Ашан» менеджером среднего звена, но имею хорошие шансы на повышение.
И так повторялось изо дня в день, хотя искал я вовсе не хоромы на Остоженке, а обычную однокомнатную квартиру в районе Новослободской.
День на пятый я понял, что российский рынок жилья и есть страна по имени Россия.
Со всеми ее страхами, надеждами, со всеми ее представлениями о прекрасном, где, чтобы жить, важно соответствовать тому, что в массовом представлении является нормой. Чтобы славяне. Чтобы семейная пара. Чтобы в торговле. И никаких детей.
Вот как Россия при соблюдении этих условий может стать великой державой – это вопрос интересный. Но совершенно другой.
7 апреля 2008
Нефть и снег
О том, что роднит Россию с Норвегией, не делая их, однако, родственниками
http://www.podst.ru/posts/592/
Сейчас, когда вы меня слушаете, я, скорее всего, катаюсь в Норвегии на горных лыжах. То, что в Норвегии – не мое баловство, а служебная командировка, а кататься на лыжах – моя служебная обязанность, и весьма серьезная.
Дело в том, что снег в последнее время превращается в важный экономический фактор, а отсутствие снега – в потенциальную экономическую катастрофу. Поясню: людей, которые хотят кататься на лыжах или на сноуборде, в мире становится все больше, а стабильного снежного покрова зимой в мире становится все меньше. То есть можно заплатить немалые деньги за билеты, отель и оборудование, приехать в горы – и снега там не найти. Вот почему в журнале Robb Report, который я редактирую, в этом году исчезнет номинация «Лучшие горнолыжные курорты мира», а вместо нее появится «Лучшие горнолыжные курорты на ледниках». Сегодня владельцы многих альпийских курортов – включая такие знаменитые, как «эспас Килли», «пространство Килли», названный в честь знаменитого горнолыжника Жана-Клода Килли: это в пространстве Килли находится Валь д’Изер – пребывают в размышлениях. Они думают, например, о том, не отменить ли строительство очередного лыжного подъемника, – и не построить ли взамен спа-центр. Потому что люди все чаще едут в горы не для негарантированных лыж зимой, а для гарантированной прохлады летом.
А я еду в командировку в Норвегию, где в данный момент, в апреле 2008 года, в горах лежит полтора метра снега – и, похоже, не думает таять. Мне интересно: так ли рискован в горах Норвегии становится зимний отдых, как он рискован в Альпах?
Вторая причина командировки заключается в том, что Россия с Норвегией удивительно похожи. И у них, и нас зима – практически национальное достояние. И у них, и у нас, национальным достоянием является нефть. И у них, и у нас высокие мировые цены на нефть вздымают на немыслимую высоту внутренние цены. Я слышал уже много раз, что Норвегия куда дороже и Лондона, и Токио.
Что в связи этим происходит внутри Норвегии? Расслаивается ли она так же сильно на богатых и бедных, как Россия? Если нет, то чем достигается социальное равенство, и как чувствуют себя при этом медицина, общественный транспорт и так далее, включая отдых на горных лыжах? Ведь внутри России сегодня кататься на лыжах может только очень богатый человек: однодневный ски-пасс на подъемники в Сорочанах под Москвой или на Пухтоловой горе под Петербургом давно стоит дороже такого же в Европе.
Словом, я еду туда, где много похожих с Россией процессов должно, по идее, происходить – но почти уверен, что они совершенно по-другому происходят.
Но это, как говорится, тема следующего разговора.
15 апреля 2008
С норвежской горочки спустился
О том, чему учит норвежский снег, норвежские горы и норвежские боги
http://www.podst.ru/posts/687/
В минувшие выходные меня эвакуировали. В Норвегии. А потому эвакуировали не мою машину, что обычно подразумевают под словом «эвакуация» в Москве, а персонально меня. Меня эвакуировали снегоходом.
Деваться было некуда: на горнолыжном курорте Хемседал намело полтора метра снега, к ним за ночь прибавилось еще полметра… Автобус не проезжал.
В Норвегии я был в замечательной командировке, смысл которой состоял в том, чтобы покататься всласть на лыжах. Но была и еще одна цель: попробовать понять, как устроена изнутри эта страна, с которой нас роднят, как минимум, две вещи. Во-первых, невероятно высокие цены (и сразу скажу, что и правда невероятные: стакан колы в обычной забегаловке стоил, в пересчете, полтораста рублей). А второе – это, конечно, наличие нефти. А уж между первым и вторым найдет логическую связку любой…
И хотя времени разобраться досконально было мало, кое-какие детали кольнули: например, даже в дорогих коттеджах не обязательно тебя ждали в ванной шампунь и мыло (но это при желании можно списать на особенность культуры – такую же, как наличие электрочайника и запасов чая и кофе в самом захудалом английском отеле). А вот на уровне серьезных надкультурных вещей все было куда как сложно.
Вот взять такую штуку, как спорт. В России самым популярным видом спорта является кидание понтов: выше, дальше, быстрее. А в Норвегии место понтов занимает спорт. Там неважно, как ты одет и какая у тебя машина (боюсь, неважно даже, пользуешься ли ты тем самым шампунем). Спорт – это мерило всего. Ни в одной другой стране я не видел стольких людей, катающихся на лыжах, как боги. А поскольку эти богочеловеки хорошо относились ко мне, они немедленно поволокли меня на самую верхотуру, – так что я, катальщик довольно средний, впервые в жизни спускался по «черному» могулу. И впервые в жизни – по олимпийской трассе скоростного спуска. И впервые в жизни попробовал офф-пист – спуск вниз по целине вне трассы. Довольно крутой был спуск, кстати.
Эти добрые норвежские боги хотели подарить мне лучшее, что у них было. А лучшим в их жизни был спорт, то есть выяснение отношений один на один с природой. Вот преодолеешь ты страх – или нет. Спустишься с этой горы – или не сможешь. И моя решимость была для них очень важна.
Норвегия, в итоге, показалась мне довольно суровой страной. Куда более суровой, чем, скажем, Финляндия. Но спорт как завоевание земли, на которой живешь; спорт как завоевание земли без уничтожения самой земли (что сплошь и рядом встречается в иных странах, где кидают понты) – вот это меня, что называется, вставило.
В моей жизни было не так уж много вещей, которыми я мог бы реально гордиться. Но то, что я спустился по этому черному чертову могулу, – это преисполняет мое сердце гордостью… То есть чересчур красиво сказано… Хотя нет, оставлю как есть: преисполняет.
6 мая 2008
Прощайте, Владимир Владимирович!
О последнем дне президентства Владимира Путина, о некоторых итогах эпохи (или как там потом это время назовут?) и о прогнозах на будущее
http://www.podst.ru/posts/825/
Когда-то поэт Давид Самойлов заметил, что строй в России сильнее власти, отчего власть порой тягается со строем.
Такое «тягание» заметно и сейчас, когда Владимир Путин оставляет президентский пост. Последние восемь лет были временем единственного героя. Так сказать, «вот окончилась зима, наступило лето, лично Путина Вэ-Вэ поблагодарим за это». Эта ироничная, однако точная формула и показывает, в чем состоит общественный договор, существующий в России. А он, есть такая гипотеза, состоит в том, что народ перекладывает ответственность за судьбу страны на власть. Власть же, в свою очередь, обещает народ либо кормить, либо давать народу кормиться. Правитель, соблюдающий договор, переходит в герои. И с этой точки зрения Владимир Путин – герой. Ведь это при нем произошло окормление народа автомобилями, сотовыми телефонами, компьютерами и случилось опоение народа пивом ста пятидесяти сортов. С точки зрения общественного договора, это важнее реальных результатов пенсионной реформы, реформы здравоохранения, сокращения общей протяженности российских автодорог примерно на 7 % или роста коррупции. Коррупция – это ведь вариант кормления, она общественному договору ничуть не противоречит. Еще при Ельцине многие бывали голодны – а вот при Путине они наелись. Поэтому Путин и герой. У нас народ неизменно приписывает власти все свои достижения: приписывает и Путину, как Сталину когда-то была приписана заслуга победы в войне.
