Как я выжил, у Музы спросите Да чего-нибудь ей поднесите, Дорогие мои земляки. Захмелеет она и расскажет, Оголится и всем вам покажет: На плечах у неё синяки.
РЕВТРИБУНАЛ
Судил меня ревтрибунал, Седой высокий председатель. А слева от него дремал Ревтрибунальный заседатель.
А справа Суржиков Егор, Я знаю, он из нашей роты. Бежал однажды он бегом След в след за мной, на огороды.
Никак не мог понять Егор, Поверить, что я враг народа, Что вёл враждебный разговор, Кидал слова плохого рода.
Он так хотел меня спасти: "Какой же Боков враг? Неправда!" Едва успел произнести, Начальник оборвал: "Не надо!"
И заседатели немы. А председатель знает дело! Я помню: был конец зимы, Капель над каждой лункой пела.
Я в новом звании "зэка", Шинель на мне весьма потёрта, Пилотка рваная слегка И сапоги второго сорта.
В пути давали кипяток, А то и ковш воды с оврага. Гремят вагоны на восток, И я бесправен, как бродяга.
И снилась мне моя статья. Моя шинель, мои обмотки. И ощущенье: я не я, Когда долой звезду с пилотки!
Я всю дорогу повторял Под солнца горестные вздохи: "Ревтрибунал, ревтрибунал. Несправедливый суд эпохи!"
* * *
Моё сибирское сиденье
Не совершило убиенья
Моей души, моих стихов.
За проволокой месяц ясный
Не говорил мне: "Ты несчастный!"
Он говорил мне: "Будь здоров!"
Спасибо! Сердце под бушлатом Стучало словно автоматом, Тянулись руки за кайлом. Земля тверда, но крепче воля, Бывало, на коленях стоя, Я в землю упирался лбом.
Я в уголовном жил бараке, Какие там случались драки, Как попадало мне порой! Но всё ж ворьё меня любило, Оно почти меня не било, И кличку я имел - "Герой".
Рассказывал я горячо им, В барак за мною шёл Печорин, Онегин и Жюльен Сорель. Как мне преступники внимали, Как спящих грубо поднимали: "Кончай храпеть! Иди скорей!"
Ах, молодость! Сибирь с бушлатом, Меня ты часто крыла матом, Но и жалела, Бог с тобой! Скажи, целы ли наши вышки, И все ли на свободу вышли, И все ль вернулися домой?!
* * *
Ночую на вокзалах, Ночую на стогах, Шагаю по просёлкам В кирзовых сапогах.
Костюм на мне несвежий, В руках моих сума. А виноват Освенцим - Неволя и тюрьма.
Мой паспорт чуть подпорчен, И нет мне в жизни благ.
И вся моя подпочва
С большим клеймом: СИБЛАГ.
Везде меня боятся, Нигде почёта нет. Всем подавай дворянство - Вот где авторитет.
А я бедней бродяги, А я, как куль костей. И все мои бумаги - Угроза для властей.
Вчера я в Подмосковье Всю ночь проспал на пне. Мне снилось дно морское С дельфином на волне.
Пуста моя авоська, И я не на пиру. И солнышко смеётся Сквозь чёрную дыру!
Революция кровью мечена, Революция - страшный зверь. Я согласен. Но только нечего Обливать её грязью теперь.
Люди бредили не карьерою, Не желаньем занять посты. Уходили от устарелого, Разводили и жгли мосты.
Разве это не подлость, не варварство - Бить гранитную тень вождя, Разрушать наше прошлое яростно, Это что ещё за нужда!
Повторяется время судное, На раздоры толкает нас. Несерьёзное, сиюминутное Верховодит порывами масс.
Я нисколько не радуюсь этому! Кто нас может предостеречь? Не накормленному, раздетому Нужен хлеб, а не просто речь!
* * *
То строим, то ломаем, Смеёмся: "Ого-го!" Хоть что-то понимаем? Наверно, ничего.
За нас не поручились, Не надо никому!
- Чему мы научились?
- Наверно, ничему!
Опять стоит докладчик С закладками цитат. Прёт так или иначе, Что Сталин виноват.
Позвольте, Сталин умер, Что с мёртвого-то взять? В идейном общем шуме Кто может что сказать?
В аквариуме рыбки За мотылём бегут. А нас опять ошибки С поленом стерегут.
* * *
Благослови меня на плаху, Благослови на стыд и срам! Погладь ту самую рубаху, Которую кроил я сам.
Иду. Толпа уже глазеет, Трубит труба в свой судный рог. Палач петлю сейчас наденет, Опору выбьет из-под ног.
И спрашивают ухо в ухо: "За что его?" - "Ругал верха". И падает паренье духа: "Пойдём подальше от греха!"
* * *
Разделись рощи догола, Дрожит от холода осина. Кого-то старость догнала, Кого-то молодость настигла.
Кому-то жизнь дарит дары, А у кого-то отнимает. Стучат на даче топоры, Но там не строят, а ломают.
Готовят землю под коттедж, Завозят керамзит и битум. И царствуют одни и те ж, Хотя б цари, а то бандиты.
В поле часовенка, крестик на крыше
с ладошку, Сумерки тихо, доверчиво жмутся
к жнивью, Кто-то надумал молиться, А кто-то играет в гармошку. С этой Россией давно я на свете живу!
Как богопамятны зори в Рязани, Как хороши песнопенья овечьих закут!
В детстве, в деревне меня
Витькою Боковым звали. Виктор Фёдорыч - нынче с почётом зовут.
Я, как рабочая лошадь, шагаю, шагаю, шагаю, Мнится, что почва родная поёт
под ногой. Губы мои нараспев, я иду и слагаю Песню, в которой Россия -
мой главный глагол!
* * *
Живу, не жалуясь, не горбясь, Один девиз для всех - борьба. Как крест, несу печаль и гордость, Презрев смирение раба.
Горячий лоб покрыт печалью, Знак горькой боли меж бровей. Ещё один рассвет встречаю Всей грудью смелости моей!
* * *
Поэтом быть всерьёз захочешь, Носителем больших идей - Вставай поближе к дому, к почве, К простым словам простых людей.
Не бойся быта и корыта, Фабричных труб и проходных. Без них-то как? А сами мы-то Не родичи забот земных?
Понятность и доступность чествуй, Кроссворды, ребусы - гони! Всем с пушкинских времён известно, Что хлеб насущный не они.
Поэзия, как звон сосулек, Как токовик, поднявший бровь. Поэзия! В твоих сосудах Звенит бунтующая кровь!
* * *
Любовь не покупается, Она даётся Богом. Как странница скитается Она по всем дорогам!
Стучится в окна палочкой:
- Водички мне глоточек! И где-нибудь на лавочке Вздремнуть, поспать чуточек!
Хозяин глянет хмуро, Чужой красой не бредя:
- Зайди, приляг на шкуру Убитого медведя!
И на медвежьей полости, Раскинув руки сонно, Уснёт любовь, и в голосе Прорвутся нотки стона.
Охотник, житель бора, Пустил, а сам не знает, Что рана в сердце скоро Появится сквозная.
Он так её полюбит, Что про ружьё забудет, И, как за соболями, Пойдёт он за бровями!
* * *
Устал я от авосек жизни! Хожу, креплюсь и не тужу. И всё равно другой отчизне Я не служил и не служу!
Я в Риме был, я видел Папу, Хоры церковные хвалил. Я по-есенински "Дай лапу!" Дворняжке русской говорил.
Я с башни Эйфеля, бывало, Гляжу подробно на Париж, Мне этого смотренья мало. Как ты, родная рожь, стоишь?!
Тебя не вытоптали кони? Не сбил, не смял жестокий град? Не дрогнула случайно в поле На чей-то чужестранный лад?
Посол спросил: - Теперь куда Вы? - К себе домой, под русский дождь! В свои леса, в свои дубравы, В свои поля, где зреет рожь!
* * *
Поляна вышита ромашками - То белый цвет, то золотой. Она интимная, домашняя, Как будто стол рабочий мой.
Повсюду музыка шмелиная, Напор мелодии велик. О, жизнь моя, ты шевели меня. Не верь, что я седой старик!
Поэзия моя не ребус И не кроссворд. В ней многие увидят небо И небосвод.
Поэзия моя, как тачка, Как грубый грунт. Она смела, как сибирячка, У ней открыта грудь.
Она, как фартук, грубовата, Сапог её в пыли. Она немного рябовата, Как ком земли.
Поэзия моя не модна, Я это знал.
Зато она насквозь народна. Я всё сказал!
Россию знаю без натуги! Я пахарь, я её звонарь. Во мне живут дожди и вьюги, Пойду в луга, я там косарь.
Пойду на посиделки к девушкам, Едва-едва открою дверь, Никто не скажет: - Здравствуй, дедушка! Все встанут, крикнут: - Здравствуй, Лель!
Все до единой зарумянятся, Да так, что мне не описать, Любой из них готов покланяться, И с каждой хочется сплясать.
Я рад, что ты жива, Россиюшка, Я крепко жму твою ладонь. Во мне твоя гуляет силушка И полыхает твой огонь!
ПОВЕСТЬ для СВОИХ
ГГлагословенна старость - лучшее время жизни человека! Уже пройдено JD забытое младенчество, счастливое детство, тревожное отрочество, дерзкая юность, попытки взросления, летящая жизнь и неожиданное осознание, что ты въехал в преддверие старения и умирания. Уже похоронил родителей, многих родных и близких, вокруг всё чужое, то, что тебе было дорого, попирается новыми поколениями, и поэтому этот земной мир уже не жалко. Да и твоё земное время тоже кончается. Его же не запасёшь, да оно и вовсе не твоё. И не ты первый, глядя на восток, говоришь себе: "Вот меня не будет, а солнце всё так же поднимется". Или, как пелось в напрасно забытой русской песне: "Меня не станет, солнце встанет, и будут небо и земля".
