Скажем, тот же пес может каждый день лизать руки хозяину, но если у хозяина таких как ты, псов, много, а шапки нет, то пристрелит он тебя, а из твоей шкуры пошьет шапку. К примеру, премьер-министр Украины Павло Лазаренко уж как лизал США во все места, и деньги украденные там спрятал — все хотел побольше животного счастья. А тут, на беду, американцам толи другой пес приглянулся, толи потребовалось им показать миру, что не только Китай, а и они с коррупцией борются, посему, не моргнув глазом и не поморщившись, начали американцы из Павла шапку шить. А что тут такого? Скотина она и есть скотина — это ее удел. Правда, и счастье скотины в том, что она этого не понимает и живет счастливо до момента, пока хозяин, пряча за спиной нож, не начнет ее ласково поглаживать по шее: «Бяша, бяша…».
Вон ребятки в Киеве на Майдане искренне счастливы, что по сто баксов в сутки получают за оранжевую революцию. И никакого другого счастья им не нужно, и не хотят они задумываться о том, что эти 100 баксов прямо или косвенно платят американцы, а это не русские, — это хозяин очень прагматичный, т. е. платит тебе ровно столько, сколько ты ему нужен, а перестанешь быть нужен, он и бровью не поведет при сообщениях о твоей судьбе.
Так, к примеру, американцы поступили во Вьетнаме. Там у них во время вьетнамской войны тоже было много помощников среди тех вьетнамцев, которые хотели простого животного счастья за 100 баксов. Наконец вьетнамские партизаны американцев из своей страны выперли и американцам бы, по совести говоря, надо было бы своих помощников с собой в Америку забрать, учитывая, что тех ожидало от партизан. Но ведь в США их надо было бы кормить, пособия назначать, пенсии. Если бы речь шла о людях, то это один вопрос, а поскольку речь шла всего лишь о животных, то американцы во Вьетнаме не только всех своих помощников там же и бросили, так еще и их списки партизанам оставили, чтобы те их быстро переловили и перестреляли. (А то еще эти животные самостоятельно удерут из Вьетнама в США, а там потом возись с ними). А так американцы погомонили немного в прессе о жестокости вьетнамских тоталитарных партизан, да и забыли — свинью режут и едят, не вклеивая ее фото в семейный альбом, даже если эта свинья при жизни считала себя «тоже человеком». Считать себя человеком маловато, а чтобы им быть, нужно иметь совесть и достоинство.
Но, повторю, счастье животных и в том, что они вышесказанного не понимают, как не понимают, что человеку помянутые совесть и достоинство необходимо иметь хотя бы для собственной безопасности.
Однако свои мозги им в голову не вложишь, да и не дадут они — им собственные извилины «в кайф», а если еще и сто баксов обещают, то «вооще»!
Животные обгадили всё.
И вот эдакие животные своей бессовестной и низкой подлостью так обгадили когда-то точные слова, что уже и сам своей сути начинаешь стыдиться.
Мне за жизнь неоднократно приходилось менять взгляды на многие, казалось бы, незыблемые истины и это естественно — с получением новой информации, эти истины поворачиваются новой стороной и становится видна их порочность. Но во всем потоке выплеснувшихся на нас сведений, я не нашел ничего, чтобы заставило меня изменить взгляд на цели человечества: у человечества была и есть одна цель — построить коммунизм. Правда, по рецептам Карла Маркса его не достигнешь, но это не имеет значения для самого результата, поскольку важен сам коммунизм, а не то, по чьим планам он построен, кроме того, осознал я бредовость марксистских догм, выдаваемых за науку уже после перестройки, а до неё и эти догмы меня вполне устраивали. Короче, по своему образу мыслей, я коммунист, но ни членом КПСС, ни членом послеперестроечных компартий никогда не был, поскольку уж слишком много в КПСС было откровенных тупых и бессовестных животных. Всегда думал, вот вступлю в КПСС, а люди скажут: «Ага, и ты, как они!». И даже не в людях дело, пусть даже они и промолчат, ну так ведь сам так подумаешь, а ведь от себя никуда не скроешься. Вот и крутись тут: с одной стороны нужно сообщить, что ты коммунист, но при этом сказать так, чтобы собеседник понял, что ты к капээсэсовским уродам отношения не имеешь.
Всю жизнь был демократом. Демос — народ, кратос — власть, и я всю жизнь считал, что народ должен иметь власть над органами управления государством, то есть, все органы государства должны подчиняться только интересам народа. Всю жизнь считал, что в СССР была лишь пародия на демократию. Но вот началась перестройка и все органы государственной власти, и всё пространство вокруг этих органов заполнилось такими скотами, такими животными, что это уже и на пародию перестало походить. Однако все эти животные — алчные, подлые, тупые и абсолютно бессовестные — размазывают сопли по груди и утверждают, что это они и есть демократы. Но если эти твари это демократы, тогда как мне называться демократом?
Всю жизнь считал себя патриотом в силу того, что у человека просто нет другой более изученной и достойной цели в жизни, чем служение своему народу. Ну так ведь Гена Зюганов и возглавляемые им бараны уверяют всех, что это их кличка, что это они патриоты. Да неужели же патриот может быть тупым, подлым и продажным? Могут, могут! — уже 15 лет уверяют всех зюгановцы, ну а мне что делать? Если они — патриоты, то я уж точно не патриот.
Вот так эти скоты, эти животные без совести и достоинства обгадили все слова до такой степени, что уж и не знаешь, кем себя назвать, чтобы сразу же не вызвать презрения людей.
Долгое время одно было вроде непорочным — национальность. Никогда она мне не мешала, никогда не заставляла за себя краснеть. В СССР она официально не имела значения, а в реальном деле (я 22 года проработал на металлургическом заводе в Казахстане) она и фактически никого не волновала. Ну украинец и украинец — что тут такого? У всех в паспорте какая-нибудь национальность да вписана, кого это волновало? Партийные органы при дележке орденов национальность, конечно, учитывали, но ведь в жизни люди на эти ордена уже давно внимания не обращали — в жизни какой ты человек есть, так тебя и принимают, невзирая ни на ордена, ни на национальность.
Мне, кстати, подчинялся железнодорожный цех, а его начальником был Главацкий Игнат Станиславович, про него я знал, что он поляк. Мужик был надежный, как стена, — жизнь можно было без колебаний доверить. А главбухом завода была Прушинская Христина Макаровна и тоже надежнейший человек, но о ее национальности как-то не пришло в голову осведомиться. Может она тоже была полячка. А в середине 90-х я занялся Катынским делом и ближе познакомился с кое-какими поляками из Польши. Боже мой. Какие животные! Купили в прессе и генпрокуратуре России десятка три мерзавцев, сфабриковали Катынское дело так, как будто это русские в 1940 году расстреляли трусливых польских офицеров, — тех, которые в 1939 году удирали от немецкой армии в сторону СССР. То, что на самом деле этих польских трусов в 1941 году пристрелили немцы, поляки прекрасно знают, но поскольку эти животные не имеют ни совести, ни достоинства, то воют, стонут и канючат, чтобы Россия заплатила им за продырявленные немцами черепа трусливой шляхты. Я об этом уже много написал, и написал резко, но единственное, что меня сдерживало употребить те слова, что полагалось бы, так это Главацкий и Прушинская — то, что я твердо знал, что есть и среди поляков люди. И весь мой жизненный опыт общения с людьми утверждает и кричит: не имеет национальность значения — подонков животных и хороших людей в любом народе хватает!
Однако сегодня дело принимает страшный оборот — эти бессовестные животные захватывают власть в государстве и умах, и та их подлость падает на весь народ: раз народ их избрал и терпит, значит сам такой!
К хорошему ведь быстро привыкаешь, а я за годы жизни в СССР привык, что мне национальности стыдится не приходится — она у меня сама уважаемая. Правда, при выезде за границу наши внутренние национальности пропадали и для иностранцев все советские люди были русскими, а уж русских уважали за границей безмерно и не за деньги, а за то, что ты русский. Одни русских любили, другие боялись, но уважали все и о нынешнем презрении к нам речи не шло. В конце 80-х я был по делам в Южно-африканской республике, возможно в числе одних из первых советских людей, и надо было видеть радость и восторг негров, когда они узнавали, что ты русский, настороженность, но все же явно выражаемое уважение живущих там англичан и буров.
А к середине 90-х я и ездить за границу перестал — до того тошно было переносить плохо скрываемое презрение, и ответить на него было нечем: мы сами свой высокий статус гражданина Империи сменили на статус туземца колониальных территорий США. Можно сунуть голову в песок и делать вид, что это не так — что мы суверенные державы, — и если ты кретин, то пусть тебя эта поза порадует, но в остальном мире дураков мало — кто мы такие, тамошний народ видит. Видит и презирает. Да и как не призирать, если любым делом, любым словом мы четко демонстрируем, что у нас во власти бессовестные животные, а мы их трусливо и тупо терпим.
