В письме 26-го января 1842 г. сказано: «вращаюсь среди депутатов, бываю у большинства министров, дружбу которых считаю полезною для успеха нашего дела».
3-го февраля того же года письмо гласило: «…необходимо определить число акций, каким мы должны располагать, чтобы обеспечить за собой поддержку, которая нужна для успеха нашего дела».
Чтение этих писем произвело целую бурю в палате депутатов. На следующий день Тест сам, без всякого вызова, появился на трибуне палаты пэров. Сказав, что подкуп был бы бесполезен в деле, которое зависит не от министра, он уверял, что он не понял ни одного слова в прочитанных письмах, что он даже не в состоянии высказать какой-нибудь догадки по этому поводу. Тест выразил желание, чтобы это дело было вполне выяснено.
Кюбьера в этот день не было в палате пэров. 6-го мая хранитель печати палаты пэров сообщил распоряжение короля о предоставлении палате полномочий государственного суда для возбуждения дела против Кюбьера. Волнение в среде пэров достигло точки кипения. Только Кюбьер, бывший тогда секретарем палаты, оставался совершенно спокоен.
«Никогда, – сказал он, – никто не мог бы спокойнее и равнодушнее меня посмотреть в лицо истине, которая когда-нибудь выяснится».
Этот скандал для газетной оппозиции явился отличным поводом к ярым нападкам на правительство. К то время, как «Journal des Débats» и «Constitutionnel», в качестве официозных органов, удовольствовались простой передачей фактов, без дальнейших комментариев, и находились в явном затруднении относительно обвинения в подкупе, «National» совершенно недвусмысленно писала: «продажность разливается волнами с высших слоев общества на страну». Газета напомнила при этом об ажиотаже, какой воцарился при новейших железнодорожных предприятиях. Перепечатывая письма Кюбьера, «National» прибавила следующее: «…И не в праве ли делать упрек правительству за то, что оно порождает деморализацию или что оно сообщник этой деморализации, которая теперь мало по малу просачивается во все слои общества».
5-го мая та же газета дерзнула сказать следующее о каре Кюбьера: «Мы имеем крепкое основание думать, что с ним будут обращаться гораздо больше с снисходительностью, нежели по всей справедливости. Впрочем, какие бы последствия ни имело это дело, уже невозможно смыть его следы, и в истории нынешнего правительства оно останется позорным клеймом на челе запятнавших свою честь».
«Presse» – газета Жирардена – силилась показать, что весь этот скандал вытекал из политики Гизо.
7-го мая палата пэров в тайном заседании решила начать следствие. Председателем следственной комиссии был назначен канцлер герцог Пакье. В члены комиссии попали 10 пэров: герцог де-Брольи, герцог Деказ, граф Порталис, виконт Дод, барон Жиро, герцог Фезенсак и гг. Барт, Пераль, Леганьер и Ренуар.
Два дня спустя следователь отправился в квартиру Кюбьера для наложения ареста на его бумаги. Ренуару было поручено составить доклад о результатах следствия. 21-го июля 1847 г. читался этот доклад, и обвинитель держал свою речь, а 26-го было постановлено предать суду Депан-Кюбьера, Пармантье, Теста и некого Пеллапра. Только тогда разрешено было газетам напечатать доклад Ренуара.
Доклад изобиловал интересными подробностями. Фирма Пармантье, Галье и К°, уже начавшая без разрешения эксплуатацию копей каменной соли, находившихся ниже залежей каменного угла, принадлежавших этой фирме, желала получить концессию на помянутые копи. Министр финансов отнесся неблагоприятно к этому ходатайству. В 1841 г. Кюбьер, уже два года состоявший участником названной компании, принялся за хлопоты. 5-го февраля 1842 г. были предоставлены в его распоряжение 25 акций, чтоб облегчить достижение его намерений. Но так как 25-ти акций оказалось недостаточно, то он потребовал 40, но ему не могли дать столько.
Переговоры с министром публичных работ, Тестом, которого требовалось склонить на свою сторону, велись при посредничестве одного капиталиста Пеллапра. Несмотря на все хлопоты и жертвы, компания получила в 1843 г. концессию только на 6 километров, а не на 14, которых добивался Пармантье. Весьма недовольный таким результатом, Пармантье обвинил генерала Депан-Кюбьера в том, что он присвоил себе суммы, предназначенные для взяток. Он угрожал ему опубликованием его писем. Вообще Пармантье старался не упустить своих выгод. Когда дела компании пошли дурно, он потребовал от Кюбьера, чтоб тот выкупил у него 50 акций, а в противном случае грозил напечатать скандализирующую брошюру на его счет. Но Кюбьер заупрямился и ответил, что он никому не дозволит позорить его и клеветать на него. Затем, после 18-ти месячного молчания, последовал процесс Пармантье с участниками компании, не платившими своих взносов.
Во время этого-то процесса и всплыли на поверхность помянутые письма Кюбьера. Пармантье заявил, что он никогда не помышлял о подкупе, и что суммы выдавались Кюбьеру из опасения, как бы он не воспользовался своим влиянием, чтоб концессия досталась конкуренту Пармантье. Кюбьер утверждал, что в официальном мире он имел отношения только к мелким чиновникам, что он вполне полагался на Пеллапру, который уверял генерала, что он доставит сильную поддержку компании, хотя Кюбьер и не знал, в чем она состояла и кто тут замешан. И суммы, которые ему вручались компанией и те, которые он считал нужным тратить из собственных средств в интересах компании, он передал Пеллапре.
Тест показал, что знать не знает и ведать не ведает ничего. Дело становилось все более запутанным. Был ли Кюбьер обманщик или обманутый взяточник, а Пармантье – обманутый или вымогатель?
Тем временем оппозиция продолжала свою борьбу с возрастающей силой. «National» позволил себе заметить: «вероятно процесс г. Кюбьера кончится тем, что его прекратят». Но угроза тремя годами тюремного заключения и большим денежным штрафом напомнила газете, что не всегда уместно высказывать то, что думаешь. Однако, неделю спустя та же газета заявила по поводу новых выяснившихся подробностей этого дела: «у нас политика без всякой гордости, администрация без руля и ветрил, финансы в самом плачевном состоянии, много скандальных процессов и система подкупа, которая прямо-таки бессовестная».
Оппозиция обвиняла министерство в раздаче орденов за чисто личные услуги, обнаружились случаи тяжкого нарушения дисциплины в управлении армии и флота, ходили слухи об одном законопроекте, за который министру были предложены 1 200 000 франков. «Presse» рассказывала, как на третий лирический театр и на «Théâtre Italien» дана была концессия за взятки, и утверждала, что за 80 000 фр. представлялась возможность всякому добиться титула пэра.
Газета «National», указывая на одного министра, получившего от одной железнодорожной компании 500 вполне оплаченных акций, писала: «Неужели недостаточно поднять занавес, за которым оперировала эта шайка плутов, которую кабинет упорно охраняет, как своих добрых друзей? Когда правительство заходит так далеко, то настает его конец; если общее настроение умов обнаруживает такое недоверие, такое презрение к нему, то это правительство может еще оставаться, но оно перестает жить».
8-го июля 1847 г. палата пэров имела свое первое судебное заседание. Там не было ни особой скамьи для подсудимых, ни жандармов. Из обвиняемых присутствовали только двое. Пеллапра бежал. Зрителей явилось много, особенно депутатов. Четверть 12-го возвестили: «суд идет!» Появились герцог Павье, канцлер суда и президент палаты пэров, и члены суда, затем – Тест, Кюбьер и Пармантье в сопровождении своих защитников. Тест привел с собой еще двух адвокатов, из них один был раньше его секретарем, другой – начальником кабинета.
«Тесту 67 лет, у него южный выговор, большой, выразительный рот, глубокий шрам на правой щеке, плешивый и умный лоб, глубоко ввалившиеся глаза и иногда сверкающие блеском». Так описывает его Виктор Гюго. В петличке у него была росетка командора Почетного Легиона. Спокойно заявил он суду, что третьего дня он сложил с себя свою должность и свой титул. Это он сделал в письме к королю: «вручаю вашему величеству мою отставку от звания пэра Франции и президента кассационного суда, чтоб во время судебного разбирательства, которое начинается, быть охраняемым только своей невиновностью».
У Кюбьера, который на 6 лет моложе Теста, не было ни одного ордена. Пармантье только 55 лет. По свидетельству Гюго, «он толст, плешив, волосы его седые лицо красное, нос крючковатый, губы тонкие, мина плутовская. Это – человек, совершенно наивно сам себя считающий дрянью».
Большая часть этого первого заседания прошла в чтении обвинительного акта, на что потребовалось добрых три часа. Кюбьера – пэр Франции, Пармантье – адвокат, Пеллапра – бывший сборщик податей – обвинялись в подкупе министра публичных работ Теста взятками и подарками, с целью добиться концессии на копи каменной соли. Тест, пэр Франции, обвинялся в получении взяток и подарков. Сверх того, Кюбьер и Пеллапра обвинялись в присвоении себе части сумм, предназначавшихся на взятки. В тот же день Бюбьер, Тест и Пармантье были арестованы и посажены в «Conciergerie».
