Конечно, можно смело утверждать, что Wikileaks открыли явные радикалы, но что касается журналистов, то они в разных странах пытаются сформулировать какие-то общие кодексы своего поведения в экстремальных ситуациях. Иногда эти правила формулирует власть в виде жестких законов.
Но в конце концов, окончательный выбор за посадку самолета при плохой погоде несет его командир. Так и журналист наедине со своей совестью лично решает, что сказать гражданам, а что нет.
Никто не знает, что с нами будет завтра. И даже если вы пишете в прессе только про собачек, никто не знает, куда вас приведет случайно взятый поводок.
Моя главная мысль проста: нужно быть готовым ко всему, всегда задавать себе вопросы и думать о последствиях, чтобы потом вас всю жизнь не мучила совесть.
Я это говорю с очень серьезным выражением лица.
ПОДТЯЖКИ ЛАРРИ КИНГА, ИЛИ О ПОЛЬЗЕ ПОДРАЖАНИЯ
Я уже писал, что люблю хорошее кино.
Один мой друг пошутил, что только американцы делают кино, остальные – фильмы.
Я могу долго хвалить американское кино, но отмечу главное его достоинство – я понимаю, что в нем происходит.
Однажды, лет тридцать назад, я прочитал одну статью, в которой справедливо ругали фильмы, в которых не сходились концы с концами. Статья называлась: «Уметь рассказать историю».
Гениальное название.
Любую историю нужно уметь рассказать. Американцы умеют это даже в средних фильмах. С маниакальным мастерством в слабом фильме низшей категории они умудряются детально рассказать, как бывший полицейский, несмотря на то что от него ушла жена, а дочь его не понимает, настигает якудзу, в руках которой оказывается именно эта дочь.
И когда у него заканчиваются патроны, а главный якудза, смакуя ситуацию и наставив пистолет, говорит герою: «Встретимся в аду!», именно дочь произносит: «Но ты пойдешь туда первым!» – и стреляет якудзе точно в голову.
Я смотрю эту полную ахинею с наслаждением. Мне все понятно, потому что мне все объяснили.
Дочь нашла пистолет, потому что его выронил один из японцев.
Стрелять она умеет, потому что ходила к отцу на работу в полицию, и он дал ей один раз выстрелить в мишень, хотя она не попала.
Полиция не приехала вовремя, потому что один из полицейских работал на якудзу и отправил всех в другую сторону.
В финале фильма неожиданно в ангар вбегает жена героя. И это логично, потому что она услышала в новостях, что ее муж отстреливается.
Вы спросите, откуда в кадре стояли два верблюда? И почему они не погибли при шквальном огне?
Все просто – это был цирковой ангар для животных. Всех животных увезли, а верблюдов не успели. А не убили их потому, что, как мы знаем, в американских фильмах не принято убивать детей и животных. Поэтому верблюды как бы случайно уворачивались от пуль, а один из них, по-моему, даже отстреливался.
Особо всегда радует финал. Он неумолимо логичен.
Семья объединяется, а полицейский-предатель, которого тут же разоблачают, вынимая из карманов наркотики, оружие, фальшивые паспорта, адреса агентов Алькаиды и порнографические журналы, получает вдобавок плевок от верблюда.
Что тоже логично.
Но иногда американцам надоедает выпускать подобную продукцию, и тогда появляется Тарантино, который снимает «Убить Билла» (Kill Bill). Но, несмотря на высокую художественность, там тоже все понятно.
Героиня Умы Турман, с диким тарантиновским именем Беатрикс Киддо, она же Черная Мамба, так здорово владеет мечом, потому что этому ее научил старый японец, правда с подозрительно молодым лицом.
Мы детально видим сцены обучения. Черная Мамба старательно копирует движения старого учителя, превозмогая боль и отличаясь от учителя только повышенной эротичностью. Зато она потом всех мастерски топит в крови – значит, копирование пошло на пользу. Запомним эту историю.
Теперь о другом. Однажды телевидение предложило радиостанции «Эхо Москвы» снимать линейку ежедневных ток-шоу. Студия была одна, а ведущие каждый день разные. Тогда мы решили, что отличаться будем одеждой, и попытались раскидать – кто в чем будет вести.
Я решил, что буду в подтяжках, как Ларри Кинг. Мне всегда нравился этот стиль, особенно когда подтяжки хорошей фирмы.
Но потом появились сомнения.
А почему подтяжки?
А если меня начнут сравнивать с Ларри?
Я ведь ему проигрываю, особенно в гонораре.
Короче говоря, я от подтяжек отказался, сославшись на то, что буду их носить, если мне будут платить, как и звезде CNN, четыре миллиона долларов в год.
Я до сих пор жду ответа, но руководство молчит.
Пока оно молчит, поговорим еще об одном человеке, который хорошо известен в России. Его зовут Леонид Парфенов, и его имя любой российский телевизионщик произносит с придыханием. Я бы сравнил его с Тарантино в том смысле, что он оказался законодателем и новатором целого слоя телевизионных стилистических решений. Он делал документальные телевизионные программы, но для него, в отличие от других, оказалось важным, где стоит камера, как он перемещается в кадре и какая картинка перекрывает его закадровый текст. Он ввел массу новых телевизионных приемов, причем я бы отметил, что даже затрудняюсь определить, что было для них истоком. Я бы, в этом смысле, сравнил бы его с Пако Рабаном, который, как вы помните, придумывал новые ароматы духов «на ровном месте».
Я бы сравнил его программы с телефоном IPhone. Согласитесь, что это вроде бы телефон, но какой-то совсем другой. Теперь иметь его хочет почти каждый, более того, выпускать традиционные телефоны как-то бессмысленно. И вот, все фирмы начинают выпускать что-то похожее. Сейчас тот же психоз вокруг IPad.
Леонид Парфенов работал на канале НТВ, о котором я упоминал, после разгрома канала он ушел в печатную журналистику, а теперь делает документальные фильмы, не часто появляясь на экранах.
Однако каждый день в телевизоре я вижу очередной десяток парфеновых под другими фамилиями. Парни и девушки двигаются, как Парфенов, говорят с интонацией Парфенова, кроят свои сюжеты, как мог бы их теоретически скроить Парфенов. Подобный массовый психоз подражания я видел только в молодости, когда появились «Битлз», с их квадратными прическами.
Теперь принципиальный вопрос: нужно ли осуждать этих журналистов и ведущих за подражание?
Перед тем как ответить на этот вопрос, ответим еще на один – а нужно ли осуждать Черную Мамбу за то, что она подражала своему учителю, и нужно ли осуждать меня за желание надеть подтяжки, как у Ларри?
Я думаю, что осуждать подражание могут только те, кто сегодня носит дорогие костюмы, но забыли, что у них где-то лежит старая студенческая фотография, на которой непомерно длинные волосы переходят в широкие джинсы.
Эти люди укоротили волосы вместе с памятью.
Они забыли, что подражание на первых шагах – это не просто мода, а необходимость.
Польский писатель Ян Юзеф Щепаньский, в замечательной книжке путешествий «В рай и обратно», описывает примечательную сценку.
Он сидел в кафе в одной восточной стране. Напротив него сидел молодой местный парень с прической и одеждой, как у Элвиса Пресли.
Это было время Пресли – волшебное время дешевой нефти, больших машин и уверенности, что завтра будет лучше, чем сегодня.
Парень, глядя в упор на писателя, вдруг стал потихоньку выстукивать ногой ритм и напевать какой-то рок-н-ролл.
Глаза у него сияли.
Щепаньский пишет, что это был момент духовного родства, сакрализации идеи.
Парень обожал Элвиса, но где в его восточной стране Корана и запретов найти родственную душу?
И вдруг он ее нашел, даже изобрел. Он смотрел на писателя, и ему было все равно, из Америки он или из Европы. Просто перед ним был тот, кто географически ближе к Элвису.
Итак, зададимся вопросом: если тебе нравится чей-то стиль, если ты считаешь его лучшим, если он «ложится» на тебя, то почему ты должен гордо сказать: «Нет, я именно так делать не буду, это уже делает другой».
Хорошо, а как ты будешь делать? Иначе, но хуже?
Зачем?
Что касается меня, то в своей работе я подражал всем, кому мог. Все, что я считал хорошим, я примерял на себя – вспомним хотя бы шестиногого инопланетянина.
Я учился писать у одних, смешно писать у других, а стилю у третьих.
В журналистской работе я вел себя так же. Удачные фразы, хорошее начало эфира, остроумные концовки – все чужое шло в мою копилку.
Однажды я услышал, как ведущий, заканчивая программу, сказал: «Оставайтесь с нами». Теперь и я часто говорю эту фразу, хотя понимаю – это штамп. Точно так же говорят и сотни других ведущих. И они правильно делают, потому что это хорошая фраза.
Когда много лет назад в России стали показывать CNN, меня потрясли некоторые ведущие эфира. У них были дорогие костюмы, как у адвокатов, благородная седина и особый, серьезный взгляд в камеру, вызывающий доверие аудитории. Особенно потрясали низкие бархатные голоса, которые нравятся девушкам.
Я понял, чего мне всю жизнь не хватало.
