Кибермошенники работают на опережение, расширяя список атакуемых систем, платформ и технологий в сторону менее распространенных или только-только появившихся (Mac, Android, NFC и др.). Чем объяснить интерес хакеров к не самым распространенным нишевым технологиям?
Говоря экономическим языком, происходит диверсификация бизнеса киберпреступников. Причина понятна — для популярных технологий давно применяются средства защиты, и атаки на защищенные системы становятся все менее эффективными. Теперь злоумышленники все больше уповают не на взлом защищенных систем, а на выявление и использование слабого звена. Защищен ноутбук руководителя — будет атакован его планшет или смартфон. Защитили их — будет атакован сотрудник из ближайшего окружения. В конечном итоге сгодится любой, чье устройство проложит путь к нужной информации в корпоративной сети. В современном мире больше нет деления на те участки, которые нужно защищать, и все остальные. Красный цвет опасности — на всей виртуальной территории.
От путча до путча / Политика и экономика / Спецпроект
От путча до путча
/ Политика и экономика / Спецпроект
Сергей Филатов — о «Лебедином озере» и спящем Назарбаеве, о танкистах-наркоманах и «Небесах обетованных», о том, как Явлинский вышел из игры, как Хасбулатов невзлюбил Гайдара, а Руцкой из защитника превратился в завистника, как принималось решение о расстреле Белого дома, а также о том, как президентскую кампанию 1996 года обменяли на залоговые аукционы
Август 1991 года историки признают той искрой, которая запалила бикфордов шнур революционных перемен, завершившихся в 1993 году принятием новой российской Конституции. Рассказывает непосредственный участник тех драматических событий Сергей Александрович Филатов.
— Сергей Александрович, в вашей жизни было два Белых дома. В 1991 году вы, секретарь президиума Верховного Совета, Белый дом защищали...
— Когда объявился ГКЧП, я был в Железноводске с супругой. Там и другие депутаты отдыхали — Фима Басин, Катя Лахова. И утром рано жена мне говорит: мол, что-то такое непонятное по телевизору идет, целое утро «Лебединое озеро» показывают. А вскоре услышал первое сообщение ГКЧП. Сразу понял: переворот в Москве.
Взял трубку, звоню Хасбулатову. Долго телефон не отвечал, потом он берет трубку: «А, Сергей Александрович, добрый день! Что случилось?» Я говорю: «У нас-то ничего, у вас что случилось?» — «У нас, — говорит, — все в порядке». И смеется. Я говорю: «Телевизор включите, посмотрите. По-моему, у вас переворот». Включил он телевизор и побежал к Борису Николаевичу. Мы все рядом тогда жили в Архангельском. А я скорее в аэропорт. Во Внуково приземляемся. Смотрю в иллюминатор. Танки стоят — вот так прямо один к одному. Спускаемся. Все спокойно вроде. Нас встречает водитель и говорит: «Сергей Александрович, смотрите, мосовские, то есть цэковские, машины все стоят. Им шины прокололи». Едем. Я начинаю примечать: стоят танки, и некоторые свалены в кювет, у кого-то гусеница распущена. Ну, думаю, или неподготовленные они, или это специально ребята делают. Когда подъехали к Белому дому, дорога была еще свободна, но начали уже подносить деревья, всякий мусор.
Люди стали приходить к Белому дому. Надо было налаживать эфир, выдавать информацию, чтобы она пошла по стране. Что это путч, переворот! Вот этим я и занимался. Депутатов и многочисленных помощников начали посылать по вокзалам, в аэропорты, в воинские части, которые были около Москвы. Главная задача — разъяснить, что происходит, чтобы они не двинулись с места. Иначе война.
А потом танки начали двигаться. Причем если первый день все еще было нормально, то на второй день к вечеру внутри бронетехники появились какие-то неадекватные люди. Говорили, что они напичканы наркотиками. Стоишь прямо перед танком, а его задние вперед толкают. И стреляют. Причем трассирующими. Это мне по телефону Ефим Басин (председатель комитета по строительству, архитектуре и ЖКХ Верховного Совета. — «Итоги») говорил, которого мы послали навстречу бронетехнике.
Еще в первый день позвонил Хасбулатов: «Сергей Александрович, подходите к Борису Николаевичу, спустимся на лифте в подземный этаж». И в это время звонок из Казахстана: «Что у вас происходит?» Я начал рассказывать, что идет уничтожение нас, россиян, Верховного Совета и Ельцина. А те говорят, что, мол, сидим, заседаем, разделились 50 на 50. В общем, поругался с ними, потом побежал к Борису Николаевичу.
Борис Николаевич хорошо, молодцом держался, хотя немножко и бледноватый был. Мы, то есть Верховный Совет, постоянно заседали. Телеграммами я всех депутатов вызвал.
Ночью пришла тревога. Позвонил Назарбаеву. Спит, просил не будить. Вдруг телефонистка через 5 минут по спецкоммутатору мне перезванивает: «Сергей Александрович, я чувствую, какая-то обеспокоенность у вас. Мы разбудили Назарбаева». Я начал с ним говорить: мол, если не вмешаетесь, то черт знает что будет. Если у вас есть какое-то влияние на Крючкова и эту братию, скажите им, замолвите свое слово. Все республики молчат, как воды в рот набрали. Он звонил после этого. Видимо, тоже вложил свою какую-то лепту в нашу победу.
Интересного в Белом доме было много. В те дни приехали радиолюбители, более 30 человек, они по своим каналам информацию распространяли. Потом наконец включили громкую связь, ее, оказывается, не было в этом здании. И тогда белодомовские не только выступать начали, но и транслировали передачи, которые вела Бэлла Куркова, ребята из «Взгляда». Появились Ростропович, Шеварднадзе... А 24 августа приехал Эльдар Рязанов со своим последним фильмом «Небеса обетованные» и с артистами — участниками этого фильма. Было видно, с каким воодушевлением они шли на встречу с защитниками Белого дома. Мы открыли Большой зал Верховного Совета для всех желающих. Это было прекрасно. А потом я поехал домой спать.
Но за это время произошли и другие знаменательные события. 23 августа меня пригласили в представительство Узбекистана. И я понял по каким-то пока не очень видным приметам, что Советский Союз разваливается. А в последующие дни, когда республики стали выходить одна за другой на референдумы, я съездил в Армению и понял: да, это конец, Советского Союза больше нет. Такой эйфории я не видел даже в России.
— Прошло два года, и в 1993 году мы получили Белый дом другого розлива.
— Причин тут несколько. Шоковая терапия не нравилась никому, на этом играли реакционеры. Со 2 января 1992 года, когда начались реформы, мы стали все сильнее и сильнее расходиться с Хасбулатовым. И он все больше не просто критиковал все шаги Гайдара, а убийственно критиковал, выставляя его в неприглядном виде. Любимым выражением у него стало: «Мальчики в коротких штанишках» — это о правительстве Гайдара. Постоянно подчеркивал, что Гайдар в рыночной экономике ничего не смыслит, тем более до этого работал в журнале «Коммунист,» и многое другое. Часто подставлял подножки. На VI съезде народных депутатов (апрель 1992 года) призывал признать реформы неудовлетворительными, чуть ли не вредными. Но я все-таки уговорил президиум Верховного Совета принять на съезде декларацию с решением реформы продолжить.
— Какую альтернативу выдвигал Хасбулатов?
— Завуалированно, наверное, да, китайский путь. Не шоковую терапию, а постепенное движение к рынку. Но проблема в том, что исходные позиции были очень тяжелые: не было валюты, золото растрачено на одну треть, продовольствия нет, то есть надо срочно предпринимать какие-то шаги, экстренно просто! Денег Запад не давал, пока мы не начнем реформы.
А что такое рынок построить? Значит, надо банки создавать, надо прежде всего собственностью обеспечить людей. Без этого бессмысленно вообще что-либо делать.
В начале декабря 1991 года мы встречались с Борисом Николаевичем. Были все заместители Хасбулатова и он сам. Гайдара не было. Был, по-моему, Бурбулис. Борис Николаевич сказал, что положение тяжелое. Мы хотели начать реформы вообще с 15 декабря 91-го, но позвонил Леонид Кравчук и очень просил начать с нового года, потому что они хотели с нами идти параллельно. Мы согласились... У меня в голове свербело страшное выступление Абалкина, что на реформы нам понадобится 15 лет. А Гайдар обещал сжатые сроки. И мы с Борисом Николаевичем ему поверили.
— А почему Явлинскому не поверили?
