Огонь Свечи был необъятным…
За тысячи лет своих странствий по земле Ходжа не видел такой Свечи и такого рукотворного Огня… О!..
Но тут тьма нашла на поле русское, и на старца деда Стрижа, и на Ходжу, и на осла его трубящего…
И в ночи от Свечи звёзды яро горели, бежали в огне бурьяны…
И озаряли стремительно павшую, как убитая птица, ночь ночь…
Тогда тысячелетний Ходжа сказал во тьме притихшему деду:
— Я знаю этот Огонь, который Господь опускает на народы грешные…
Насмотрелся я в веках… Ноздри мои полны такого огня, дыма и чада…
А дед Стриж перекрестился и зашептал быстро, сбивчиво:
— Это наш родной Батюшка пришёл… Заждались Его мы, русские… Когда человеки уже не могут бороться с бесами — тогда Сам Господь приходит Живой с Огнём…
Спас Ярое Око… Спас Огнь… Спас Меч…Он Огонь принёс на Русь…
И этот Огнь попалит все бурьяны…
И всех пианых человеков, в бурьянах лежащих, осветит и попалит…
Да смертно жаль их…
И дед побежал по еще не горящим бурьянам, чтобы поднять, упасти всех пианых, спящих, потерявшихся, заблудших, веру потерявших…
А таких было множество… лежащих в бурьянах…
Вся Русь в бурьянах…
И Ходжа пошёл с ним…
А дед шептал, страдал, маялся:
— О, Русь бурьяна…
О, Огнь Христа Тебя попаляет… озаряет…
Да жаль трусливых, спящих, заблудших, слепых, обманутых, пианых…
А их больше, чем горящих бурьянов…
Тогда Ходжа сказал деду Стрижу:
— Это Господь принёс Свечу Любви, чтоб попалить бурьяны и открыть землю для тучной долгожданной пашни…
Чтобы поднять, осветить, озарить всех падших, пианых, спящих и несчастных…
Это Свеча Любви, а не Свеча пожара…
Это Свеча, а не Меч…
Воистину Свеча Любви Русской в Перстах Спаса Русь Святую озаряет, упасает, из бурьяна поднимает…
Блаже!..
Тут дед Стриж зарыдал блаженно, радостно:
— Это Батюшка… Спаситель Иисус наш родной вечный Батюшка пришёл…
Опять Он прощает, поднимает, любит нас, русских, объятых блудом, страхом, пьянством и бурьяном…
Дед Стриж рыдал, всхлипывал в горящем поле русском…
И алые вышитые петухи на его льняной косоворотке вымокли от его счастливых слёз…
И почудилось деду, что запели они, как петухи гефсиманские…
Русь! Петухи поют…
Пора подниматься…
Свеча Русской Любви пылает…
1
Анастасия Белокурова __ ХОЛОДНОЕ ЛЕТО 54-го...
"Остров проклятых" (США, 2009, режиссер — Мартин Скорсезе, в ролях: Леонардо Ди Каприо, Марк Раффало, Бен Кингсли, Эмили Мортимер, Мишель Уильямс, Макс фон Сюдов)
Страшно просыпаться в темноте.
Над тобой склоняются не те.
Николай Григорьев
Серые глаза — рассвет. Непогода. Шторм. В пучине свинцовых волн движется одинокий паром. На борту бостонский федеральный маршал Тэд Дэниелс (Леонардо Ди Каприо) и его помощник Чак (Марк Раффало).
Дэниелс мучается от морской болезни и болезненных видений, теряет сигареты, проводит рукой по небритой щеке. Его путь лежит на остров Шаттер, где находится отрезанная от всего света засекреченная психиатрическая клиника для опасных преступников, маньяков и серийных убийц. На дворе 1954 год, и в памяти маршала еще звучат автоматные очереди массовых расстрелов в Дахау. Есть и другие психологические травмы из затуманенного прошлого, но о них мы узнаем позднее.
А сейчас, в промозглой мгле больничных коридоров, Тэду Дэниелсу предстоит расследовать происшествие — таинственное исчезновение одной из пациенток, сумасшедшей женщины, когда-то убившей трёх своих детей. Постепенно Дэниелс понимает, что на острове творится неладное. Он чувствует, что ему лгут все — и медперсонал, твердящий как заведённый одно и то же, и два главных врача клиники — мягко стелющий словоохотливый (Бен Кингсли) и явный бывший нацист (Макс фон Сюдов). Следствие заходит в тупик, а маршала всё больше и больше начинают преследовать кошмары. И, конечно же, как и полагается, в таких случаях, разыгравшаяся буря отрезает остров невезения от нормы, благополучия и прочих материковых благ.
Сделав шаг на территорию "чёрного фильма", Мартин Скорсезе не ограничился перепевом мрачных мотивов "Шокового коридора" Сэма Фуллера, где присутствовала схожая завязка. Пусть даже дождь, обрушившийся на островитян, приходит с той же тёмной стороны, что и галлюциногенный ливень, льющийся с потолка больничных коридоров в фуллеровской ирреальности. И если герой "Шокового коридора" шёл к безумию — как по ступеням — в лишённый здравой логики ад, у Скорсезе изначально отсутствует само понятие схожего пути. Персонаж Леонардо Ди Каприо — для этой роли он особенно рьяно бежит от образа "сладкого Лео", по которому по старой памяти продолжают сохнуть зрительские сердца, — с маской обречённого отчаяния ищет то, чего не существует в реальности. И в результате падает внутрь себя, как в колодец, в котором спасительное дно никогда не будет обретено.
Идеально выдержанная гармония между инферно и хтонической повседневностью достигается путём цветового контраста. И пылающие красками видения, балансирующие буквально на грани пошлости и гениальности, своей пряной избыточностью только подчёркивают визионерский смысл происходящего. Именно так должно сочиться образами болезненное сознание, и нет более точных изобразительных средств, чем кино, чтобы показать эту сияющую адскими виньетками спираль. Ещё чуть-чуть — и смотреть на происходящее было бы невыносимо. Раздражение и восхищение идут рука об руку. В этом плане фильм похож на орхидею, чья красота приторна и отдаёт гниением. Или на Аделлу, которая ещё не ужинала, рядом с которой нет Ника Картера, способного разгадать её гибельную сущность. Прозрение приходит к маршалу Дэниелсу в конце. И оно бесконечно далеко от изящных и ироничных картеровских эквилибров.
Говоря о безупречности формы "Острова проклятых", необходимо заострить внимание на том, с каким совершенным мастерством Скорсезе добивается эффекта, на который в наши дни способны немногие. Гигантомания внутреннего режиссёрского зрения не только не входит в противоречие с герметичностью очередных "Десяти негритят", но и заставляет сюжет до поры до времени работать без сбоев. То, что поначалу кажется чудовищной пошлостью, оправдывается в конце сверкающим абсолютом.
Несколько иная ситуация с содержанием. Увы, оно не всегда успевает за формой. Когда происходит развязка, тайну которой внимательный зритель постигнет еще до середины картины, определённое разочарование неизбежно. С другой стороны, наследовать Фуллеру в разгадках шарады было бы нелепо и странно. Есть и другие, не менее привлекательные сферы, откуда можно почерпнуть вдохновение — "я возьму своё там, где увижу своё". Кроме "чёрного фильма", существует ещё и "жёлтый фильм" — любопытнейший итальянский триллер-jiallo, чей расцвет пришёлся на конец 70-х. С изяществом осы оживают на экране знакомые формы. Замкнутые пространства "Простой формальности" Джузеппе Торнаторе обретают второе дыхание в мрачных склепах острова Шаттера. Закольцовывают сюжет похлеще смирительной рубашки для слишком любознательного пациента.
И всё же в "Острове проклятых", берущем своё начало в миражах Орсона Уэллса, не раз провозглашавшего, что мир — это сплошной кошмар, ночной сон похмельного человека, Скорсезе не делает ни малейшей попытки строго следовать жанру. В отличие, скажем, от "Чёрной орхидеи" Брайана Де Пальмы, в которой схема развития действия была чётко запрограммирована заранее, ещё со времён Чандлера и Хэммета, Скорсезе экранизирует роман Денниса Лихейна (автора "Таинственной реки" и писателя, воспевшего Бостон). И в конце концов препарирует нуаровские клише в область чистейшей психологической драмы. В которой нет места ни мужественной стойкости фильмов Фуллера, ни линчевскому колориту в живописании образов непобедимого зла. Поэтому, как ни крути, а поверх перечня названных выше имён Мартин Скорсезе может легко начертать жирный автограф собственного "Я". Подпись, подделать которую невозможно.
