Кривую яблоню, засохшую в саду!
АНГЕЛ
Просиял мне во взгляде небесном твоём
Голубых звёздных глаз золотой окоём;
И в тебе я увидел иные черты.
Так воздушны они и телесны!
Я увидел, что это сияла не ты,
А твой Ангел-Хранитель небесный...
***
Закрыли гроб... И в горестной уже моей горсти
Совсем последнее прощание земное...
Земля летит в могилу – и теперь "прости" –
Такое запоздалое, навек родное!..
Куда ни глянь – кругом уже могильная земля,
Она собой одна всю землю закрывала...
О сколько же её – не горсть – а целые поля –
В горстях народа русского перебывало...
ВОРОХ
Дерево листья роняет
Ветви свои наклоня,
Солнце полёт осеняет
Светом вчерашнего дня.
Шелест разрозненный слышу
В воздухе и по земле,
Дальше полёта не вижу –
Что там в рассеянной мгле?
Дерево в поле застыло,
Падает тень на меня,
Что ты, душа, позабыла
В небе погасшего дня?
Солнце закатное, где ты?
В день, догоревший дотла,
Листья уносит по ветру...
Кружит и кружит по свету
Ворох земного тепла...
В КРИВЦОВЕ
Так холодно-тихо в пустынном лесу,
Сама тишина состоит из деревьев,
Над снегом застывшей почти на весу,
На старом погосте забытой деревни...
Сама тишина состоит из мороза,
А ты задремал и не слышишь в ночи,
Как потрескивает за окном берёза,
Как будто поленья берёзы в печи...
А бабушка крестится всё на иконы,
За деток родных добивает поклоны,
За внуков болящих – и так до утра...
Сквозь сон понимал – на молитву пора,
Не слушая слышал церковные звоны
В соседней деревне под стук топора...
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
Какой на озере лесном сегодня листопад!
Разрозненно упавшие и словно невпопад,
От ветра на воде качнулись, как на ветке, золотые...
И вот они подплыли к берегу почти и в камышах застыли...
Весь отражённый в озере преодолев закат...
Вчера еще казалось, что не плыли эти листья, а летели,
Кружась торжественно, совсем другую ощутив свободу
Иль может быть, шуршали под ногами, шелестели,
Но всё же им казалось, что летят они по небосводу
Ещё не зная ничего про это озеро, про эту воду...
И вот забылись на воде, как на деревьях в ясную и тихую погоду...
ДЕДУШКА ПАХОМИЙ
На ногах его –
Исхоженные латаные валенки,
В них – по жизненному полю,
По земле родимой
Дедушка ходил Пахомий,
А теперь он дома
Днями дремлет на завалинке...
День, смотри, какой стоит погожий!
Что же ты каликой перехожей
По Руси святой уже не ходишь,
Дедушка Пахомий?..
А ходил ведь раньше
Да перед Божьим светом
И весной, и осенью, и зимой, и летом...
Дремлет старчик,
Разморило жарким солнцем на завалинке,
Голова сошла на грудь,
И сползли на землю валенки,
В них ты по родной землице
Все ещё, родной, походишь,
А пока что Русь святую
Клонит в сон твой, дедушка Пахомий...
ВЕТЕРАН
Зимой, когда однажды в парке, на закате дня,
Я сквозь пушистые деревья в даль неясную всмотрелся, –
Увидел свет – седой старик у Вечного огня
Сидел с протянутой рукой на корточках, как у костра,
И грелся...
***
Погост так замело,
Что добрались насилу,
Пахнуло на меня
Морозным духом,
Когда нашли его
Открытую могилу...
Пусть моему отцу
Земля да будет пухом!
Сияет светом холм –
То белизна сугроба.
И горсть земли,
Вся белая от снега,
С тяжёлым стуком
Падает на крышку гроба
И улетает в небо...
ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Горсть земли в путь-дорогу возьмёт.
И покажется лёгкой дорога...
Но покоя уже не даёт
Подступившая к сердцу тревога.
Отчего же так горько в пути,
Отчего всё вокруг незнакомо?..
И чем дальше от отчего дома,
Тем земля тяжелее в горсти.
Геннадий Красников ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
***
От новостей катастрофических,
от мыслей апокалиптических,
вот-вот свихнётся белый свет,
и от ночей ополнолуненных,
и от речей ополоумненных –
уже нигде защиты нет.
Назвались неучи учёными,
а белыми назвались чёрные,
черня других со всех сторон,
попёрли серые и средние,
и стали первыми последние,
и первых вышвырнули вон!..
Устами подлыми и хитрыми
то лжехристы, то лжедимитрии
морочат нас... А между тем –
история скрипит и тянется,
кто был никем, тот и останется
в грязи и золоте – никем.
ОПЫТЫ (ESSEIS)
Предчувствия мои меня не обманули:
в июне был июнь и был июль в июле,
и следом за средой четверг шёл чередою,
и по утрам башка трещала с перепою.
Шли в небе облака, как на шашлык барашки,
а по лугам цвели люпины и ромашки,
и было, как всегда, сто метров в "стометровке",
и было, как всегда, пол-литра в поллитровке.
Сограждане мозги упорно напрягали,
чтобы вписать "стакан" и "хрен" по вертикали,
трудился интеллект могучий капитально,
а мимо жизнь текла вполне горизонтально.
Пришедшие с мечом, найдя войне замену,
лукавый щуря глаз, нам назначали цену,
мели по всей земле во все пределы мётлы,
на брошенных шприцах горело солнце мёртвых...
Ещё звучал язык есенинский, рубцовский,
и в Петербурге жил Глеб Яковлич Горбовский,
но каждый новый день мы ждали всё тревожней,
и новых двух друзей был старый враг надёжней.
Предчувствия мои меня не обманули…
***
Опять над нами тёмная завеса,
опять тебе отходную поют,
опять твою страну бесславят бесы,
и снова бьют и плакать не дают!..
