Шершень принял Муху равнодушно, он вообще ленился бегать за кошками. Зато он очень любил лягушачье пение. Лягушки поначалу жили у дочери нашей соседки, но соседка была алкоголичкой и средств на прокорм животных чаще всего не имела. Сначала мы слушали лягушек за стеной, потом террариум был перенесён к нам на кухню. Говорят, что лягушки орут, когда готовятся к брачным играм, но эти голосили куда чаще. Возможно, пока они обитали в семье алкоголиков, они кричали от голода. Затем просто по привычке, или от страха, что их вновь не накормят. Изо всей нашей семьи лягушачьи концерты любил только Шершень. Он приходил на кухню, и подолгу смотрел в террариум, иногда даже вставая передними лапами на подоконник.
Обитатели террариума умели издавать звуки на удивление разнообразные: они квохтали, курлыкали, кряхтели, тикали как часы, стучали как швейная машинка, в голос зевали, немного каркали и даже тихонько подвывали. Кажется, что Шершень разбирал их речь и разделял лягушачью печаль. Иногда, слушая лягушек, Шершень тихо улыбался. Улыбаться он тоже умел.
Муха в это время ловила и поедала чёрных тараканов, а также рыжих, ещё не убитых чёрными.
Ещё она, с удивительной грацией сшибала на лету огромных мух, обрывая их зуд на самой противной ноте. Но этим зрелищем она удостаивала членов семьи крайне редко – охотиться Муха на воздухоплавающих любила в одиночестве. Мне несколько раз удавалось подглядеть, как, затаившись на спинке дивана, Муха неожиданно делала пронзительный прыжок, и убивала в лёт чёрный помойный бомбардировщик.
Однажды мы уехали за город, Муху, не вовремя отправившуюся на прогулку, найти не смогли, оставили открытой форточку и насыпали ей обильной еды в большую кошачью тарелку. Когда вернулись через неделю, пол был усеян мухами, их было больше сотни.
Представляю, что там творилось всё это время, какое побоище…
Рыбки Шершня не волновали, зато Муха периодически нарезала круги близь аквариума.
Добраться до чешуйчатых она так и не смогла: рыб мы сами загубили. Купили на рынке какого-то мелкого блестящего пузана, с ноготь ростом, ну, чуть больше. За ночь эта пакость сожрала, кого успела сожрать, остальных изуродовала, самая большая особь по прозвищу "мексиканец" пыталась избежать общей участи, волоча за собой нежные кишки.
Я снял крышку с аквариума и запустил на кухню Муху. Через пару часов аквариум был пуст.
Белый голубь в это время сидел на шкафу и молча смотрел в сторону. После случая с рыбками, он покинул наш дом.
В тринадцать лет мне страшно захотелось собаку как в кино про электроника, "а, мам?"
Мама вроде и не против была, но по-доброму сказала, что две собаки – это много, у
Шершня был аппетит как у душары, а выглядел он как хороший дембель.
Я затаился. В ту минуту во мне поселился взрослый человек, тать, подлец и врун.
В страсти по новому псу Шершня я разлюбил. От его "мама" меня всего кривило.
Однажды собрался, и, весь покрытый липким ледяным потом, отправился с ним на вокзал, купил билет до какой-то, напрочь забыл какой, станции Велемирского направления.
Уселись на жёлтую лавку. Шершень спокойно смотрел перед собой, расположившись в ногах у меня.
Вышли, я дождался обратной электрички, и шагнул в неё за секунду до того, как закрылись двери.
Шершень даже не смотрел на меня, как будто ему было стыдно. Он так и остался сидеть на асфальте, не пошевелившись.
– Я думаю, он мог бы вернуться, нашёл бы дорогу… Просто не захотел.
Алька посмотрела на меня, потом мимо меня, потом снова на меня. Ничего не ответила.
Вскоре после того, как Шершень исчез из нашего дома, ушла и Муха, неведомо куда. И с лягушками какая-то напасть стряслась. Наверное, им некому стало петь.
Николай БЕСЕДИН В ГЛУБИНЕ ПОЛЕЙ
СТАЛИН
Кому за это поклониться:
Судьбе, России, небесам?
Мелькают царственные лица,
Подобно прожитым векам.
И среди разных в списке длинном
В двадцатом веке роковом
Стоит он грозным исполином
И верноподданным отцом.
В простой одежде,
без отличий,
Погасшей трубкой
жест скупой...
И свет державного величья
Над поседевшей головой.
Его с Россией обвенчали,
Продлится жизнь её доколь,
И венценосные печали,
И человеческая боль.
Его народ мечтал о небе,
Круша врагов, смиряя плоть.
Он дал насущного нам хлеба –
Из Божьей житницы ломоть.
Его всенощная молитва
Звездой алеет в небесах.
Идёт невидимая битва
За царство светлое в сердцах.
И слово плавится от боли
И, мрак пронзая, рвётся ввысь.
Воскресни сталинская воля!
И мудрость Сталина явись!
Ещё не ночь, ещё не поздно
Соединить две высоты:
На храме крест, на башнях звёзды –
Две вековечные мечты.
***
Памяти Алексея Фатьянова
Поэты военной поры,
Высокой судьбы песнопевцы!
Вращаются ваши миры,
Как спутники русского сердца.
Не гаснут ни днем, ни во мгле.
И тихо звучат позывные,
Чтоб нам на озябшей земле
Не выстудить имя Россия.
Чтоб мы не забыли свои
Великодержавные были,
Чтоб русских солдат соловьи
От снов колдовских пробудили.
Не гаснет в печурке огонь,
И память не старится наша,
Фатьяновская гармонь
Играет походные марши.
ПРОЩАНИЕ С ПУШКИНЫМ
"Редеет облаков летучая гряда..."
Так было, есть и будет так всегда.
Ни мир, ни душу не переиначить.
Какие б вихри не взметнул восток,
Как ни был бы закат заносчиво высок,
Но день придёт.
Не может быть иначе.
Рука откроет пыльное окно,
И заискрится старое вино.
Ах, как глоток прохладен и целебен!
И ветер запах звёздный принесёт,
И ощущенье вечности вернёт,
И тихий дождь прольётся,
как молебен.
Но кто-то вновь разрушит этот лад,
Окно затмит, погасит звездопад,
И старое вино заменит пепси.
Заглушит дождь охрипший диск-жокей,
И этот кто-то скажет мне: – О, кей!
Не понимаю, что же ты не весел?
Живи, чудак, и радуйся, пока...
"Редеет облаков детучая гряда..."
***
Дулёво, Жостово,
Аксаково...
Благословенные места.
Усталый свет
закатов маковых,
Зари рассветной
чистота.
Есть память душ.
Она – таинственна
Вдруг оживёт, заговорит,
И воскрешается
молитвенно,
На чём Святая Русь стоит.
Там в глубине полей порушенных,
В сиротской скудости лесов
Звенит державный меч, разбуженный
Стенаньем преданных отцов.
Там тени мстительные бродят,
Как призраки в метельной мгле,
Где проростает чужеродье
На русской издревле земле.
Они в единый строй смыкаются,
Пройдя Россию вдоль и вширь.
Уходит ночь.
Он просыпается
Илюша – русский богатырь.
***
Вы мне говорите, вы мне говорите:
– Любовь подарите!
И больше не надо, и больше не надо
