что — не любил, не пил вина,
не щебетал, как Божья пташка,
И лишь — вздыхал порою тяжко,
когда сходились две эпохи.
...На днях я слышал эти вздохи.
"ДЕЖУРНЫЙ ПО СТРАНЕ"
Единокровен сатане, —
такой же древний,
теперь дежурит по стране,
не спит, не дремлет.
Не заскорузлый бутерброд,
жабоподобен,
тот юморист куснёт народ, —
и кайф — в утробе!
На Красной площади, как прыщ,
налитый гноем,
вещает, что теперь он — нищ,
помят разбоем;
но Запад Мойше — до звезды:
он занят делом.
Он из России борозды
ещё не сделал.
А мог бы запросто слинять,
пока — не жмурик...
Но хочет он пообвинять
и — подежурить!
Душевный теребит покой...
Друг? Враг народа?
Простить? Или — под зад ногой
урода?
Валентина Ерофеева “НЕСТЕРПИМО ОЖИДАНЬЕ ВСТРЕЧИ...”
***
Откуда это? Из каких
Запасов тайн, полупризнаний
Ты проявился и затих,
Страшась очерченности знаний
В границах, заданных судьбой?
И полуветер, полувсплеск,
Тончайший штрих, нежнейший блеск
Соединяют нас с тобой,
Мой милый демон, ангел мой…
***
Придумай что-нибудь, иначе я умру
И растворюсь в другом, бесстыдно сладострастна.
И будешь ты искать, но на чужом пиру
Я буду танцевать, тебе уж не подвластна.
И потеряю вздох, и потеряю взгляд,
И потеряю всплеск, и шёпот потеряю.
Но нет пути назад в осенний листопад,
Да и пути вперёд я без тебя не знаю.
***
Доступ к телу закрыт...
А моё — соловьём разливается майским
И тихонечко мстит
За грядущие — пост и надзор.
И крадущимся ветром
Настигает желание власти
Над другим, запасным, —
Неповинным ни в чём перед ним.
И позор
Оплетающей веткой
Уже вьётся и сладостно манит к себе.
Доступ к телу закрыт...
Остаётся доверчиво дерзка
Лишь дорога — к летящей навстречу судьбе.
***
Нестерпимо тёплая погода,
Нестерпимо нежный ветерок.
Нестерпимо ожиданье входа
В лоно рук твоих и в междометья ног.
Возлюбляю целовать ладони,
Коль нельзя уста поцеловать.
Возлюбляю до височной звони
Виденьем тебя — себя терзать.
До тоски полуночной небесной
Двигаться навстречу на восток,
Рот переливающейся песней
Опрокинув в стынущий поток
Октября, осиянного верой
В пурпур и малиновый стозвон.
Нестерпимо ожиданье Первой
Встречи — сквозь полёт времён.
А х !..
Уплываю…
Таю…
Млею…
И — опять тебя хотею.
Улетаю прямо к раю,
Но и там тебя желаю.
Таю…
Таю…
Таю…
Таю…
Всё равно тебя искаю.
***
Я впадаю в тебя звездопадом,
Я впадаю в тебя камнепадом.
Что ещё тебе, милый, надо?
Я единственная твоя отрада,
Я заслуженная твоя награда.
Ну, а мне от тебя что надо?
Лишь улыбку твою да радость —
Вот и всё, что мне, милый, надо.
***
Тобой заласканная,
Тобой залюбленная,
Тобой разбуженная,
Тобой пригубленная.
Напитком солнечным
Впитаюсь в душу я —
Твоя строптивая,
Твоя послушная.
Травой душистою
До каждой клеточки
Я дотянусь в тебе,
Как птица с веточки
С зарёй спевается,
С лучом сливается.
***
Мы с тобою родим
Золотого, как солнце, ребёнка.
И ему отдадим
Свет и правду, и веру свою.
И дорога его беспощадно и тонко, и звонко
Оборвётся струною у бездны на самом краю.
Но крылами взмахнув
Он прорвётся в небесные дали
И оттуда развеет
Земной нескончаемый мрак.
На иглу, мой Адам,
Шей скорей его ножкам сандальи.
Ну а я поищу в поле чистом
Волшебный тот злак.
ЕВРАЗИЙСКИЙ РОМАН
Ты — татарских кровей, милый хан.
Я — чеченка по дальней прабабке.
Твоя родина — степь да курган,
Что хранит тайны рода, отгадки
И твоей, и потомков судьбы.
Только некому считывать знаки:
Мир тускнеет, безлик, одинаков,
Как вон те вдоль дороги столбы.
Моя родина — там, вдалеке,
И почти уж совсем в поднебесье,
То ль гордыней больна, то ли местью
Переполнена к "сильной руке" —
Так российскую длань называли
( Что теперь уж насмешкой звучит) —
Я не знаю, мне трудно судить,
Но полна я любви и печали
К этой маленькой горной стране,
Зовом крови навязанной мне
И блеснувшей сквозь русские дали,
Как в забытом, но благостном сне.
Что нам делать, мой хан?
Да и сколько нас в России подобных славян
С круто мешанной буйною кровью?
Не решить ли нам это любовью,
Не впустить ли других басурман,
А, мой хан?
Хватит силы и их переплавить,
Нет, не сразу — века и века,
В белобрысого русского Ваню,
Чудака, простака, дурака
И — царевича с гордою кровью.
Не решить ли нам это любовью,
А, мой хан?
И от нас ли зависит судьба
Оскорблённой, избитой России?
Неужели в смертельном бессилье
Примем роль трусовато — раба,
А, мой хан?
Ну, решай!
Или
Всё давно и без нас уж решили?..
Юрий Рябинин ПОЛЕТ И БЕЗДНА ГОСПОДИНА ТИПИЧНЕВА
В свое время Леонид Леонов, характеризуя наступивший в русском искусстве период декаданса, написал: "И когда живое покинуло поле великой битвы, над ним закружились призраки. То была пестрая круговерть тления, предательства, противоестественных пороков, которыми слабые восполняют природные немощи мысли и тела".
В тот период, о котором писал Леонов, искусство стало отображать жизнь иносказательно, аллегория сделалась художественным средством и методом. В наше же время всё ровно наоборот: теперь искусство как никогда реалистично, и если какое-то произведение кажется аллегоричным и даже абсурдным, то это означает чаще всего, что оно реально отображает аллегорию и абсурд нынешней жизни, нынешнюю уму непостижимую круговерть тления, сделавшуюся нормой нашего существования.
