Эта способность критика выводить все логически необходимые следствия из материалов художественного произведения, непосредственно соотнося его образы с определенным кругом явлений самой жизни, бросается в глаза и в статье "Подрастающая гуманность". "Трудное время" Слепцова давало в высшей степени благодарные материалы и для характеристики "нового человека" - Рязанова и для характеристики типа ограниченного либерала - Щетинина. Однако Писарев не ограничивается только разбором отдельных сцен повести. Замечателен заключительный эпизод этой статьи, где Писарев с подлинно художественным тактом добавляет новую сцену - характерный разговор между критиком-демократом и молодым Щетининым, только что окончившим университет и переполненным благими либеральными намерениями. Заключая анализ образа Щетинина таким воссозданием его "предистории", опущенной в самой повести Слепцова, Писарев до конца обнажает тщетность и беспочвенность либеральных иллюзий молодого "хозяина", их ограниченный классовый смысл.
В литературно-критических статьях Писарева и в его исторических очерках ярко проявилось присущее ему мастерство психологического анализа, умение по отдельным деталям и эпизодам, в ходе анализа отдельных поступков и действий литературного персонажа или исторического деятеля дать его законченный портрет, показать типический характер, связь данного типа с определенной социальной средой. Писарев обладал способностью глубоко раскрывать социальную значимость известных литературных образов. Нередко эти образы превращаются у него в многозначительные символы, с помощью которых обнажается истинная сущность определенного общественного класса или направления.
Такими символическими образами явились для него, например, Чичиков и Коробочка, Молчалив и Фамусов. В этом смысле есть нечто, сближающее манеру Писарева с сатирическим стилем Щедрина. В небольшой статье "Наши усыпители" Писарев дал очень лаконичную, но удивительно меткую сатирическую характеристику политической реакции 1860-х годов. Вся она построена на остроумном перенесении старых "героев" - Чичикова, Молчалива и Коробочки - в новую, более широкую сферу политических отношений. "Внимательный наблюдатель может и должен узнавать своих старых знакомых, - говорится там, - несмотря на их новые костюмы, манеры и разговоры. Чичиковым бывает часто такой человек, который не только не торгует мертвыми душами, но даже не позволяет себе ни одной сколько-нибудь двусмысленной спекуляции. Молчалия остается Молчаливым даже тогда, когда он с почтительной твердостью представляет своему начальнику основательные возражения". Чичиков, Молчалин и Коробочка рассматриваются здесь как характерные "ингредиенты", из которых реакционная литература 1860-х годов стремилась построить своего "героя". В Аскоченских, Катковых, Клюшниковых и других "столпах" и защитниках реакции обнаруживаются тупоумие Коробочки, "умеренность и аккуратность" Молчалива и обывательское "благообразие" Чичикова.
Сатирическое начало рельефно представлено в произведениях Писарева. Он использует разнообразные художественные средства, от острой и злой насмешки до резкого гротеска, в своей борьбе с реакционерами и либералами. Совсем по-щедрински звучит, например, гротескное сопоставление игриво-либеральных "начинаний" помещика Щетинина со скачками и пируэтами оседланной коровы (в статье "Подрастающая гуманность").
Превосходный полемист, Писарев всегда умел схватить слабые, уязвимые стороны в мнениях своего противника и использовать это для опровержения его взглядов. С особенным блеском развернулся полемический талант Писарева в борьбе с реакционными журналами и антинигилистической беллетристикой. Спокойно и рассчитанно, зло и вместе с тем задорно и весело наносил он свои меткие удары по ним в таких статьях, как "Московские мыслители", "Прогулка по садам российской словесности", "Сердитое бессилие".
Писарев был блестящим и тонким мастером слова. Он придавал самое серьезное значение форме литературного изложения. Презирая всяческие внешние стилистические украшения, он вел решительную борьбу с ложной "красивостью" слога, со звонкой, но пустой фразой.
Излагая свои взгляды на жизнь, или передавая в своих статьях важнейшие выводы современной ему науки, Писарев стремился прежде всего возбудить, как он говорил, самостоятельный процесс мысли в голове своего читателя, обратить его внимание к фактам живой действительности. Одна из важных задач мыслящего реалиста, образно говорил он в статье "Мотивы русской драмы", состоит в том, чтобы "отрыть живое явление из-под груды набросанных слов, которые на языке каждого отдельного человека имеют свой собственный смысл". Отсюда постоянная борьба Писарева с "лексиконом мудреных слов" и "сборниками готовых изречений", с помощью которых разные реакционеры, философы-идеалисты, представители либеральной публицистики пытались выдать за действительное "произведения праздной фантазии". В своих статьях Писарев уделял большое внимание анализу отдельных слов и терминов, выражающих важнейшие научные и общественно-политические понятия. В ходе такого анализа он стремится очистить эти слова от тех случайных и нередко неправильных осмыслений и истолкований, которые наслоились на них в процессе их употребления.
Отсюда же - и столь характерная для критики Писарева борьба с фразерством, со всякими попытками подменить внимательный анализ явлений жизни бессодержательными рассуждениями "хвалительного или порицательного свойства". "Фразы могут надолго задержать и изуродовать наше развитие, писал по этому поводу критик в уже цитированной статье "Мотивы русской драмы". - Стало быть, если наша молодежь сумеет вооружиться непримиримою ненавистью против всякой фразы, кем бы она ни была произнесена, Шатобрианом или Прудоном, если она выучится отыскивать везде живое явление, а не ложное отражение этого явления в чужом сознании, то мы будем иметь полное основание рассчитывать на довольно нормальное и быстрое улучшение наших мозгов".
В прямую и тесную связь ставил Писарев мысль и слово. Чем глубже и истиннее мысль, чем определеннее и отчетливее схватывает она существенные признаки явлений действительности, тем естественнее и легче находятся ясные, простые и точные слова для ее выражения. И напротив, "чем мельче становятся мысли и чувства, тем вычурнее и красивее подбираются для них названия, потому что навык с каждым днем усиливается в этом ремесле, как и во всех остальных" ("Реалисты").
Немало метких и злых слов было сказано Писаревым по адресу "цеховых ученых", тех специалистов, которые, замкнувшись в узко-академической сфере, проявляли пренебрежение к делу распространения и закрепления в обществе достижений и выводов науки. Он высмеивает "птичий язык" таких "специалистов". Вот что, например, говорится в конце его большой работы "Прогресс в мире животных и растений" о подобном "ученом слоге": "Подумаешь, что специалист живет где-нибудь на звезде Ориона и оттуда ведет свою речь в пространство эфира, вовсе не заботясь о том, услышит ли его кто-нибудь или поймет ли его тот несчастный слушатель, до которого случайно долетят эти блуждающие звуки. По моему мнению, полезнее прочитать статью вполне понятную, хотя и с некоторыми ошибками, чем набивать себе голову совершенно безукоризненными диссертациями, недоступными человеческому пониманию". {Д. И. Писарев, Сочинения, изд. 5, СПб. 1912, стр. 492.}
Выдающиеся представители революционно-демократической мысли 1860-х годов много сделали для дальнейшего развития и совершенствования русской литературной речи. Они создали и замечательные образцы научно-популярного изложения. В "Опыте бесед с молодыми людьми", представлявшим яркую попытку изложить в самой доступной и живой форме основы материалистического мировоззрения, Герцен, между прочим, писал: "Вероятно, каждому молодому человеку, сколько-нибудь привычному к размышлению, приходило в голову: отчего в природе все так весело, ярко и живо, а в книге то же самое скучно, трудно, бледно и мертво? Неужели это - свойство речи человеческой? Я не думаю. Мне кажется, что это - вина неясного понимания и дурного изложения". {А. И. Герцен, Полное собрание сочинений и писем, т. IX, П. 1919, стр. 157.} И Герцен и Чернышевский, развивая и пропагандируя идеи материализма, умели довести эти идеи в самой доступной и вместе с тем живой и яркой форме до сознания читателя. Восприняв их достижения, Писарев явился одним из самых талантливых популяризаторов, превосходным и тонким мастером научно-популярного изложения.
Он высоко ценил не только точность и определенность языкового выражения мысли, но и пластическую легкость, ясную простоту и художественную рельефность изложения. Это и понятно, если учесть, какие поистине огромные задачи ставил Писарев в отношении популяризации, распространения в обществе передовых взглядов. Писарев много внимания уделил характеристике того, каким должен быть истинно популярный слог изложения. "Популяризатор, - писал он в статье "Реалисты", - непременно должен быть художником слова". Все выразительные средства языка, все характерные обороты народной речи, все красноречие должно быть пущено в ход, все должно быть подчинено одной задаче возможно более прямого проведения мысли, возможно более полного усвоения ее широким кругом читателей, возможно более прочного закрепления ее в сознании людей. От мастерства популяризатора зависит в значительной степени успех распространения идеи в массах. В неопубликованной рецензии его на книжку "Намеки природы", относящейся к 1861-1862 годам, говорится: "Книги для народа составляют насущную потребность, а в этих необходимых книгах ясное, привлекательное и легкое изложение составляет необходимое условие". {Рукоп. отдел ИРЛИ. Фонд Д. И. Писарева, 9561/LVI, б. 74, л. 1.}
