Железо и Постмодернизм
Галина Иванкина
выставка в «Гараже» — «NSK: от “Капитала” к капиталу»
"—Что это такое — постмодернизм? — подозрительно спросил Стёпа.
— Это когда ты делаешь куклу куклы. И сам при этом кукла".
Виктор Пелевин, "Числа"
Музей современного искусства "Гараж" представляет выставку "NSK: от "Капитала" к капиталу" — первую в России масштабную экспозицию словенского художественного коллектива Neue Slowenische Kunst ("Новое словенское искусство"), организованную Музеем современного искусства города Любляны. Уже из названия можно понять: речь идёт о переходе от развитого социализма к недоразвитому капитализму, который случился со всеми нами в конце прошлого века. Грань эпох. Слом идей. Устроители констатируют: "Выставка прослеживает ключевые события 1980–1992 годов: концерты, выставки, театральные постановки, перформансы, подпольные акции и публичные выступления, связанные с деятельностью четырёх основных групп, вошедших в состав NSK". Мы все учились понемногу — то стёбу и року, то якобы свободе, то стрельбе на поражение. В каждой стране этот переход-перелом имел свои национальные особенности, как обладал ими любой отдельно взятый социализм — будь то романтическая имперскость Советского Союза или солнечное пруссачество ГДР. Однако общие черты наблюдались: как сама коммунистическая система, так и её финал везде были примерно одинаковыми. Перестроечные процессы, коснувшиеся всего соцлагеря в 1980-е годы, шли по строго прочерченным пунктам: желание разрушить — крушение — эйфория. А следом — удивление и обида, что "хотели как лучше", а получилось — хуже некуда. В случае с Югославией это поиск самоидентичности в период со смерти Иосипа Броз Тито в 1980-м и по 1992-й, когда страна трагически распалась. Выставка, посвящённая деятельности художественного союза NSK, в какой-то мере отражает весь этот путь; красной нитью проходит изречение Карла Маркса: "Как известно, в действительной истории большую роль играют завоевание, порабощение, разбой, — одним словом, насилие". Деятелей NSK часто упрекали, что они в своём творчестве используют "эстетику зла" и смакуют милитаризм. Правы ли критики?
Neue Slowenische Kunst — неформальная организация, созданная в 1984 году словенским музыкальным коллективом Laibach в сотрудничестве с группой художников Irwin и театральной труппой Scipion Nasice Sisters. Наименование отсылает нас к России 1920-х — к ВХУТЕМАС-овским экспериментам с ПРОУН-ами, УНОВИС-ами и прочей этико-эстетической концепцией новизны. Неслучайно для группы "Лайбах" была выбрана характерная эмблема — чёрный крест Казимира Малевича, который полуграмотные кликуши принимают за стилизованную свастику. В теории супрематизма квадрат всегда трансформируется в "чёрную крестовидную плоскость". Чёрный крест означал "рождение из нуля форм" другой, принципиально новой формы усложнённого построения. Именно этими — вполне узнаваемыми — символами украшен зал, посвящённый деятельности Лайбахов. На стенах — фотографии участников, афиши, обложки альбомов, плакаты. Военизированная форма и нарукавные повязки с чёрными супрематическими крестами от Малевича. Игра на грани. Как сказал всё тот же Виктор Пелевин: "Вообще не важно, откуда глядишь, — важно, что при этом видишь". На мониторах — видео выступлений; звучит в маршевом ритме "Life is life!" — жёсткий перепев хита группы "Опус". Из дискотечной лёгкой песенки, под которую прыгали (а потом — дрались) пацаны и девчата 80-х, Лайбахи сделали железный марш — под него (наверное!) так приятно катить на танке. И уже в иной тональности звучат слова "When we all give the power — we all give the best!". Не менее круто обошлись Лайбахи и с другими хитами эпохи, препарируя "The final countdown" группы "Европа" или, например, "You in the army now" от Status Quo. Не говоря уже о знаменитой рок-опере "Иисус Христос — суперзвезда". На громадном экране — пугающий клип "Geburt einer Nation" — не что иное, как своеобразная версия "One vision" группы "Куин".
Деятельность NSK и "Лайбах" — это хрестоматийный постмодерн, где заимствования и аллюзии считаются хорошим тоном, являя собой самостоятельное произведение искусства. Более того: стёб не просто уместен — он обязателен, как и, впрочем, смешение жанров и понятий. Постмодернизм — вне идеологии, он показывает картинки и даже выдумывает прочтения, иной раз философические, но ничему не учит. Никуда не направляет. Михаил Бахтин говорил о такой категории, как "вненаходимость" — это эстетическое отношение, характеризующееся полнейшим беспристрастием. Мы видим башню Василия Татлина — её художники NSK взяли в качестве декоративного оформления для афиши Scipion Nasice Sisters. Харизматическая доминанта, в которой играет роль только её красота и увлекательность формы. Никому нет дела до изначального содержания. Вненаходимость: группа "Лайбах" определяла своё пристрастие к околополитической, военной эстетике следующим образом: "Любое искусство подвержено политическим манипуляциям, кроме того, которое само говорит на языке этих манипуляций". Деятелей NSK (и Лайбахов — тоже) пытались обвинять в пристрастии к фашизму: с точки зрения обывателя, немецкая речь, галифе и фанфары — отсылка к прусскому стилю и феериям Лени Рифеншталь. Здесь почти ничего нет от собственно Рейха (или мои знания малы, чтобы это приметить), зато много "общетоталитарной" патетики — скорее выдуманной авторами антиутопий, чем реальной. Есть мнение, что всё это — игра, карнавал, тонкая насмешка над силовыми режимами XX столетия. Искусство постмодерна, как правило, таит в себе загадку — невозможно уяснить, восторгается или смеётся автор.
В частности, о том повествует Алексей Юрчак в своём исследовании "Это было навсегда, пока не кончилось". Работа посвящена феномену позднего СССР, однако целая глава адресована "социалистическому" рок-поп-индастриал-… андеграунду — зарубежному в том числе. О группе "Лайбах" и декораторах из NSK Юрчак пишет долго, вкусно и с живыми примерами: "Сценография выступлений отличалась безупречной красотой и дисциплиной. На сцене перемешивалось множество звуковых и визуальных образов — героическая, слегка жуткая музыка, строгое хоровое пение, оглушительный вой труб, неистовая барабанная дробь, красные флаги и звёзды, военная форма, кожаные куртки и сапоги, грубые выкрики на немецком, русском, английском и словенском языках, строгие героические лица, обнажённые торсы мужчин и женщин, немецкие овчарки в намордниках, висящие туши мёртвых животных, пылающие факелы… Поразительна реакция публики. Выступления группы "Лайбах" часто вызывали противоположные интерпретации, и не только в Югославии…".
Юрчак бесстрастно перечисляет ощущения: "Впечатление от этих выступлений было смешанным — кто-то из зрителей был в восторге, кто-то ощущал дискомфорт, кто-то был не уверен, как следует интерпретировать происходящее. Многие задавались вопросом: в чём заключается идеологическая позиция этой группы? Кто они, коммунисты или антикоммунисты, фашисты или антифашисты? Символы и образы, которые сначала явно читались как элементы коммунистической идеологии, вдруг начинали казаться частью нацистского шабаша. То, что в один момент выглядело тонкой иронией по поводу некой идеологической позиции, в следующий момент казалось искренним призывом в рамках этой идеологии". Как сказал Виктор Пелевин, правда, по иному поводу: "Мнения автора могут не совпадать с его точкой зрения". В качестве советского аналога Юрчак приводит группу "АВИА" с её сценками в духе "Синей блузы", рабочими комбинезонами и "Окнами РОСТА". Участники бойко маршировали и сооружали живые пирамиды в стилистике 1920-х, выкрикивали лозунги, делали серьёзные — номенклатурные — лица и притом распевали стёбные песни, совершенно не касающиеся индустриально-конструктивистской эпохи.
…В 90-х, когда музыка Лайбахов сделалась популярной в России, у нас её слушали как наци, так и антифашисты, как анархисты, так и безумные революционеры "чегеваровского" розлива. Коммунисты и лимоновцы, а также — сатанисты, уверенные, что "Лайбах" на сцене творит чёрную мессу, а в их обложках и плакатах от NSK зашифрованы оккультно-адские послания. Впрочем, и теперь экспозиция привлекает самую разнокалиберную публику. По выставочным залам бродят персонажи — девочка с "готическим" имиджем, пара хипстеров, которые всё и вся снимают на айфоны, престарелый (!) неформал — помятое жизнью лицо плохо сочетается с попытками выглядеть бойцом-нонконформистом. Фланируют люди средних лет — их молодость пришлась на бушующие 90-е — по их пиджакам и полусапожкам сложно определить, за кого они бились в 1993-м, если вообще бились. А может, просто сидели в прокуренном клубе, под скрежет "лайбаховского" железа. Или это обожатели альтернативных жанров и коллекционеры необычного музона? В случае с "Лайбах" — это прямо (и снова) по Пелевину: "Альтернативная музыка — это такая музыка, коммерческой эссенцией которой является её предельно антикоммерческая направленность. Так сказать, антипопсовость. Поэтому, чтобы правильно просечь фишку, альтернативный музыкант должен прежде всего быть очень хорошим поп-коммерсантом…". Всё то же касается и деятельности объединения NSK: нарочитая антипопсовость, чёрные полотнища вместо розовых блестяшек, металлический лай вместо сексуального пришепётывания, заигрывание с ужасом — кратчайший путь к популярности.
