Читал Толстой великолепно, и пьеса производила сильное впечатление. Поставленная в Малом театре, она стала неузнаваемой: настолько велика была разница между первым вариантом, который слышала, и тем, что шло на сцене.
Потом, припоминая это чтение, думая о Михоэлсе, о его трагической судьбе, я видела его именно таким, сидящим на ступеньках лесенки. Маленький человек, гномик и — величественный король Лир. Один и тот же человек. Удивительно.
Прошло несколько лет. В конце 1947 года Михоэлс как представитель комитета по Сталинским премиям должен был поехать в Минск.
Незадолго до командировки его укусила бешеная собака. Врачи запретили не только алкогольные напитки, но даже не разрешали принимать успокоительные лекарства на спирту. Михоэлс был на строгой диете, перенес болезненную процедуру уколов и был удручен от всего этого. Ехать в Минск ему не хотелось, но он все же поехал. Вскоре после его отъезда позвонила жена Михоэлса — Анастасия Павловна Потоцкая: «Как-то мне сегодня не по себе… Нехорошо на душе. Соломона нет… Если можете — приходите…» — «Асенька, у меня занятия… Приду обязательно. Только позже. После занятий».
При театре С.В. Образцова были курсы повышения квалификации режиссеров кукольных театров, и я там преподавала. Пришла в театр, раздеваюсь в гардеробе и слышу разговор главного художника театра Тузлукова и заведующего музеем Федотова: «Это был великий Михоэлс…»
Подхожу, здороваюсь. Тузлуков продолжает: «Да-да, они думали, что это просто старый еврей в меховой шубе, а это был великий Михоэлс».
Спрашиваю: «Что такое? Почему — «был» Михоэлс?!»
Тузлуков закричал: «Был, был, был Михоэлс! Убили Михоэлса!»
Бросилась к телефону. Набрала номер театра. Трубку взял заведующий труппой, которого я знала: «Это правда?» — «Да». — «А где Ася?» — «Она дома. Поехала на вокзал, ее ждали и сказали: «Вам не велено ехать в Минск. Вам велено идти домой».
Положила трубку, пошла к ожидавшим меня режиссерам: «Сегодня занятия отменяются. Вы свободны. Извините меня». — И вышла из аудитории. По дороге увидела спускающегося по лестнице Сергея Владимировича Образцова: «Сергей Владимирович, моего начальства сегодня нет, а я работать не могу… Я отпустила режиссеров…» — И услышала: «Я тоже не могу».
Подняла глаза — он был в слезах.
Я приехала к Михоэлсам. Двери — и наружные, и в квартиру (они жили на первом этаже) — были открыты настежь. На стуле сидела Анастасия Павловна и повторяла: «Если бы это была автомобильная катастрофа… Если бы это была автомобильная катастрофа… Он бы ничего не почувствовал… Я это пережила. Я это знаю. Это не больно. Это не больно… Если бы это была автомобильная катастрофа…»
Пришли трое. Писатели, которые ездили с Михоэлсом в Минск, — Фефер, Маркиш, а третьего человека не помню. Они рассказали вот что.
После просмотра спектаклей был устроен банкет, и в середине застолья раздался голос: «Соломон Михайлович! Вам скучно? Вы не едите, не пьете. Я знаю — вам нельзя. Может быть, вам лучше погулять? Сейчас луна, прекрасная погода…» — «Да-да, я пойду! Я давно хотел пойти в гетто. Сейчас, при луне пойду в гетто». И поднялся Голубов, который был с Михоэлсом в командировке, и сказал: «Соломон! Я пойду с тобой». И оба не вернулись.
Когда Соломона Михайловича привезли хоронить, мы с мужем побежали в театр на Малой Бронной. Там стояла толпа. Пройти в театр мы не смогли, так много собралось народу. Неожиданно распахнулась дверь, и, расталкивая толпу плечами, локтями, вышел граф Игнатьев, автор известной книги «50 лет в строю». Они с Михоэлсом были очень близки. Игнатьев раздвинул толпу и, проходя мимо нас, только скачал: «Соломон, Соломон! Ужасно, ужасно… Несчастье, несчастье! Соломон…»
Беда сломила жену Михоэлса — Анастасию Павловну. Она непоправимо, неизлечимо заболела. Но до кончины успела написать воспоминания. Там рассказано об одном празднике, который они отметили вчетвером… Соломон Михайлович позвонил домой и сказал: «Нас пригласили на прием. Я сейчас за тобой приеду». — «Но я не успею переодеться». — «Ничего… Там не раздеваются».
Через некоторое время Соломон Михайлович заехал за женой и привез ее в зоопарк. Там родила бегемотиха. Михоэлс приехал поздравить маму-бегемотиху с ее малышом.
Он радовался каждому проявлению жизни.
История Холокоста и современный антисемитизм
Бушанский Николай, г. Измаил
Известный израильский историк Шмуэль Этингер, много занимавшийся исследованием антисемитизма, является представителем такого подхода к этой проблеме, согласно которому современный антисемитизм, вообще, и ненависть нацистов к евреям, в частности, — это продолжение традиционной многовековой ненависти к еврейскому народу. Этингер считает, что ненависть к евреям невозможно объяснить реальными социальными факторами — вроде экономических кризисов, социального неравенства или общественных противоречий.
По мнению Этингера, антисемитизм направлен против стереотипного образа еврея, сформировавшегося на протяжении многих поколений в европейской культуре и являющегося устоявшимся фактором в сознании европейцев. Любые попытки антисемитов нового времени объяснить свою ненависть реальными причинами есть ни что иное, как оправдание этой ненависти, а не объяснение ее причин. «Внутреннее отношение и сформировавшийся облик — это и есть главное, а реальная действительность — второстепенный фактор», — утверждает Этингер. На протяжении веков образ еврея изменился, но стереотип остался неизменным.
Поэтому следует подчеркнуть постоянное присутствие антисемитизма в некоторых обществах, и ответ на вопрос, почему антисемитизм вспыхивал в одной стране и не появлялся в другой, искать в их культурном наследии. Почему он проявился с такой силой в Германии и в Польше, а в англосаксонских странах, например, был слабо выражен? Существование отрицательного еврейского стереотипа в европейской культуре объясняет также и другое явление, отмечаемое Этингером: антисемитизм существовал даже в тех местах, где евреи вообще не жили веками, или там, где их присутствие не имело социального значения.
Каковы же корни отрицательного еврейского стереотипа? Каким образом он сложился в европейской культуре и передавался из поколения в поколение? Попробуем рассмотреть эти вопросы в свете различных исследований, призванных проследить процесс укоренения этого явления в европейской культуре.
Читая материалы и исследования, касающиеся истории евреев времен Римской империи еще до того, как христианство стало главенствующей религией, мы видим, что корни ненависти к евреям берут свое начало еще во времена язычества. Это проявляется в сочинениях эллинских и римских философов. Результатом еврейской эмиграции из Эрец Исраэль и прозелитизма стало то, что евреи расселились в соседних странах, где они в корне отличались от местного населения своей религией и образом жизни. Религиозно-социальное отличие евреев от окружающей среды служит основным элементом антиеврейских высказываний в эллинской литературе, главным образом в Египте, уже в III в. до н. э. Антиеврейские сочинения греческого писателя Апиона, жившего в Александрии в I в. н. э., достигли Рима и, по всей видимости, оказали влияние на сочинения римских писателей и философов, таких как Цицерон, Сенека и Тацит. Гнев философов был обращен против распространявшегося среди римлян прозелитизма: главной отрицательной чертой евреев, по их мнению, являлась мизантропия, ненависть евреев к человеческому роду в целом. Различные формы таких представлений, начиная с первых веков нашей эры и до XX ст. стали тем фундаментом, на котором основывалась антиеврейская пропаганда.
В средние века установились стереотипы в различных областях культуры, которые передавались из поколения в поколение. Произошла фиксация облика еврея. Этот образ основывался на ряде представлений, которые с той поры проникли в культурное наследие Европы, в той или иной форме вновь возникая в различные исторические периоды и даже в новое время.
Одним из таких представлений, возникшим на фоне конфликта между иудаизмом и христианством, была якобы ненависть всего еврейского народа к христианам. Так, вследствие развития этих идей и извращенных толкований некоторыми представителями христианской Церкви своей религии, во времена крестовых походов были уничтожены многие еврейские общины Северной Франции и Германии. В Пиренейских городах евреи были лишены гражданских прав, им запретили селиться вне специально отведенных кварталов и ограничили их экономическую деятельность.
Начиная с 12 века, следовали гонения, вызванные новыми, до тех пор неизвестными ложными обвинениями. Распространяется кровавый навет: евреев обвиняют в употреблении христианской крови для ритуальных целей. Распространяются слухи об отравлении колодцев евреями во время эпидемии чумы. Вследствие этого евреи были изгнаны из сотен городов, многочисленное еврейское население Германии было вырезано или сожжено на кострах.
