Далее — прямая цитата:
«Впоследствии Б. Г. Музруков рассказывал, что таким образом была построена хорошая бетонная дорога к озеру, берег которого украсила набережная с балюстрадой (гордость «Сороковки» по сей день. — С. К.). К этому времени вышло постановление правительства, ограничивающее излишества при строительстве. Берия с целью проверки выполнения этого постановления (им же и инициированного. — С. К.) предпринял несколько ревизионных поездок по закрытым городам и наказывал (всего лишь выговорами, а не пулями. — С. К.) тех руководителей, кто, по его мнению, излишне роскошествовал. Должен он был посетить и «Челябинск-40»…»
Как видим, деньги в атомной отрасли расходовались после первого «атомного» успеха не «без всякого контроля», как заявлялось на Пленуме ЦК, а как раз при строгом контроле самого Берии. Но вот что было дальше:
«В некоторых воспоминаниях содержится очевидный намёк на то, что о перерасходе государственных средств на дорогу и набережную в этом городе всесильный куратор был предварительно осведомлён. Наверняка и Борис Глебович знал, какие обвинения может ему предъявить Берия. Но не в его характере было уходить от ответственности. Он встретил приехавшего Берию сам, повёз его по новой дороге к озеру, к балюстраде. Она прекрасно смотрелась вечером, на фоне солнечного заката.
— Молодец, Борис! Очень красиво! — таким было заключение Берии по поводу строительных нововведений в «Челябинске-40»…»
Мог ли реагировать иначе архитектор Берия? Причём архитектор не одного здания и даже не города, а целого общества!
В атомной отрасли строили не курорты, а города. Но строили красиво, умно, бережно относясь к природе и не забывая о том, что человеку надо не только работать, но и жить обычной житейской жизнью, отдыхать, развиваться.
Поэтому, если бы во главе СССР оказался Берия, если бы его не убили, именно социально богатая жизнь всё более обретала бы права гражданства по всему Советскому Союзу.
Обратимся к такой важнейшей стороне жизни любого человека и любой семьи, как жильё. Вопреки устоявшемуся заблуждению идейные, материальные и технологические основы массового жилищного строительства в СССР были заложены не при Хрущёве, а ещё при Сталине. Крупноблочные и крупнопанельные дома — это ещё сталинская наработка, их начинали строить при Сталине, и при Сталине был запланирован тот строительный бум, который стал приметой уже СССР Хрущёва.
В советское время бытовало дожившее до наших дней слово «хрущёвки», которое злоязычные интеллигентствующие либералы позже дополнили словом «хрущобы». Но в те годы, когда даже в небольших городах начинали быстро вырастать целые кварталы новостроек, миллионы людей были счастливы получить и такие отдельные квартиры. И от тех же лет осталось светлое, радостное, тёплое слово «Черёмушки» — от нового микрорайона Москвы.
Говорят, личным вкладом Хрущёва в планировку новых квартир стал пресловутый совмещённый санузел. Вряд ли это было так на самом деле, хотя то, что это приписывают именно Хрущёву, тоже кое-что о нём говорит. Но вот уж в чём, если не Хрущёв, так хрущёвцы повинны точно, так это в искажении идеи микрорайона.
Авторы этой социально богатой идеи были увлечены мыслью о том, что каждый микрорайон должен был представлять собой микрогород. То есть включать в себя на расстоянии пяти-десяти минут ходьбы от дома всё, что необходимо людям в повседневной жизни: магазины, школу, детские сады, поликлинику, комбинат бытового обслуживания, почту, домовые кухни, столовые, ресторан, спортивные площадки и стадион, дом культуры, библиотеку, кинотеатр и даже бассейн и пруд.
Кроме того, обязательно, — обширные зоны зелёных насаждений, скверы и отдельно — парк.
Всё это предусматривалось обязательно, а уж в зависимости от конкретных условий в микрорайоне могли размещаться общие для всего большого города театр, научная библиотека, концертный зал или спортивный комплекс, НИИ, вуз, техникум, автобусный парк, завод, фабрика и т. д.
Хрущёвцы эту идею нового коммунистического города безжалостно и злостно изуродовали — якобы во имя экономии средств. Что-то оставили, что-то урезали, что-то вообще выбросили. Особенно глупым и даже подлым было то, что в пределах системно обрезанного хрущёвцами микрорайона не обеспечивался полноценный активный отдых советских людей.
Ну, скажем, что такое одна худосочная баскетбольная или волейбольная площадка на тысячи молодых людей?! Волей-неволей будешь сидеть у телевизора… А там и на кухню за рюмкой потянешься — особенно, если до уютного кафе с меренгами семь вёрст киселя хлебать, если оно, это кафе, вообще есть.
Конечно, люди, мечтавшие прежде всего о квартире, не замечали да и не знали, что всё могло быть ещё лучше, удобнее, веселее, умнее…
Но ведь так быть могло!
Да вот в СССР Хрущёва реальностью не стало.
В СССР же Берии все умные, перспективные градостроительные и социальные идеи были бы подхвачены, что называется, с лёту при несомненной и заинтересованной поддержке лично Берии. Ведь он был и по образованию, и по призванию градостроителем, он просил партию в 20-е годы именно в строители отпустить его из ЧК!
Как известно, основа личности закладывается рано, и если мы посмотрим на юность Берии, то увидим, что именно таким — внимательным к нуждам людей, его воспитывала сама жизнь.
Ещё до революции, во время учёбы в Баку, он должен был не только учиться, но и зарабатывать средства на содержание матери, глухонемой сестры и пятилетней племянницы.
После революции одним из первых серьёзных заданий для Берии стало назначение его в октябре 1920 года ответственным секретарём Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих.
Улучшение быта рабочих — это впиталось в душу навсегда, а принципы, усвоенные в молодом советском Баку, стали для Берии без преувеличения второй натурой.
Вот несколько примеров…
Новый нарком внутренних дел СССР Берия знакомится с аппаратом Главного управления государственной безопасности НКВД… Как вспоминал легендарный в советской разведке Павел Громушкин, увидев очень худую девушку, Берия тут же поинтересовался — не больна ли?
И, получив отрицательный ответ, всё же отдал приказ начальнику ГУ ГБ Меркулову направить девушку в санаторий — пусть, мол, подкормится.
Крупный чекист Павел Судоплатов допускает серьёзный промах, и во время доклада Берии у него начинается сильнейшая головная боль. Берия тут же отправляет Судоплатова домой, а назавтра присылает ему на дом лимоны, привезённые Берии как гостинец из Грузии.
Талантливый юноша Олег Лаврентьев, недавний сержант-фронтовик, ещё во время срочной службы верно указавший на возможный вариант водородной бомбы, а теперь — первокурсник физфака МГУ, приглашён к председателю Специального комитета Берии. Тот хочет лично посмотреть — какая растёт смена атомным корифеям? И первый же вопрос на редкость пухлощёкому парню: «У вас что — зубы болят? Может, надо лечить?» Вопрос внешне объясним — щёки у Лаврентьева были тогда, как у хомячка. Но если бы Берия не был автоматически внимателен к людям, стало бы его заботить — всё ли в порядке с зубами у какого-то там студента?
Физик Юлий Харитон — будущий трижды Герой Социалистического Труда, многолетний научный руководитель ядерного ВНИИ экспериментальной физики в «Арзамасе-16», а тогда — главный конструктор КБ-11 (зародыша ВНИИ-ЭФ), просится в отпуск. Берия санкционирует, но при этом даёт дополнительное указание: «Обеспечить хорошим лечением».
Это всё — работа не «на публику», это — от въевшейся в плоть и кровь потребности вникать в интересы тех, ради кого и призвано существовать Советское государство. Вот почему можно утверждать, что СССР Берии был бы обществом с сильной и приоритетной социальной политикой.
Лаврентий Павлович мог устроить разгон директору «атомного» предприятия, пренебрегающему социальными вопросами, а потом, приехав на плутониевый комбинат № 817 и увидев прямо противоположное отношение к проблеме директора комбината Б. Г. Музрукова, сказать ему: «Молодец!»
Это ведь тоже — черта делового характера.
Сошлюсь ещё раз на книгу о Б. Г. Музрукове, где приводятся воспоминания сотрудника комбината № 817 (ПО «Маяк») с 1948-го по 1960 год Ю. А. Гусева.
На стр. 243 там есть и такие строки:
«После расстрела Л. П. Берии я набрался смелости и обратился к Музрукову с вопросом: что за человек был Лаврентий Павлович, как решал он вопросы работы комбината? Борис Глебович мне рассказал такую историю. Перед одним из очередных приездов Берии, в 1951 году, Музрукову на комбинат позвонили из Москвы и сообщили, что накануне на одном из предприятий Минатома Берия снял с работы директора за невнимание к развитию социальной сферы объекта. Б. Г. Музруков, встретив Л. П. Берию, также предполагал с его стороны вопросы в первую очередь по социальной сфере, но тот попросил показать вначале производство. Затем, по пути в гостиницу, он увидел стройку и спросил: «А это что?» Борис Глебович объяснил, что здесь будут новые дома. И Берия сказал: «Вот это хорошо»…»
