После чего Борис Арнольдович, Наташа, дети Марина и Иринка погрузились в поезд и покинули благодатные места, сопровождаемые записанной на старом рентгеновском снимке песней «О море в Гаграх». Наташа и Марина сокрушались о неудачно истраченной сумме, Иринка лепетала что-то свое, детское, а Борис Арнольдович молчал, погруженный в какие-то смутные мысли, он не считал, что сумма истрачена самым неудачным образом…
3
Но вернемся немного назад, вот сюда: «…Его то возносило на большую высоту, и тогда берег казался близким и вполне достижимым, то низвергало в гулкую темно-зеленую пропасть с гладкими отвесными краями, из которой ничего нельзя было видеть, кроме неба, соединившегося с водой…»
Борис Арнольдович ненадолго показывался из огромных волн, надолго исчезал в них, и всякий сторонний наблюдатель мог бы, видя это, заключить единственное — счет идет на минуты, человек тонет и очень скоро утонет совсем, не вынырнет больше, да и все, если какое-нибудь чудо его не спасет.
Тут-то шторм и прекратился. Выглянуло, как ни в чем не бывало, солнце. Только что его не было и в помине, а вдруг засияло в расширяющемся на глазах чисто-голубом прогале. И стал виден берег. Только был он почему-то намного дальше, чем до шторма. Как будто человека отнесло в открытое море.
Зафиксировав все это глазами, словно бесстрастными фотоаппаратами, Борис Арнольдович тихо и плавно пошел ко дну. Даже не закрыв глаза. Последнее, что он увидел в подводном царстве, — искаженное рефракцией черно-белое изображение. На фоне зеленого-зеленого. И отключился. И уже не чувствовал, как огромный дельфин, а это был, конечно, дельфин, выталкивал его измученное тело на поверхность, а тело соскальзывало и стремилось вниз, как потом на помощь приплыли еще дельфины и сообща сделали то, что не мог сделать один.
Однако под лучами солнца Борис Арнольдович сразу пришел в себя, снова у него включилось зрение, и захотелось перевернуться на живот, потому что солнце сияло нестерпимо. Сперва это никак не удавалось, но потом, чуть не свалившись в воду, Борис Арнольдович все-таки перевернулся и обнаружил под собой некий совершенно незнакомый материал. Черного цвета, холодный, упругий и маленько как бы жирный. Нечто, как показалось в тот миг, напоминающее тефлон, которым покрывают сковородки.
И только после Борис Арнольдович понял, что лежит на дельфинах. Полеживает. Но данная новость его ничуть не взволновала. Хотя совсем недавно он думал о том, как бы встретиться с живым свободным дельфином в открытом море и не обмереть при этом от ужаса.
Дельфины плыли не спеша, чтобы не уронить пассажира, а пассажир лежал на их спинах, не в силах пошевелиться. Ноги и руки, обретая утраченную чувствительность, начали сильно болеть. Но это была хорошая боль, означавшая, что жизнь возвращается, что, побывав за роковой чертой, человек теперь как бы заговорен от случайной и нелепой гибели.
Наконец Борис Арнольдович осознал, что берег, к которому его собираются доставить, не такой какой-то. Не видно строений. А на рейде — корабли. Два корабля. А вон и третий. И четвертый.
Между тем дельфины, которые несли человека, плотно прижавшись телами, сменились один за другим. И теперь что только не вытворяли налегке! Как только не прыгали и не резвились, словно начиненные избыточной энергией дети! Но ведь в это же время они еще и кормились! Не просто уныло и методично пожирали всякий морепродукт, а делали это играючи, весело и азартно. Так и мелькали крепкие зубы.
«Вот ведь штука, — вдруг подумалось Борису Арнольдовичу, — этими зубами они могли бы меня съесть, а они меня спасли…» И Борис Арнольдович заплакал. Хотя его воля была очень ослаблена изнурительной борьбой за выживание, она постепенно укреплялась, но слезы все равно продолжали литься ручьем, беспокоя животных своей температурой. Животным хотелось оглянуться, посмотреть, что там происходит с несостоявшимся утопленником, однако они не могли этого сделать, поскольку не имели шей.
А когда иссякли все слезы, тогда наконец пришла радость по поводу чудесного спасения. Но скоро радость была вытеснена озабоченностью. Потому что до одного из неподвижно стоящих кораблей сделалось совсем близко, и Борис Арнольдович догадался. «Ну что ж, — решил он, во всем полагаясь на умных животных, — на корабль так на корабль, видимо, у них есть причины избегать берега…»
Корабль был, судя по всему, военным. Сразу насторожило отсутствие каких бы то ни было надписей. Цельнометаллический корпус возвышался отвесной скалой, но поблизости от кормы на палубу вели скобы. Не сказать, чтобы Борису Арнольдовичу не терпелось взойти на судно. Что-то зловещее виделось во всем его облике, что-то от «Летучего голландца». Например, ржавчина, толстым слоем покрывавшая борт. За скобы вообще было страшно браться. Вдруг они прогнили насквозь…
Однако дельфины явно не собирались и дальше нянчиться с Борисом Арнольдовичем, они явно проявляли нетерпение, видя, как их собратья весело и непринужденно наполняют желудки. И стоило только человеку взяться за ближайшую скобу, осторожно подтянуться, испытывая скобу на прочность, как его спасители, шумно фыркая от радости, присоединились к стае, и вся стая понеслась прочь, не ожидая, пока перед ней раскланяются.
Вздохнув и сняв ласты, Борис Арнольдович полез наверх. Собственно говоря, чего ему было всерьез опасаться после недавно пережитого! Ну, допустим, оборвалась бы скоба и он полетел вниз? Выплыл бы и до берега добрался вплавь. Теперь, когда вернулись силы, совсем не трудно это сделать. Скоба не оборвалась — еще лучше! На корабле отдохнет, а к берегу доставят. Если же корабль списанный и приготовлен в переплавку, то все равно любопытно посмотреть. Никогда раньше Борис Арнольдович на военных кораблях не бывал. Да и на гражданских…
В общем, поднимаясь по ржавым скобам с ластами в руке, Борис Арнольдович уже был полностью свободен от недавнего ужаса и отчаяния, ему уже казалось, что совсем не безнадежным являлось его положение, и, не приплыви дельфины, он сам бы как-нибудь спасся.
Борис Арнольдович ступил на палубу корабля и сразу понял, что, кроме него, на судне никого нет. Не считая птиц, которые крикливой потревоженной стаей тотчас сорвались ввысь, едва голова человека показалась над бортом. Палуба была покрыта ржавчиной еще сильнее, чем борта, она имела здесь не бурый, а ярко-рыжий цвет, взлетала из-под ног пылью. Но вот что поразило: на списанном в утиль судне был полный порядок. То есть, конечно, относительный — ничего не сломано, не растащено и, кроме следов птичьей деятельности, никаких других следов. На палубе стояли покрытые коррозией и птичьим пометом орудия, пусковые установки для ракет, шлюпок почему-то не было.
Сложив вещички возле лестницы, Борис Арнольдович отправился по палубе гулять. Отыскал нечто, напоминающее люк. Любопытство к тому моменту разыгралось так сильно, что мысль о жене и детях, которые должны быть полны отчаяния, отошла на второй план. Даже не на второй, а еще дальше.
Люк голым рукам не поддался. Борис Арнольдович еще раз обошел палубу в поисках какого-нибудь инструмента, но не нашел ровным счетом ничего. То есть абсолютно ничего такого на палубе не было, что можно было бы взять и перенести куда-нибудь. Все оказалось тем или иным способом прикручено, привинчено, приварено, приклеено, принайтовано. Найти инструмент без применения инструмента не удалось. Вот так металлолом. Попасть внутрь судна захотелось просто невыносимо.
И вновь Борис Арнольдович остановился возле неприступного люка, растерянно озираясь. Тут его внимание привлек какой-то шкафчик. На каком-то столбе. Возможно, этот столб назывался мачтой, а шкафчик — распредустройством. Потому что он был не заперт, а внутри помещались всякие рубильники и магнитные пускатели. А кроме того, в шкафчике находилось много пыли и ржавчины, не только рыжей железной, но и зеленой медной, а также белой алюминиевой. Морская соленая влага проникала везде, и ничто не могло уцелеть под ее воздействием.
Борис Арнольдович подумал, что если где-то на судне и есть аккумуляторы, то они наверняка разряжены. И все-таки правилами техники безопасности не пренебрег, включая ту или иную цепь, на всякий случай отворачивался. Вдруг цепь перекрыта, да как сверкнет!
Ничего не сверкнуло. Уже совсем было Борис Арнольдович хотел оставить судно в покое и отправиться на берег вплавь, как в глубине шкафчика обнаружил еще одну маленькую кнопочку, спрятанную в резиновый чехольчик. И он ее нажал, чтобы не оставалось никаких сомнений. Послышался щелчок, и люк открылся. Правильнее сказать, отдраился. В недра корабля вела стальная винтовая лесенка, а сквозь тьму корабельного чрева маячил слабый-слабый свет.
Борис Арнольдович сунул голову в люк и увидел уходящий вдаль коридор, освещенный редкими плафонами аварийного освещения, которые горели вполнакала. Это означало, что если какой-то источник энергии и жив на корабле, то жизни в нем осталось лишь чуть-чуть и она может оборваться в любой момент. Это означало, что глупо лезть в неизведанное без хотя бы минимального снаряжения. Борис Арнольдович сие четко осознал, убедился, что массивная крышка не закроется сама собой, и полез в пахнущий цинковым гробом полумрак.
