От вершины и до комля
Расщепил столетний дуб.
Стлались блики по иконам,
Забивались под шесток.
Кровью на стекле оконном
Закипал вишнёвый сок…
СТРАДА
Все мужики – в упругой силе,
И все досужи покосить.
Покрасовались, покосили,
Пора бы и перекусить.
Мы чёрный хлеб вкушаем с луком,
Мы лук обмакиваем в соль,
И в том, что царствуем над лугом,
Не сомневаемся нисколь.
Мы и сказать бы не сказали,
Мы и помыслить далеки:
Какими жуткими глазами
Глядятся в небо васильки.
Они и скошенные дышат
И голубым огнём горят,
Они и видят всё, и слышат,
И ничего не говорят…
***
Ещё дымок над крышей вьётся
И переходит в облака.
А дом отцовский продаётся,
Как говорится, с молотка.
Ещё стоит цветок герани
На подоконнике моём,
Тропинка узкая до бани
Ещё не тронута быльём.
Ещё ночные бродят сказки,
И ветер стонет, как живой,
И без утайки, без опаски
За печкой плачет домовой.
Трещат сосновые поленья,
Горчит смолёвый чад и тлен.
И все четыре поколенья
Глядят потерянно со стен.
И старики глядят, и дети
С поблекших снимков… И меня
Никто на целом белом свете
Не встретит больше у плетня.
БОЧКА
Что за ночка,
Скажите на милость?
Что за бочка
Под горку катилась?
И гудела,
И пела, и выла!
И зудела
Нечистая сила:
"Вот бы рожки
На бочку направить!
Вот бы ножку
Коварно подставить!"
Ох, напрасно
Подумали черти,
Что прекрасно
Явление смерти.
Уголочка
Не будет угодней, –
Если бочка
Рванёт в преисподней!
Сколько шуму,
Однако! А бочка
Нам на думу
Катилась. И точка.
Залман ШМЕЙЛИН АВСТРАЛИЙСКИЕ СТИХИ
***
Загадочность осенней долгой ночи,
Под аккомпанемент муссона за окном.
Неясный образ,
скрытый между строчек,
Зашторенный кисейным, зыбким сном.
Когда чего-то хочешь, но не очень,
Средь чувств,
сезонно склонных изменять –
Весной влюбиться,
обручиться в осень,
Зимою снежной с грустью потерять.
***
Когда б стихов моих железную оправу
Я собственной рукой облагородить мог,
Я б почерком своим,
размашисто-корявым,
Не стал дописывать пролог и эпилог,
Густой палитрой
разрисовывать ландшафты,
В рассветный гомон вслушиваться птиц,
Пророчества библейских номинантов
Искать в столбцах
незыблемых страниц.
Я б остерёгся оттенять простые,
Так нужные для женщины слова,
И длинный путь исхода из России,
И как растёт забвения трава.
Я б различил в шумах и хрипах сердца
Его живой и тёплый кровоток,
Такой заветный – никуда не деться,
Моей поэзии единственный исток.
***
Мне кто-то здесь недруг
и кто-то – не друг.
Средь многих
с улыбкой протянутых рук.
Я к ним без претензий.
Чего уж, коль так.
Я сам себе, может быть,
искренний враг
И первопричина бессонных ночей.
Я сам
средь безмолвных своих палачей,
Я сам себя первый сужу и виню,
Кнутом под язвительный ропот гоню.
Мне кто-то здесь недруг
и кто-то – не друг.
Средь многих
с улыбкой протянутых рук.
Я к ним без претензий. Я их не корю.
Я сам на костре своих строчек сгорю.
Мне б только с другими,
пускай невпопад,
Сочувствия встретить
признательный взгляд.
Чтоб кто-то расслышал,
чтоб кто-то проник
Сквозь шёпот
в мой громкий отчаянный крик.
***
Когда рассветный луч неслышно,
По-воровски скользнёт в окно,
Он не войдёт, как третий лишний,
Я начеку, я жду давно.
Я слышу звуки пробужденья
Средь напряжённой тишины,
Теряя порванные звенья,
С меня, как воды, сходят сны.
И морок ночи истлевает,
Спешит на мягких лапах день –
Смычком ведёт вагон трамвая,
В углы течёт густая тень.
Впотьмах шуршат неловко шины
И робко голоса звучат,
Ещё не слившись в гул единый.
Их день потом настроит в лад.
Звон колокольный различаю,
Тот звук прозрачен и тягуч.
И тьма с ударом каждым тает,
Как призрак чёрных, мрачных туч.
БОТАНИЧЕСКИЙ САД
Мимо мраморного обелиска,
Мимо скорбно застывших солдат,
Преклонив свою голову низко,
Прохожу в Ботанический сад.
Здесь на просеках время застыло
Под охраной бугристых ветвей,
Натекло под корой старожилов
Кольцевой летописью корней.
Где и юным под стольник, быть может,
Им людские срока не указ,
Великанским стволам темнокожим,
Ворожбой завлекающим глаз.
Хвойный дух и эфир медоносных
Смоляных эвкалиптовых рощ,
Древним папоротником заросших,
По ногам шевелящийся хвощ.
Попугаев крикливая стая
Средь листвы, в заповедном лесу,
Я тревоги лохмотья срываю,
В капи ллярах покой унесу.
Лень секвой, до небес распростёртых
Временных перекрёстков иных,
Пять шагов из безмолвия мёртвых
В мир безмолвия вечноживых.
***
Перед овсянкой, зеленью и стейком
Мой утренний привычный моцион
Вдоль озера,
вкруг чаши Альберт-лейка.
Кто был тот Альберт –
принц, матрос – кто он?
Фартовый каторжанин, может быть,
Кому то ль в кости выиграть,
то ль выгодно купить
Холмы, случилось, те.
Хоть так, хоть этак,
считай, досталось даром.
