— Все просто. Нет уверенности в том, что не найдутся люди, ведущие паразитический образ жизни. Скажут: секундочку, вы за сироту даете миллион, а за родного ничего не даете? Так вот вам еще один сирота. А я его потом верну с деньгами в семью. Это нельзя поощрять. Хотя определенные выплаты мы серьезно повысили. Плюс федеральная дотация — 100 тысяч рублей единовременно за каждого ребенка.
Очень активно помогает частный бизнес. В Костроме, например, в прошлом году появился коммерческий фонд, который выплачивает 100 тысяч рублей каждому, кто берет ребенка из детдома. А если берут ребенка-инвалида — 200 тысяч. Губернатор Самарской области Николай Меркушкин недавно докладывал: местная компания «Тольятти-Азот» выплачивает по 120 тысяч рублей в год каждому, кто берет ребенка. Хорошая добавка. Это как раз подтверждение моих слов: общественная активность дала толчок к решению проблемы сиротства, в том числе и бизнесу. Ведь среди предпринимателей много ответственных людей. Леонид Федун, вице-президент «ЛУКойла», отдал 800 миллионов своих денег Московской области и построил социальную деревню на двадцать домиков с реабилитационным центром для детей-инвалидов. Геннадий Тимченко и фонд «Ключ» отстроили социальную деревню в Гатчине Ленинградской области на двадцать домиков и двадцать семей, где живут почти две сотни приемных детей. И содержит все это за свой счет. Если бы все российские представители из списка «Форбс» подтянулись, мы бы проблему сиротства уже решили.
— Раньше государство и бизнес старались усилить материальную базу детских сиротских учреждений. Теперь, можно сказать, акцент сделан на стимулирование института приемных семей. Не появятся ли проблемы в детских домах, даже несмотря на то, что их количество регулярно сокращается?
— Ни в коем случае. В начале работы я думал: у нас большие проблемы из-за того, что на одного работника соцсферы приходится десять — двадцать детей-сирот. Я в свое время хорошо Швецию изучал и знаю, что там социальный стандарт «два ребенка на одного взрослого». Оказалось, что в среднем по России на одного сироту приходится 2,2 взрослого. В детдоме на одного ребенка мы расходуем в среднем 60–70 тысяч рублей в месяц. Это нормально, скажите? Сколько у нас процентов семей, которые тратят столько на своих родных детей? Государство выделяет огромные деньги. Детские дома превратились в огромные комбинаты, особенно там, где детей больше ста. И это, в свою очередь, проблема.
Встречался в Санкт-Петербурге с директором такого детского дома. Восемнадцать лет в должности. Я спрашиваю: «Сколько у вас детей?» — «Восемьдесят один ребенок». — «Сколько взрослых работает?» — «По штату 212, по-моему». Я говорю: «Скажите, а сколько вы детей в прошлом году передали в семью?» Он говорит: «Ни одного». — «А почему?» — «А им здесь лучше, у меня». Я говорю: «А кто это решил?» — «Я это решил». Такой диалог.
Стали смотреть. Шесть единиц автотранспорта, шесть водителей, три бухгалтера, два массажиста, медицинский блок с врачом, зубным кабинетом, с медсестрами, банно-прачечный комбинат, фабрика-кухня, потому что там детей кормят пять раз в день. Как от этого откажется директор? Если он начинает раздавать детей, что дальше? Закрытие детского дома. Двести человек должны искать работу. Это, конечно, сложный процесс, но понятно, что так быть не должно. Детские дома, даже самые лучшие, — это не место для жизни ребенка.
«Президент Владимир Путин в свое время отметил: Павел Алексеевич, вас боятся региональные власти. Я бы так сказал: у нас сила достаточно мягкая, но справедливая»
Фото: Олег Сердечников
— С одной стороны, в этом году снижены некоторые бюрократические барьеры для семей, желающих усыновить ребенка. С другой стороны, за ними усилен надзор государства. Теперь взять ребенка в семью стало проще или сложнее?
— Нельзя сравнивать эти две тенденции. Мы действительно упростили «бумажный» путь к усыновлению. Но контроль за приемными семьями — очень важная и ответственная часть системы. Мы заложили ее основу и сейчас отлаживаем.
Постоянно увеличиваем число методических центров по всей России, которые занимаются отбором и подготовкой родителей. Надо как минимум пройти восьмидесятичасовой курс обучения. И не заочно. Потом тебя еще будут сопровождать. Не приходить и контролировать: покажите чеки, сколько вы потратили на ребенка, — нет! А, например, психологический какой-то момент, конфликт. Потому что от медового месяца до полной ненависти в отношении приемных детей может пройти очень короткий промежуток времени. Любой психолог скажет, что в этом случае надо идти к специалисту. И такие центры помогают выйти из ситуации. Самая частая история: взяли ребенка-инвалида, год пожил в семье, решили его вернуть. С родителями еще год работали после этого. А теперь они говорят: Господи, мы чуть роковую ошибку не совершили, чуть не стали подлецами и предателями. И они благодарны, что их поддержали, что им помогли. Да, цифры возвратов немаленькие, но каждый год они становятся меньше. Мы над этим тоже работаем.
— Вы заявили, что в нынешнем году появится институт профессиональных приемных семей, осуществляющих деятельность по трудовому договору, а не по гражданско-правовому, как сейчас. Этот закон прорабатывается в Госдуме. Институт фактически чуждый для России. Почему вы считаете эту идею перспективной?
— У нас всего четыре формы устройства детей в семью: усыновление, приемная семья, патронат, опека и попечительство. Надеюсь, будет еще пятая форма — профессиональная приемная семья. Нынешние воспитатели работают по гражданско-правовому договору. А значит, к примеру, больничный по уходу за заболевшим ребенком не получают. Ежемесячное пособие по уходу за ребенком до полутора лет не положено. А их вознаграждение зависит от региона и часто ниже даже разумного минимума. Новый закон даст профессиональным родителям больше прав и стимулов к работе.
Я первый раз столкнулся с этим, когда начал работать в социальных деревнях — Псковской, Вологодской, Томилинской. Это немецкий опыт. Родителей отбирают по конкурсу, они получают высокую зарплату и работают с детьми профессионально. У каждого есть профессия воспитателя или педагога, медицинского работника, детского психолога.
Фактически по этому пути пошел в свое время губернатор Краснодарского края Александр Ткачев, когда закрывал двадцать два детских дома. Он собрал педагогов, которые не работают по специальности, и сказал: «Уважаемые дамы и господа, вас родина, государство учило. Вы готовые воспитатели и детские психологи. Пожалуйста, давайте, я буду вам платить как приемным родителям, а вы будете детей забирать».
Сейчас около 106 тысяч детей в детских домах, нуждающихся в устройстве в семью. Дееспособное население России — 108 миллионов. Значит, на одного ребенка-сироту в детдоме приходится тысяча дееспособных взрослых людей. Представляете, какой потенциал? Огромный!
«Детский спецназ» Астахова
— У многих сложилось впечатление, что уполномоченный по правам ребенка (как, например, и по правам человека) — должность в большей степени представительская, нежели исполнительная. Как вы выстроили работу, тем более что опыта «по профилю» у вас до этого не было?
— Прежде всего я понял, что не смогу никаких результатов добиться и понять, с чем мы имеем дело, если не проеду все регионы, если не побываю в большинстве детских учреждений для сирот. На сегодняшний день я сам проинспектировал 1113 детских домов во всех регионах России, только в первый год работы в должности я провел 233 дня в командировках по стране. С опорой на личный контроль я выстроил и всю систему работы.
Во-первых, я создал свою команду. Небольшую: двадцать человек. Есть группа аналитическая, и есть группа контрольная. Это в основном молодые ребята и девушки, которых я пригласил из Генеральной прокуратуры. «Прокурорские» системно понимают, что такое соблюдение закона. Я их называю «детский спецназ». Они всегда выезжают в регион за неделю-две до меня и начинают тотальную проверку: все детские учреждения, органы опеки, комиссии, подразделения по делам несовершеннолетних. Я затем еду именно туда, где они что-то находят. Часто пишут: Астахов приехал, ему показали один, два, три, четыре детских дома идеальных, образцовых — и все. Простите меня, мы проверяем все детские дома. В первый же год по нашим рекомендациям уволили 256 человек: от воспитателей, директоров детских домов до двух региональных министров. С нашей подачи завели 133 уголовных дела.
У меня специалисты уникальные. Приходит такой инспектор в детское заведение и проверяет сразу все: и выполнение СанПиНа, и норм пожарной безопасности, и террористической безопасности, и правовые вопросы, вопросы творческого развития. Ни одна служба так комплексно не может проверить детское учреждение. Поэтому первое, что мне говорят руководители регионов: «Спасибо, реально спасибо».
