Зверей бояться - в лес не ходить, но "Антихрист" (за исключением разве что "Догвилля") - самая приятная провокация знаменитого датчанина. Что до нас, так пусть лучше с нами играют в такие игры, чем выжимают слезу невинно убиенной Бьёркой или калечат нервы несинхронной картинкой "Самого лучшего босса". Речь, конечно же, не о демонстрации зверств: видали мы и похлеще. Речь о творческом подходе к процессу.
История, показанная в картине, предельно проста. Сюжет можно рассказать в полминуты. В то же время, в зависимости от личных пристрастий зрителя, он может иметь кучу разных трактовок. Феминистки увидят здесь рассказ о дьявольской сущности женщины. Атеисты и скептики - сагу о несовершенстве современной психиатрии, не способной справиться с безумием. Философы - притчу о столкновении мужской и женской сущности. Экологи-гринписовцы вообразят себе надругание над самой Природой. Список может и должен быть продолжен. Но всё дело в том, что, как сказано в самом фильме, всё это не имеет никакого смысла. Над земной юдолью незримо парит улыбка Чеширского кота, знающего заранее: слабонервные побегут из зала; выжившие восхищенно ахнут при виде панибратских приветов Тарковскому.
"Но при всём при том, при этом", - как пел незабвенный и самозабвенный Витёк Клемешев, фильм куда ближе японским трэш-хоррорам. Тем, где у девочек в интимных местах внезапно вырастают острые зубки. Ситуация, в которую можно поверить. Ещё с ходу вспоминается диалог героя и героини из индийской психодраммы "Встреча": "А если он захочет уйти на ножках? - Я отрежу ему ножки!". Триер, снимая свой триллер, конечно же, ничего подобного не смотрел, он и про Дарио Ардженто толком не слыхивал.
Поиграем и мы в ассоциации. Особенно впечатлившая многих сцена вырезания героиней собственного клитора - в общем-то, банальная процедура мусульманского женского обрезания у девочек, например. Здесь Триер дает намек, что если бы с героиней проделали такую процедуру еще в детстве - ничего бы не произошло и вовсе. Летящая на всех парах к мусульманскому обществу Европа может воспринимать этот пассаж, как ей заблагорассудится - как утешение (а, мол, так и надо!) или как предупреждение. Сделать вывод, как говорится.
Или, например, такой момент. Европарламент активно обсуждает сейчас законопроект об обязательной установке на окнах щеколд, которые ребенок до определенного возраста открыть не сможет. Закон об их обязательной установке принят пока только в Швеции. Но опыт этой страны планируется распространить на весь ЕС. Как раз примерно во время Каннской премьеры "Антихриста" этот вопрос активно обсуждался в европейских СМИ. Что же им не понравилось в картине Триера? Режиссёр наглядно показал, что устанавливать такие щеколды в срочном порядке просто необходимо! Иначе да будет лисичка. Хаос. Холокост. Кто-то страшный к нам идёт?
А если "Антихрист" - это всего лишь рефлексия большого художника после двух лет депрессии, его нутро, вывернутое наизнанку? Так эта рефлексия, по крайней мере, умна, талантлива и не требует серьёзного медицинского вмешательства. Если это тонкий расчет - так еще прекрасней. В кои-то веки интеллектуальные критики получили весь набор удовольствий: тут вам и кино с Большой буквы, и патология в обращении с гениталиями, в общем, сплошной секс, кровь и насилие. Есть что обсуждать, над чем ломать голову, напрягать мозги. Занять хоть чем-то свои маленькие бессмысленные, порожняковые жизни. Ну и как не сказать Ларсу фон Триеру за это большое человеческое спасибо?
Но главное, что в картине не идёт речь о человеке и Боге - единственных на свете вещах, которые серьёзны сами по себе, вне зависимости от упаковки. И действительно способны вызвать нешуточный страх. За враждебностью природы в "Пикнике у висячей скалы" Питера Уира таилось трансцендентальное. В "Антихристе" колышущиеся травы вызывают не дрожь, а болезненное любопытство. Понятно же, что за ними скрывается какая-то мерзость.
Триер продолжает "сдирать кожу" лишь у людей. Да и за какие такие заслуги на них должна вдруг просыпаться манна небесная? Как выражался ребёнок из фильма "Зорро": "Люди злые и трусливые, они не заслужили". Хитрый режиссёр прекрасно отдает себе отчет в условности названия ленты: как той, так и другой. Из религии он берёт только демонстрацию гравюр из жизни святой инквизиции и создаёт перевёртыш в изображении трех престольных животных из Апокалипсиса: вместо тельца, льва и орла - олениха, лиса и полузадушенный вороненок. Четвертое животное - человек - остаётся человеком. В финале, который легко мог стать фрагментом клипа на песню "На дальней станции сойду", эта мысль высказана особенно ёмко.
Покинувший нас Савва Ямщиков, как подлинный хранитель великого сокровища русской культуры, никогда не замыкался только на прошлом. Бережно относясь к культурному наследию, он искал и находил драгоценности и в окружающем нас мире. Незадолго до своего ухода он написал такие строки: "До конца дней своих буду привечать служителей прекрасного, ибо они делают жизнь полноценной, радостной и счастливой. Доказательством правильности избранного мною пути в жизни и творчестве стала недавняя встреча с прекрасной художницей Анной Леон".
В эти дни и до конца лета в выставочном зале московского НИИ реставрации (Улице Бурденко, 23) висят талантливые работы Анны, которую Ямщиков словно напутствовал на творчество и труд: "В творчестве Анны Леон привлекает, прежде всего, его географическая составляющая. Родилась она в Туркмении, училась в Павлодаре (Казахстан), работала в Германии, а теперь живёт в Одинцове. Графические серии Анна создавала в Туве, Марокко, Чувашии, Иране и в усадьбе Большие Вязёмы. Для молодой художницы, согласитесь, такая перемена мест дала богатейший материал и позволила близко соприкоснуться с культурами самых разных народов. Рисунки Анны Леон ни в коей мере не являются репортёрскими отчётами об очередной командировке. Она глубоко проникает в не знакомый ей поначалу мир, стараясь постичь самую суть людей, природы, исторических памятников тех мест, куда её забросила судьба. Пытливый исследователь и внимательный наблюдатель сочетаются в творчестве Анны с добротной мастеровитостью рисунка и разнообразием технических приёмов. Анна Леон, чьи работы мы здесь публикуем, начинает своё восхождение к вершинам художественного откровения. И начало это более чем обнадёживающее".
Соб. инф.
Цензор знает, как надо. Критик знает, как надо. А теперь и свинья-литератор совершенно точно знает, как надо. И на этом окончательном потрясающем акунинско-чертишвилливском всезнании, собственно, и заканчивается искусство. А что начинается? Начинается всё что угодно: инженерия, коммерция, бухгалтерия, благотворительность, геополитика… Впрочем, искусство, разумеется, не уходит от нас окончательно. Улетучившись из галерей, салонов и библиотек, оно мерцает где-то на обочине осмысленной жизни. И если нерусский дворник метёт свой двор с азартом, особо не думая и не напрягаясь (то есть как Бог на душу положил!), то не стоит его бранить за разгильдяйство. Ведь он в своем "не туда-туда" всё ближе к искусству, чем сотни "расчетливых гениев", заполонивших требовательную Первопрестольную, заваливших её своей профессионально-художественной "расчленёнкой".
В известной компьютерной программе "Фотошоп" существует набор фильтров, которые превратят любое изображение в подобие произведения искусства. Обычную фотографию можно попробовать перевести в род какой-нибудь гравюры или, там, картины маслом. Таких имитационных фильтров здесь великое множество - штук чуть ли не тридцать.
С их помощью можно "творить чудеса". Очевидно, скоро подобные программы появятся не только в обслуживании изобразительной сферы, но и сферы музыки и уж, как пить дать, в литературе!
Только опции "акварель", "пастель", "уголь", "ксерокс" будут заменены именами наших прославленных писателей, чей стиль будет умело конструироваться при помощи определенного словаря и определенной последовательности слов в предложении. Даже удивительное "своязычие" кудесника слова Владимира Владимировича Личутина может стать подходящим материалом для выстраивания соответствующих стилистических матриц.
Так, предложение из букваря "Мама мыла раму" после включения "электронного Личутина" может превратиться "Матуха-то мытчица упеталася, скоркая окольницу" (разумеется, живой Личутин, так ни за что бы не написал!).
Романист-утопист позапрошлого века Фаддей Булгарин предсказывал появление в далеком будущем машины "для деяния стихов и прозы", которая, ежели кинуть в неё монетку, за считанные минуты настрочит средней руки романец или очередную оду. Подобное "изобретение" Фаддея Венедиктовича, было сделано, вероятно, в пику непревзойденному Пушкину, который писал что хотел и когда хотел.
