Что касается журналистов и публицистов, то и они тоже дети октября 93, все без исключения. Право говорить и писать все что угодно они получили именно тогда. То есть формально это произошло раньше, но в октябре это право было закреплено. Причем они это прекрасно знают. То есть все проклятия в адрес победителей - гнусность и лицемерие.
В первые дни после разгрома ФНС президент мог делать все что угодно. Например, «выстроить» региональных лидеров; в тот момент сопротивляться ни у кого желания не было. Или объявить Россию правопреемницей не СССР, а России до 1917 г., и на этом основании отказаться от выплаты советских долгов. Единственное действительно полезное юридическое наследство Советского Союза - место постоянного члена Совета Безопасности ООН - мы к тому времени уже получили, и отнять его никто не мог. Можно не сомневаться, что Запад бы утерся, слишком он был напуган видом «защитников парламента». Однако не в правилах Бориса Николаевича было пользоваться плодами собственных побед. Он всего лишь отменил уже назначенные досрочные выборы президента, а выборы в Госдуму провел предельно демократично, о чем свидетельствуют их результаты, категорически не устроившие Кремль, но безоговорочно им признанные.
Московские события осени 1993 года можно рассматривать как агрессию СССР против России. Речь идет не только и не столько о том, что главную ударную силу ФНС составляли приднестровские «гвардейцы» и бывшие прибалтийские омоновцы. Агрессия была в первую очередь идеологической - тоталитарная империя атаковала демократическую республику. Агрессия была отражена силовыми методами и, как тогда казалось, провалилась и в идеологическом плане. Однако, как показывают нынешние события, идеологическая агрессия была еще впереди. Современная история демонстрирует, что информационная война часто оказывается эффективнее прямой вооруженной борьбы. Битые левые и нацики получили возможность интерпретировать реальность. В 90-е - благодаря подаренной Ельциным свободе слова. В нулевые - благодаря тому, что власть стала если и не совсем их сторонницей, то уж точно не их противницей. В итоге, понятие «расстрел парламента» стало синонимом понятия «события сентября-октября 1993-го». «Расстрелянные» сделали благодаря этому «расстрелу» шикарные политические и/или медийные карьеры, что позволило им установить монополию на данную трактовку реальности. Рядовых боевиков руководство, разумеется, кинуло, но кто мог ожидать чего-то другого, их ведь изначально рассматривали как расходный материал.
В итоге проигравшие постепенно стали победителями. Причем в режиме гораздо более комфортном для себя самих, чем если бы они победили на поле боя 15 лет назад. Они не сгрызли друг друга, не убили и не разорвали страну. Ее им построил Ельцин и передал Путину. По крайней мере, это была реальная полноценная страна, а не первозданный хаос, полученный самим Ельциным от Горбачева. Вот эта страна и была оформлена так, как хотели проигравшие осенью 93-го. Не на 100 %, конечно, но гораздо больше, чем на 50 %. А тогдашние победители не получили ничего.
Для построения демократии в России снова не хватило демократов. В «элите» единственным демократом оказался первый секретарь свердловского обкома КПСС с замашками русского царя. Ельцин искренне хотел построить в России демократию и тащил в нее страну насильно. Силы у него было много, но страна очень уж активно сопротивлялась, потому первый президент и надорвался. Остальные представители власти и прочих элитных групп использовали новые возможности, как правило, для личного обогащения, что вызвало довольно сильное отвращение к понятию «демократия» среди «простого народа». То, что демократия получилась несколько недоразвитой и вряд ли могла быть иной в наших условиях, никто объяснить не удосужился. Когда прозвучала привычная команда «к ноге!», исполнять ее бросились даже те, кому это было совершенно невыгодно. Ничего не поделаешь, сложно противостоять собственным рефлексам.
Впрочем, как показали 90-е, особенно - октябрь 93-го, демократы в России есть, причем их довольно много. Они скрываются в недрах того самого «простого народа» (если бы их не было - падение в авторитаризм произошло бы гораздо раньше и в гораздо более жесткой форме). Однако они так и не удосужились даже всерьез осознать свои интересы, тем более - самоорганизоваться. И уж совсем не додумались до того, чтобы попытаться интерпретировать реальность. Ну и получили, что заслужили.
Олег Кашин
Два креста и баррикада
Народный мемориал на Пресне
Человека с молотком зовут Владимир Семенович Анохин. Сидит прямо на тротуаре, забивает гвозди в рамку стенда с газетными вырезками и лозунгами, ремонтирует («подновляет») стенд к годовщине. Содержание стенда - тоже его, Владимира Семеновича, забота, и при желании над этим произведением наивного искусства можно даже посмеяться - помимо плакатов с именами погибших в девяносто третьем году там много всякого разного. Статьи с заголовками «ОПГ „Еврейские расисты“», «Фашистское лицо Израиля», фотографии Владимира Путина в кипе и карикатура на Юрия Лужкова в костюме пирата, а поверх всего - почему-то вырезанный из афиши последнего концерта группы «ДДТ» лозунг «Не стреляй!». Владимир Семенович честно признается: для того чтобы добыть этот лозунг, ему пришлось испортить две афиши, а потом жалуется на «дебильную молодежь», которая прошлой ночью оторвала от лозунга частицу «не», и получилось «стреляй!» Ты слушаешь бубнеж старика, тут еще какой-то знакомый Анохина проходит мимо, выгуливая собаку, видит, что Владимир Семенович дает интервью, и кричит ему: «Семеныч, кончай пиар!» Ты уже готов засмеяться, но тут к горлу снова подступает комок - здесь не смешно, здесь страшно и грустно.
Пенсионер Анохин проводит на Дружинниковской все дни, с утра до ночи. Как так вышло - сам не знает. То есть, конечно, вечером 21 сентября 1993 года он, услышав об указе номер 1400, пришел к Дому Советов на митинг, оставался на баррикадах до самого конца, до 4 октября, потом был бит милицией, потом отлеживался дома. А потом, буквально через два дня после танков, у Анохина убили единственную дочь, двадцатилетнюю медсестру. Пошла в обувную мастерскую забирать туфли, сапожника на месте не было, зато были два каких-то подонка, которые ее вначале изнасиловали, а потом чугунной сапожной лапой снесли ей череп. Опознавал по родинкам на теле, потом три недели не мог похоронить, потому что после 4 октября на кладбищах еще долго не было свободных мест. Когда похоронил, остался совсем один. Пришел к Белому дому. Говорит, что в СССР детей сапожными лапами не убивали, поэтому он за советскую власть. Ну, пускай будет такое объяснение.
Их вообще, наверное, всегда будет сюда тянуть. Вот, например, Михаил Смирнов - отставной милиционер, работал в центральном аппарате МВД СССР, на пенсию ушел майором, но теперь называет себя полковником советской милиции, потому что и. о. президента Александр Руцкой своим указом присвоил всем офицерам, участвовавшим в обороне Дома Советов, внеочередные воинские звания, сразу через одно. Смирнов в то время работал в ЦК профсоюза работников агропромышленного комплекса, но, когда пришел на баррикады, представился действующим офицером. Его приняли в первый батальон добровольческого полка защиты Верховного Совета России. В полку народу было человек сто пятьдесят, то есть раза в три меньше, чем полагается по уставу, зато ни одного рядового - все майоры, подполковники да полковники. Командир полка полковник Марков выставил первый батальон в оцепление по периметру Краснопресненской набережной - там и простояли тринадцать дней. В здание Дома Советов бойцов не пускали, местом дислокации было бюро пропусков, спали там по очереди. Утром 4 октября, когда пришли танки, те, кто спал, остались под обстрелом, а те, кто дежурил, при появлении первой колонны бронетехники по приказу Маркова пошли отступать - по мосту на Новый Арбат, да и разбежались по домам, то есть Смирнов в те дни не пострадал. Упрекать отступавших, конечно, не в чем - оружия у них не было, да и вообще - что бы они сделали против танков-то, - но Смирнову неловко говорить об этом, и, видимо, чтобы как-то сгладить эту неловкость, он вспоминает ночь с третьего на четвертое:
- Ночью поступила команда восстанавливать баррикады, потому что стало известно, что Гайдар призвал сторонников Ельцина собираться у Моссовета, а Шойгу раздает им автоматы. Мы строим баррикады, а тут к нам первая группа гайдаровцев уже подошла - человек пятьдесят, без оружия. Мы с ними вступили в словесные дебаты, после чего некоторые из них выразили желание встать с нами в ряды защитников Верховного Совета, а остальные разошлись по домам.
