Мои родители – это мои родители, и никто, кроме меня и тех, кто общался с ними лично, не смеет давать им оценки. Я люблю и уважаю их такими, какими они создали меня и, не принимая их недостатки и трагедии, принимаю и признаю их в целом: это неотъемлемая часть меня. И я изучаю их недостатки не для того, чтобы пенять им тогда, когда уже ничего не поделать, а чтобы не дать им проявиться во мне в той или иной форме, ибо, как их сын, я к ним предрасположен.
Мне кажется, эту естественную позицию стоит распространить и на отношение к прошедшим поколениям в целом.
Однако нельзя не видеть, что Сталин быстро возвращается в центр внутрироссийской общественной дискуссии, – и истерика либералов отнюдь не является главной причиной этого возврата.
Фигура Сталина возвращается как реакция на массовое и часто откровенно наглое переписывание истории, на наше унижение, на навязывание нам вины за все, что можно и чего нельзя вообразить по принципу «Горе побежденным». И это серьезно: Россия не Германия, и, превращая ее в аналог Веймарской Германии, вы воскрешаете не Гитлера, но Сталина.
Но главная причина роста популярности Сталина – жгучий контраст с полным ничтожеством нынешнего руководства России и его откровенной враждебностью ее народу. Я знаю, что с высоты сегодняшних критериев, хотя это и не научный подход, Сталина нельзя назвать «эффективным менеджером», однако почти все, что создано в нашей стране, почти все, в чем мы живем, создано при нем или по идеям, родившимся при нем.
Приход к власти в России нормального честного руководства, просто исполняющего свои обязанности перед обществом, вернет Сталина в историю со стандартным ярлычком made in China: «великий исторический деятель, на 70 % был прав, 30 % его действий было ошибками, и мы их мучительно исправляем». Но я боюсь, что приход к власти нормальных честных людей в созданной в нашей стране политической системе практически невозможен.
Непонимание современного состояния дел в России со стороны Запада потрясает. Даже в розданных нам вопросах употреблено выражение «освобождение от коммунизма». Позвольте проинформировать, что либеральные реформы обрушили уровень жизни основной массы россиян и сделали эту жизнь едва выносимой. В мире есть только два примера быстрого, за 20 лет, и при этом существенного сокращения среднего роста населения: в Северной Корее и в подвергающейся либеральным социально-экономическим реформам России.
И «освобождение от коммунизма» для российского общества все более и более означает освобождение от благосостояния, освобождение от безопасности, от здравоохранения, от образования – освобождение от нормальной человеческой жизни.
Холокост воспринимается как «еврейская катастрофа», 1945 год, как здесь говорилось, воспринимался немцами как «немецкая катастрофа», а «освобождение от коммунизма» стало началом российской катастрофы, продолжающейся намного дольше двух предыдущих катастроф – более 20 лет.
И эта российская, и прежде всего русская катастрофа настолько ужасна, что я бы не посоветовал представителям иных стран солидаризоваться с ее организаторами, пусть даже в форме ветхозаветных разговоров об «освобождении от коммунизма».
Потому что Россия беременна справедливостью.
Тот, кто действует, не понимая этого, обрекает ее на Сталина.
Выражаясь операционально, Сталин сегодня – это внесистемное, вненормативное и потому чудовищное установление справедливости и точно такое же – внесистемное и вненормативное – обеспечение развития.
При этом огромная часть российского общества, прекрасно понимая, что подобная справедливость и подобное развитие обойдутся им лично весьма дорого, уже сегодня полностью согласна на их осуществление, на возвращение Сталина, – ибо на фоне нынешних «урководителей» не видит никакого другого способа выживания страны и сохранения народа.
В утешение могу сказать лишь одно: жестокость Сталина, отбившая у народа и элиты способность к инициативе – из-за чего созданная им система и сгнила, – была вызвана инфернальной жестокостью Гражданской войны.
Предстоящий нам Сталин будет порождением значительно менее жестоких обстоятельств – и, соответственно, будет более гуманен сам, хотя в сегодняшней России это понравится далеко не всем.
И последнее.
Разница в историческом сознании русских и немцев весьма проста: немцы виноваты перед другими, в то время как мы виноваты перед собой, ибо главными жертвами немецкого тоталитаризма были другие народы, а главной жертвой тоталитаризма советского был сам советский народ. Именно в этом заключается коренное, принципиальное отличие гитлеризма и сталинизма.
Поэтому Германия с гордостью считает себя отличницей в деле демократии, а мы смотрим на это с искренним недоумением, ибо не считаем себя школьниками, которым кто-то может выставлять оценки.
Не учитывать эту разницу самоощущений – значит сеять между народами рознь вместо взаимопонимания. А я бы очень не хотел, чтобы между нашими народами когда-нибудь еще снова возникла рознь.
ГКЧП: что это было и зачем
Если День Победы был высшей точкой, апофеозом становления советской цивилизации, то ее завершением по праву следует считать 19 августа 1991 года – день политической судороги, известной под псевдонимом «ГКЧП».
Члены ГКЧП – Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР (даже само название его представляет собой грамматическую нелепицу: так просто не говорят и не пишут по– русски, даже на канцелярите) – называют свою авантюру попыткой спасти Советский Союз от подписания нелегитимных документов и от развала великой страны. Однако в 1991 году избежать катастрофы было уже нельзя: система управления полностью сгнила, и союзные власти утратили всякий кредит доверия, доказав советскому народу свою неадекватность и беспомощность.
Обычные, нормальные люди устали от маразма и лжи власти примерно так же, как и сейчас, – просто власть тогда была намного гуманнее сегодняшней и поэтому, соответственно, в краткосрочном плане более слабой.
Точка невозврата, как представляется, была пройдена во второй половине 1986 года, когда были окончательно приняты решения, за считанные месяцы уничтожившие экономический организм Советского Союза. Это Закон о предприятии и некоторые другие, которые позволили массово перекачивать ресурсы из государственного сектора с фиксированными ценами в частный сектор со свободными ценами, затем при помощи товарно– сырьевых бирж объединять их в крупные партии и при помощи либерализации внешнеэкономической деятельности выкидывать их на экспорт.
Этот механизм, грубо говоря, разорвал артерии советской экономики и обусловил ее крах.
Одновременно с этим, насколько можно судить, спецслужбы стали усиленно развивать национально-демократические движения – сначала в Закавказье, а потом уже во всех республиках. Именно поэтому крах экономики привел и к разрыву нашей страны на различные республики.
Конечно, формально главная цель спецслужб заключалась в сохранении Советского Союза, его силы и своей силы как части силы советского общества. Но не секрет, что истинные цели людей – и даже целых структур – весьма часто существенно отличаются от официальных деклараций. Если гражданин России, скажем, почитает про свои права в действующей Конституции своей страны, он, скорее всего, найдет там много интересных прав, не имеющих никакого отношения к тем, которыми он на самом деле обладает в повседневной жизни.
Факты совершенно однозначны: в большинстве союзных республик – проще говоря, во всех без исключения, по которым есть достоверная информация, – национально-демократические движения, очень легко ставшие сепаратистскими, развивались на рубеже восьмидесятых и девяностых годов не просто при попустительстве, а при прямой поддержке и даже при руководстве со стороны местных спецслужб.
Весьма правдоподобное предположение заключается в том, что столь масштабная не афишируемая и, безусловно, разрушительная деятельность советских спецслужб представляла собой реализацию некоего давнего плана еще андроповских времен, по которому КГБ, как некоррумпированная по сравнению с партией структура, хотела «качнуть ситуацию», обнажив беспомощность и неэффективность разложившегося к тому времени руководства КПСС.
В результате ограниченной дестабилизации страны руководство КГБ предполагало, вероятно, само прийти к власти – под прикрытием тех или иных демократических процедур. Примером могла служить Турция, которой долгое время реально, насколько можно судить, управлял Генштаб. Так что всякий раз, когда демократы заигрывались в свои игры, создавая угрозу прорыва исламистов к власти, – примерно раз в десять лет – происходил военный переворот, и все возвращалось на круги своя.
Возможно, предполагалось нечто подобное, а потом Андропов умер, а план продолжал реализовываться по инерции, с утратой исполнителями понимания смысла их действий. В результате управление процессами было перехвачено нашими стратегическими конкурентами, и развитие общества вышло из-под контроля.
