Александр БОБРОВ
Вечер подходит к той стадии, когда самое яркое выступление — это самое короткое выступление. Я хотел просто принести Володе статью, которую я написал для "Советской России" и принёс туда как раз утром того дня, когда они сгорели вместе с другими редакциями. Я даже написал вот такое четверостишие:
Оптимисты говорят,
Демонстрируя познанья:
"Рукописи не горят".
Всё горит, включая зданья.
Поскольку я как бы остался без печатной площади, но все сделали вид, что сгорела только "Комсомолка", хотя они же и подожгли всё. И стали героями. Безумное время такое, что они подымут теперь тираж, получат деньги. А все остальные газеты как будут выходить — это неважно. Больше Путин никому не написал слова сострадания.
Но я эту статью пересказывать не буду о своём друге Владимире Бондаренко. Я её ещё опубликую. А хочу ему подарить книгу, которая у меня недавно вышла. Ну мне всё равно за ним не угнаться, хотя она тоже здоровая. Книга называется "Московия". И я надписал — "От Московии до Карелии русской болью не отболели мы".
А теперь спою частушки — вторую серию уже, — которые я начал о Бондаренко складывать. И главное, я там соединил то, что сказал Личутин — что Бондаренко — это смесь хохла с москалём. Ну ещё конечно нельзя обойтись без северного мотива и северной крови его. И как раз хочу начать с запева чужого, народного, который мне очень нравится. Я его услышал на родине Василия Ивановича Белова, в Харовском районе, что особенно смешно, и вы поймёте почему:
Эй, товарищ, выходи!
Здоровенна харища
Выходи, не подводи,
Своего товарища!
Гирики, чигирики, магирики мои.
Ах, гирики, чигирики, магирики мои.
Ну и украинская коломыка:
Колы стану я старым, перестану исти,
Алы буду за жинками на колинах лизти.
Гирики, чигирики, магирики мои.
Ах, гирики, чигирики, магирики мои…
Шутиха ты шутиха, машутиха моя.
Ох, шутиха ты шутиха, машутиха моя…
Не садись-ка на коленку,
Предлагаю потерпеть:
Про Володьку Бондаренку
Я частушки буду петь
Шуктиха ты шутиха, машутиха моя!
А как заходит русский спор,
Говорит, что он помор,
А когда достанут сало,
Говорит, что он хохол.
Ах, тырыла, бутырыла, мотырыла моя.
Ох, тырыла, бутырыла, мотырыла моя…
Он писал про самых разных.
Звал к согласию любых.
Белых славил он и красных,
А надо было — голубых.
Шутиха ты шутиха, машутиха моя.
Ох, шутиха ты шутиха, машутиха моя…
Вот подходит старость к двери:
Неужели шестьдесят.
Неужели и теперя
Не поверят, не простят.
Гирики, чигирики, магирики мои.
Ах, гирики, чигирики, магирики мои…
А теперь про Соловьёву — вон она там сидит смеётся, Лариса — жена его.
Ой, я в Перово жил хреново,
Можно было матом крыть.
Но Лариса Соловьёва
Научила говорить.
Ах, тырыла, бутырыла, мотырыла моя.
Ох, тырыла, бутырыла, мотырыла моя…
Дорогой мой друг Володя,
Ясным днём и чёрным днём,
Что в комоде, то и в моде,
Что имеем — то поём.
Ох, шутиха ты шутиха, машутиха моя.
Ах, шутиха ты шутиха, машутиха моя…
Нашу песню не повесить.
Нашу песню — не убить.
Нам пока что 6 по десять,
Лучше цифра 7 по десять.
Значит, так тому и быть!
И заканчиваю сибирской частушкой:
Как с высокого комода уронили Мазева.
Мне спасибо за частушки, а вам за пучеглазие.
Гирики, чигирики, магирики мои.
Ах, гирики, чигирики, магирики мои…
Дмитрий РОГОЗИН
Добрый день! Рад вас всех видеть. Нормально, когда юбилей русского писателя подталкивает нас просто к разговору о России и о том, в каком мире мы живём. Поэтому мы так и многословны, что каждый не может в двух словах объяснить, что для него Россия, что для него русская культура. И говорилось о том, что самые сложные времена у нас позади — это Россия 90-ых годов. Я с этим не согласен. Думаю, что в начале и середине 90-ых годов всё было понятно: там — Гайдар, на той стороне, и Бурбулис, и там танки, что стреляют по Верховному Совету. И там те, кто снабжает оружием чеченских сепаратистов. То есть было понятно, кто там. А те кто не там — они наши. Сейчас всё сложнее. Потому что сейчас вроде как идёт говорильня — по телевизору говорят вроде бы о патриотизме. Президент у нас читает Ключевского, когда едет в бронемашине. И вроде бы как теперь уже Ильин цитируется в Послании президента Федеральному собранию. Только почему-то реальные дела немного другие. И мне кажется, что это время гораздо более сложное, потому что это время идентификации. Другое слово не могу найти — самоопределения, поиска самого себя и отбрасывания шелухи.
Когда я учился в 9-ом классе одной из московских школ, меня пригласили на одну передачу. Она шла на учебном канале и называлась "Спорклуб". И там я был участником и зрителем одного интересного эксперимента. Нас посадили девять человек девочек-мальчиков на стульях в первом ряду, и мы были своеобразными подсадными утками. Нам объяснили, что десятый на последнем стуле не в курсе того, что сейчас будет происходить. А дальше один из нас должен был проходить несколько раз перед нами. Первый раз он прошёл, и второй раз он прошёл — один и тот же человек, с разницей в одну минуту. Первый раз когда он проходил, мы должны были давать ему оценку положительную. Говорить, что очень симпатичный человек, хорошо и опрятно одетый. Выражение лица приятное. Ну, 9-10 баллов мы ему давали. Потом тот же парень проходил мимо нас, и мы ему давали оценку чуть ли не противоположную: ботинки не чищены, костюм мятый — ну, так сказать, на 3-4 балла, максимум, натягивали. Десятый, сидящий в нашем ряду, должен был фактически подтвердить то, что говорили остальные девять до него. То есть исследовался момент социального влияния общества на конкретную личность. Подавляется ли девятью предыдущими мнениями десятая личность, или не подавляется. Поразительная вещь: практически все, кто были десятыми, соглашались с оценкой девятерых. Это меня потрясло, я на всю жизнь запомнил, каково влияние общества на человека, влияние социума, толпы, если хотите, тем более когда толпа заряжена, заражена определённо этим влиянием и целенаправленно пытается надавить на личность. Русских сегодня в России не большинство, потому что нация определяется не количеством людей, которые проживают в стране, а качеством, прежде всего умением понять свою собственную судьбу, понять национальную идею, разделить её и сделать всё, что полезно для страны. Поэтому я считаю, что национальная идея для нас — это, прежде всего, какой-то элемент разумного национального эгоизма сегодня. Надо делать только то, что полезно стране в экономике, во внешней политике, в культуре. Вот полезны, положим, русские писатели сегодня, чтобы осознать миссию России, значит они должны быть показаны по телевизору, и как можно чаще. Почему я вам говорил по поводу этих девяти из десятерых? Потому что сегодня, пока меня не запретили на телевидении, я ходил на разные шоу там к господину Познеру, к другим нашим "американцам", с их паспортами нерусскими на телевидении вещающим. Там обязательно для массовки есть кто-то, кто стоит за сценой. И кто начинает хлопать для того, чтобы хлопали все остальные. Недавно рекламу у нас стали показывать: сзади смех, записанный смех. То есть этим баранам, которые смотрят телевизор, надо объяснять, когда смеяться: так думают те, кто руководят телевидением. Смотрите, что сделали с нашим телевидением. У нас огромная страна, столько часовых поясов. У нас просто одной газетой не накрыть эту огромную стану. И здесь роль телевидения огромна. Они же используют его, чтобы людей отвадить от думания, от мысли. Из чего сегодня состоят информационные выпуски и вообще всё вещание телевизионное? Первое — это Путин, Путин, Путин, Путин… Который встречает министров, выслушивает их внимательно, даёт указание: обратите внимание на детей, обратите внимание на ветеранов. Это добрый президент, до него можно даже дозвониться, когда раз в год он общается с народом. Если не дозвонились — извините. А кто дозвонился — тому и квартира, а может быть даже и гражданство для офицера, который в Таджикистане долгое время воевал с бандитами в рядах российской армии, и оказался не гражданином российским. Ну, тот-то получит гражданство. Все остальные, правда, не получат. А всё остальное время на телевидении — Петросян и компания. То есть страна ржёт постоянно, все остальные проблемы уже решены — всё хорошо, всё замечательно. Оказывается, мы хорошо живём, мы вернули себе статус, мы вернули себе все утерянные территории: Крым, Приднестровье, Абхазию, Южную Осетию. Оказывается, мы всё уже решили: у нас у власти национальное правительство — теперь можно и посмеяться. На самом деле происходит следующее: отбивают охоту не заниматься политикой, нет, а охоту думать, охоту понимать, в каком положении находится страна. И это целенаправленная политика, и это худшее время, чем то, которое было в начале 90-ых, поверьте мне. Там всё было проще — чужой-свой, а здесь намного хуже. И не понимаешь, как постепенно ты становишься дебилом, как становишься человеком, теряющим ощущение себя во времени. Года три тому назад я написал для президента справку одну. Называлась она "Особенности поведения представителей федеральных сил на территории чеченской республики во время проведения антитеррористической операции". Как разговаривать с чеченской женщиной, со стариками, как входить в дом, в жилище, как выходить из дома. Если попал в плен, как выжить, как относиться к исламу, к мюридизму как особой ветви понимания чеченцами ислама. Как свою веру сохранить, даже в плену находясь, православную веру свою, как уберечь её. Когда я принёс эту справку главе государства и всем силовикам — я лично принёс — они все прочли и спросили: а где взял? Откуда материал? А я говорю, что материал то всем давно известен — это Лермонтов, это Лев Николаевич Толстой. Всё давно уже известно, всё, что происходило и происходит на Кавказе. Мы всё это проходили в истории своей. Мы столько крови пролили наших предков на Кавказе и на других огромных российских территориях, и непонятно, почему сегодняшняя власть делает вид, что она не знает как себя вести. А не знает как себя вести по одной простой причине — потому что они Иваны, родства не помнящие. Они не знают русской культуры, русской литературы. Для них другие газеты важны — вот "Комсомольская правда" для них важнее. Недавно вот здесь мы вспоминали бывшего главного редактора "Огонька" и сидели нынешние сотрудники "Огонька", которые морщились, когда я выступал с этой сцены. Но чего морщиться-то, ведь на самом деле их прессу читать нельзя, их телевизор включать нельзя — потому что мы теряем самое главное: ощущение личности своей. И поэтому и теряем мы своих мальчишек на Кавказе, потому что не понимаем того, что есть великая русская культура — подвиг России, история тысячелетняя России и история, которая будет длиться в будущее. Они отбивают у нас охоту ходить на выборы. Потому что нормальный, приличный, уважающий себя человек не ходит на выборы, оттого что знает, что всё это обман. И в этом есть противоречие патриотических организаций, которые идут на выборы и пытаются выбрать русского человека, но не верят в эту технологию и знают, что их точно обжулят, как обжулили и с отпуском цен, и с дефолтом. И во многом, многом другом.
