В этом смысле медиология носит ярко выраженный антидоктринальный характер: "В противоположность большинству "научных идеологий" сформировавших школы и авторитет с начала промышленной революции, медиология не может считаться ни авторитетом, ни панацеей". Дебре интересует не передача каких-либо социальных мессиджей и политических откровений, он "лишь" довольствуется изучением процессов самой "передачи", с помощью которых сообщение посылается, циркулирует и "находит адресата". Для него медиология не является очередным способом распространения новой веры. Как говорит он сам, "она стремится лишь помочь понять, как и посредством каких организационных принципов мы веруем". Поэтому следует сказать, что эта теория отказываться считать себя теорией именно медиа, поскольку ее больше интересует медиальность самой культуры, то есть различные формы трансляции, передачи культурных содержаний. Критика "идеологий" заложена в самом методе медиологии — "задавание вопросов об условиях взлета доктрин (религиозных, политических или моральных) и о причинах возникновения ученого авторитета". В этом смысле его понимание своей теории как "площадки для критики" представляет собой полную противоположность "большим повествованиям" тех, "кто убаюкивал грезами о лучшей жизни"…
Итак, Дебре отдает себе отчёт в очень скромных возможностях предложенной им формы рефлексии культурных механизмов, прямо говоря, что вряд ли эвристическая прибавочная стоимость ("выигрыш, полученный в сфере познания") сможет произвести "спонтанный освободительный эффект в отношении нашего коллективного бреда". Однако профессор Дебре и представить себе не мог, насколько он оказался прав в последнем пункте. Данная книга действительно может только усилит сумерки сознания у отдельных думающих (что мыслящих) персонажей. Более того, есть первое подтверждение: в конце прошлого года издательство "Праксис" получило письмо с Украины, в которой Ганна Володимирiвна Онкович проинформировала их об удовольствии, с которым она узнала о выходе "такой интересной работы", и выразила надежду, "что в ближайшее время буду её иметь и, конечно, прочитаю". Казалось бы, здорово, что несмотря на усилия Ющенко и Ко в "незалежной" следят за новинками русского книжного рынка. Однако далее "авторка" письма выразила свое удивление: "Не думала, что понятие "медиАлогия", которое я активно актуализирую в последнее время, имеет такие давние корни". Но самое ошеломляющее заключалось даже не в этом поразительном открытии пани Ганны, а в ее требовании к издательству: "Но! К сожалению, на Вашей обложке и в тексте Вашей аннотации это понятие пишется двояко. Пожалуйста, исправьте ошибку на обложке! Конечно, медиАлогия — наука про МЕДИА". Причем самостийную мыслительницу нисколько не смутило то, что в оригинале сочинение Дебре называется Introduction a la mediologie. Что не должно удивлять, учитывая то, что она является не просто доктором педагогических наук и профессором, но и заведующим отделом теории и методологии гуманитарного образования Института высшего образования Академии педагогических наук Украины…
Говоря о действительных издательских ляпах, можно отметить, что издатели путаются в показаниях относительно имени автора — если на обложке Debray передано как "Дебрэ", то уже в аннотации он превращается в более привычного "Дебре". Видимо, это продолжение борьбы двух переводческих школ в одной редакции — то же самое произошло при издании "Праксисом" воспоминаний Раймона/Реймона Арона "Пристрастный зритель"...
Широкий выбор моделей бензопил Echo 11 Вашему вниманию предлагает интернет магазин "Activ Tool".
1
__ ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ: «ИСТОРИЮ ТВОРИТ НАРОД...»
Лев Тихомиров в своем труде "Монархическая государственность", написанном в начале ХХ века и давшем теоретическое обоснование монархическому принципу, писал следующее: "Человечество вовсе не всегда правильно догадывается, к чему оно идет. История Греции, по общему убеждению всех ее политических людей и граждан, была процессом развития демократии. А между тем, он на самом деле завершился всемирной монархией Александра Македонского, который явился представителем культурного дела, подготовленного предшествовавшим периодом развития демократии. Такого исхода не ждали греки ни при Фемистокле, ни при Перикле. Не представляли себе и доблестные республиканцы Рима времен Пунических войн грядущего появления Цезаря и Августа".
Согласно данным опросов общественного мнения, около 20% граждан современной России готовы поддержать возрождение монархии. Не исключено, правда, что под "монархией" каждый из респондентов понимает что-то свое. Разброс мнений в этом вопросе чрезвычайно широк. Для кого-то предпочтительна монархия конституционная, вполне декоративная: в качестве некоего символа, способного стабилизировать политическую жизнь в стране и подчеркнуть историческую преемственность эпох. Другие, наоборот, чают возвращения к самодержавному строю, ждут полновластного кесаря, который обеспечит необходимую централизацию власти, очистит Авгиевы конюшни "демократии", восстановит международный статус России, устроив внутри страны некое подобие царства справедливости.
Помнится, герой романа Михаила Булгакова, насмотревшись на художества петлюровцев, воскликнул в сердцах: "Я — монархист по своим убеждениям. Но в данный момент тут требуются большевики…" Сейчас можно слышать другое: "Я — социалист по убеждениям, но без мудрого и сильного царя Россия не выберется из трясины…"
Редактор портала "Правая.ру", историк Александр Елисеев некогда в своей статье "Царь и Советы!" ("Завтра" №47, 2007 г.) писал так: "… Самодержавие и самоуправление — вот та формула диалектического синтеза, при помощи которой можно возродить исконно русское правление на новом уровне".
Сегодняшнее монархическое движение противоречиво и неоднородно. На нем лежит проекция тайн и парадоксов Отречения, свершившегося в марте 1917 года. Религиозный смысл прекращения и восстановления в России монархии очевиден для очень многих православных верующих, хотя признается не всеми.
Идеологические, духовные и политические оттенки монархического сознания накладываются на нерешенные вопросы о возможном способе установления монархии в России.
Современные российские монархисты делятся на две основные группы: так называемых "соборян" и "легитимистов". То есть на сторонников избрания нового, не связанного никакими династическими предпочтениями царя на Соборе, и на сторонников династии Романовых.
Первые в самом начале 90-х годов оформились в довольно мощное движение, ратующее за созыв нового Всероссийского Земского Собора, на котором и будет избран будущий царь. У истоков этого движения стоял монархист и народник Вячеслав Клыков, ратовавший за приход новой правящей династии, а именно — за потомков советского маршала Георгия Жукова. После гайдаровских реформ и расстрелов 1993 года закончилась общественная эйфория, вызванная перестройкой. Вместе с ней сама собой сошла на нет и деятельность соборных монархистов.
Что касается "легитимистов", то здесь мы видим несколько течений, ориентированных на разные конкурирующие между собой ветви династии Романовых, представители которых родились и живут за пределами России и ведут "династические споры". Однако сегодня европейские монархи и представители владетельных домов, утративших престолы, признают право наследия только за Кирилловичами, которых хорошо знают и у нас.
Наследник российского престола, сын Великой княгини Марии Владимировны и принца Прусского Франца-Вильгельма Гогенцоллерна, Великий князь Российский Георгий — младший из Кирилловичей. Он родился в 1981 году в Мадриде, где проживает и поныне. По отцу он является праправнуком германского императора Вильгельма II, по матери — прапраправнуком российского императора Александра II. Родной язык Георгия — французский, хотя он без труда говорит и читает на испанском, английском и русском.
Князь Георгий за свои неполные тридцать лет успел поучиться в Оксфорде, поработать в Европарламенте, а затем в агентстве Еврокомиссии по вопросам ядерной безопасности в Люксембурге. С позапрошлого года он работает советником генерального директора компании "Норильский никель", представляя эту российскую корпорацию в Институте никеля (Брюссель, Бельгия).
