Умельцы из калифорнийской дизайн-студии Kia утверждают, что силуэт у GT4 Stinger незамысловатый и очень простой. Должно быть, напрашиваются на комплименты: «Стингер» выглядит мощно и напористо. Передние стойки почти незаметны — это создает эффект парящей крыши, держащейся лишь на задних опорах. Впрочем, сомнительно, что дерзкий прикид станет корпоративным кодом компании. Скорее мы увидим кое-какие элементы на будущих моделях Kia.
Внутри все во имя практичности и концентрации. Двери выполнены из алюминия, поэтому очень легки, а внутренние ручки конструкторы заменили кожаными хлястиками, как у олдскульных спорткаров. Нет даже мультимедийной системы — только цифровая приборная панель с алой подсветкой спидометра, тахометра и индикацией выбранной передачи. Музыкой должен служить рев двигателя.
С технической точки зрения GT4 Stinger — классическое купе с посадочной формулой 2+2. Спереди установлен четырехцилиндровый двухлитровый турбомотор мощностью 315 л. с., который работает с шестиступенчатой механикой. Сама машина невелика: в ней 4310 миллиметров длины, 1890 — ширины и всего 1250 — высоты, массу раскидали по осям почти идеально: 52 процента приходится на передок. Самое оно для заднего привода: во время ускорений тыл получит достаточно прижимной силы.
Если смелый концепт все же пройдет трудный путь до конвейера, он станет костью в горле для Toyota и Subaru, снимающих сливки со своих GT86 и BRZ.
Сила и разум / Автомобили / Новости
Сила и разум
/ Автомобили / Новости
Говоря о легендарных авто, обычно поминают либо спорткары, либо машины, выпускавшиеся десятилетиями, — такие, как VW Kafer, то есть «Жук» первой генерации. В эту когорту лучших вряд ли когда-нибудь примут пикап, а жаль: среди бытовых грузовичков есть настоящий аксакал, который держит пальму первенства в своей категории на протяжении уже 37 лет. Его зовут Ford F-150.
Это поколение уже тринадцатое по счету, если считать с момента рождения F-серии, но создатели не побоялись чертовой дюжины, вложив в автомобиль-трудягу не только все свои знания и умения, но и современные разработки. Инженеры радуются, как дети, когда им удается снизить массу машины килограммов на 20—30. Ford F-150 сбросил аж 317 кило — спасибо крылатому металлу, из которого отштампованы кузовные элементы. Стальными остались лишь рама да часть деталей, испытывающих повышенные нагрузки.
Меньше веса — меньше мотор. Американцы в последнее время экономят наравне с европейцами, и если на вершине гаммы до сих пор стоял 6,2-литровый V8, то отныне старшиной назначен пятилитровый с тем же количеством «горшков». Честь V-образных атмосферников будет отстаивать 3,5-литровый V6, а высокотехнологичное семейство EcoBoost получит сразу два места в «президиуме» (3,5 и 2,7 литра). Все они агрегатируются с шестиступенчатым автоматом. Любопытно, что фордовцы, по крайней мере, пока, не анонсировали гибридный вариант, в то время как их коллеги из GM давно выкатили GMC Sierra Hybrid. Да и стоит ли? Пикап — инструмент утилитарный, излишества и усложнения здесь ни к чему.
Утилитарный, но не кондовый: если раньше американские интерьеры можно было упрекнуть в топорности, то переделанный салон заокеанского Ford не хуже, чем у «европейцев»: многофункциональный руль, огромный экран в комбинации приборов, восьмидюймовый дисплей мультимедиасистемы... Есть и вставки под дерево.
F-150, как и прежде, может иметь одинарную или двойную кабину. В первом случае салон считается трехместным, во втором — шестиместным. Предусмотрено и два четырехдверных исполнения — с небольшими задними дверьми, открывающимися против хода, или с обычными. В общем, любой каприз за ваши деньги.
Без сомнения, новый Ford F-150 — это колоссальный шаг вперед, благодаря которому пикап из стана небритых ковбоев перешел в общество гаджетозависимых метросексуалов. Вот только оценит ли публика такой разворот?
Голос Советов / Искусство и культура / Телевидение
Голос Советов
/ Искусство и культура / Телевидение
Игорь Кириллов — о том, почему народные артисты слетались на «Голубой огонек» и что именно разливали телеведущие под столом, о терпении Магомаева и волнении Сличенко, почему Михаила Жарова считали алкоголиком, как Папанин чуть не сорвал прямой эфир и зачем Козловский пел романсы Гагарину
Когда слышишь голос Игоря Кириллова, появляется ощущение праздника, как будто переключил телик на «Голубой огонек» или, как в детстве, оказался с родителями в колонне первомайской демонстрации. Стопроцентно узнаваемый голос! Напроситься к мэтру в гости стоило немалых трудов: то государственные праздники — и он ведет концерт, то съемки. Впрочем, сам он к своей персоне относится без пафоса, зато с огромным уважением к профессии диктора.
— Игорь Леонидович, вам, должно быть, известно, какое магическое действие оказывает ваш голос. Вы, наверное, из-за этого и на телевидение пошли?
— Голос мне достался от отца — у него был очень красивый баритон. А еще отец работал редактором Воениздата, общался с литераторами, обучал их правильному русскому языку. К тому же моя бабушка была дворянкой из Замоскворечья, правда, это выяснилось только после третьей русской революции — я имею в виду 90-е годы, когда уже разрешалось говорить о своем происхождении. Бабушка и отец разговаривали на языке Островского и Пушкина. Я с детских лет впитывал это в себя, и все равно моя речь — жалкое подобие той, что была естественной в среде достаточно обеспеченных людей, которые читали книги, ходили в театры, общались в салонах.
Я не собирался становиться ни артистом, ни диктором, ни корреспондентом. Мечтал быть кинорежиссером. Но Господь вовремя отвел мои претензии на эту профессию. Хотя я это и не сразу понял. Сначала поступал во ВГИК на режиссерский и с треском провалился. Меня рекомендовали на актерский, и я год там занимался, потом перешел в Щепкинское училище, окончил его и думал, что останусь работать в Малом театре, где царила удивительная атмосфера настоящего русского театра. Такого я больше нигде не ощутил. Но получилось, что я остался в Театре на Таганке — не любимовском, а районном Театре драмы и комедии. Прямо скажу: после Малого театра разочарование было великим, атмосфера совершенно другая.
И все-таки юношеская мечта привела меня в 1957 году на телевидение. Оно заинтересовало меня как новый вид искусства. Я понял, что там можно осуществить мои наивные мечты: сделать экранизацию любимых книг — Марка Твена, Чехова, Куприна. С какими-то своими разработками я пришел к главному режиссеру Центральной студии телевидения Сергею Петровичу Алексееву, и тот меня быстро успокоил: «Ну что же, если вы хотите быть режиссером, то придется год изучать пульт, затем поработать помощником, потом ассистентом. И только после этого мы переведем вас в режиссеры. Это займет лет 25…» Это сейчас 20—22-летние уже становятся Эйзенштейнами и Станиславскими. А тогда было строго, следовало пройти всю школу от а до я. В общем, мне стало ясно, что осуществить свою мечту смогу только годам к 50, но все равно некоторое время поработал помощником режиссера музыкальной редакции Центральной студии телевидения. Надо сказать, что практика у меня получилась хорошая: в 1957 году в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи. Впервые приоткрыли железный занавес — принимали представителей всех континентов. Я, как сотрудник музыкальной редакции, тоже поучаствовал в этих событиях. А через некоторое время на телевидении объявили конкурс: требуется диктор-мужчина. Миллионы телезрителей к тому времени уже могли видеть на экранах наших очаровательных телеведущих — Нину Кондратову, Валентину Леонтьеву, Анну Шилову, Людмилу Соколову. Вот говорю сейчас и вспоминаю молодых, очень добрых и открытых женщин, которых не зря называли «наша Ниночка», «наша Валечка», «наша Анечка»…
— Потребовались мужские лица?
— Да, поэтому и объявили конкурс на диктора-мужчину для чтения последних известий, как их называли тогда — ПИ. Сначала хотели приглашать дикторов с радио, но студия была бедная, не могла себе позволить платить им гонорар, так что решили завести своего, за скромную ставку. Короче, меня уговорили участвовать очень хорошие телережиссеры — Александр Шорин из литературно-драматической редакции и Алексей Салеев, программный режиссер. Дикторы всегда были частью главной редакции программ. Но в тот день, 27 сентября 1957 года, мне было совсем не до конкурса. Мне предстояло привезти на передачу хор старых большевиков с Красной Пресни — им было уже за 70, и следовало о них позаботиться.
