Э.: Ситуацию знаю не понаслышке — у моей бабушки было два инсульта, очень тяжелых. Но, Оля, я может быть сейчас скажу страшную для многих вещь… Есть ситуации, когда человека необходимо поместить в медицинское учреждение, какого бы качества оно ни было.
О.: В России иногда поместить человека в медицинское учреждение равносильно убийству.
Э.: Никто же не говорит — бросить. Ухаживать днем, чтобы хотя бы ночью была возможность отдохнуть. Тем более если надежды на улучшение нет.
О.: Похоже, что нет.
Э.: Так бывает. Звучит жестоко, но поместить человека в больницу означает сохранить свое и его достоинство. Кому стало лучше от того, что твоя знакомая потеряла рассудок? Ее маме? В итоге в квартире оказались два больных человека, а ухаживать за ними некому.
О.: Российская ситуация загоняет в таких ситуациях в пятый угол. У нас нет адекватных учреждений.
Э.: Не только поэтому. В российских семьях редко устанавливается нормальная дистанция между родителями и детьми, зато родители очень любят вгонять детей в чувство вины.
О.: Я готова подписаться под твоими словами. Родители у нас любят прививать детям чувство вины. Нагрузить, так сказать.
Э.: Вот именно, не воспитывать, а манипулировать. Требовать внимания шантажом — тебя, деточка, все предадут, есть только я — столп истины и жизни. Это ломает отношения в российской семье и мешает принимать правильные решения.
О.: О, Эдуард, манипуляции в семье — это наше все. Не чувство ответственности, а чувство вины, не чувство любви, а мазохистская привязанность. У нас большинство подсознательно уверено: пока человека не сломаешь, он твоим не будет. Склонность к психологическому насилию очень сильна.
Э.: При этом всем стоило бы вспомнить Евангелие: «Какой мерой меряете, такой и вам будет отмерено». Манипуляции возвращаются. Кто пытается сломать, окажется сломанным.
О.: Эдуард, где критерий передачи больного человека не слишком комфортному учреждению?
Э.: Когда заведомо дома сделать ничего нельзя. Бесполезно и сверхмучительно. И не надо винить себя, что он умер не через три года, а через три недели.
О.: Тебя расстреляют за эти слова.
Э.: 24 ноября 1957 года Папа Пий XII выступил перед врачами и изложил некоторые принципы необходимого и достаточного ухода. В случае морального конфликта различных инстанций он дал примат воли пациенту или семье. И они могут отказаться от экстраординарных усилий по поддержанию жизни (речь Папы Пия XII перед врачами Института Менделя, 24 ноября 1957, Католическая Документация 1957, № 1267, с. 1607). Например, платить миллионы за искусственное поддержание функций организма, когда мозг уже умер. Рекомендуется снять у больного физические страдания и сопроводить его достойно в тот период, когда он должен умереть.
О.: Знаешь, мне очень нравится ситуация в той же Канаде, например. Когда есть специальные дома с обслуживанием для стариков. И дети могут их навещать по выходным. Это никого не напрягает и сохраняет достоинство и детей, и родителей.
Э.: Оля, не все так просто. И в Канаде, и во многих других странах есть такая система, потому что все общество взяло на себя ответственность. Кстати, большинство таких резиденций в Канаде платные, и человек в течении жизни об этом задумывался и откладывал средства. И дети не просто навещают своих стариков по выходным, они участвуют в покрытии расходов. Все общество целиком делает выбор и направляет часть налогов на достойное содержание стариков, даже если у них денег нет. Делятся люди с разными доходами, и делятся для того, чтобы в обществе был нормальный психологический баланс. Это и называется — социальная ответственность, которая появляется, когда есть ответственность личная.
О.: Я бы с удовольствием отстегивала, если бы это гарантировало мое приличное существование в старости. Я не хочу обременять свою дочь кормлением меня с ложки и заменой памперсов.
Э.: Видимо, не созрели мы еще до такого общественного договора. Между тем, чтобы определить уровень цивилизованности, достаточно посмотреть на отношение к пожилым, бедным и иностранцам. Это еще с библейских времен работает.
О.: Я не могу тебе не задать один вопрос, Эдуард. Ты единственный ребенок своих родителей и они уже не молоды. Родители у тебя замечательные и у тебя с ними очень теплые отношения. Однако, в силу твоего монашеского положения, ты не сможешь выполнить обязанности, о которых мы в этой главе так много говорили.
Э.: Почему не смогу? Пока мой семейный круг может заботиться о моих родителях, я доверюсь узкому семейному кругу. Если же состояние моих родителей станет таково, что они не смогут за собой ухаживать, и наши родственники тоже не смогут этого делать, у меня есть возможность обратиться к провинциальному генеральному настоятелю с просьбой поехать к родителям, и обычно такие просьбы удовлетворяются.
И когда монашеская конгрегация меня принимала, она прекрасно понимала, что я единственный ребенок и может сложиться ситуация, когда мне будет необходимо взять попечение о родителях.
О.: Это красиво и по-человечески.
Э.: Любая монашеская конгрегация старается быть человечной. И если иногда принимаются иные решения в подобных случаях, это из-за несовершенства личных отношений, а не потому, что монашеский устав этого не позволяет.
Когда бываю в Европе или Северной Америке, я частенько завидую. Многому. Экологии, отношению государства к человеку и человека к человеку, безопасной жизни, социальной защищенности. Медицине завидую просто страшно. Когда вижу больницу меня просто всю скручивает… Но есть одна вещь, которая меня не просто скручивает, а не дает жить, спать, есть и разумно мыслить. Вернее, этих вещей две.
Первая, сами по себе дома для пожилых людей. Как они выглядят внутри и снаружи, как там хорошо относятся к обитателям, как достойно обставлен уход из жизни, даже если пациент уже практически из нее разумом ушел и не понимает, где находится.
Но мне понятно, этого при моей жизни не будет. Господи, пусть я умру, пока я еще могу себя обслуживать. Во сне. Не доводи дело до больницы или интерната.
Вторая вещь… Она проще, но вызывает у меня даже больше восхищения. Отношение окружающих к людям пожилого возраста и их отношение к себе.
Моя подруга и ровесница любит приговаривать на полном серьезе: «Старая я уже, мне это нельзя». Говорит она это в том возрасте, когда дамы в США как раз выходят в первый раз замуж и заводят детей. Не все, врать не буду, но очень многие. И считают, что жизнь только начинается. Собственно говоря, даже восьмидесятилетние в инвалидной коляске не считают себя отработанным материалом, не ждут смерти-избавительницы, а катаются на этих колясках по всему городу, в кино и на лекции, а иногда и на специальные танцы.
Им интересно жить, они спешат узнать что-то новенькое, и у них есть на это время и желание. Именно желание. Огонек в глазах, интерес в душе, задор и радость жизни.
И права моя подруга — мы, по сравнению с ними, гораздо более унылые и дряхлые.
Что делают бабушки моего дома? Летом сидят во дворе, обсуждают болезни и несовершенство жизни. На лицах ненависть к тем, у кого больше возможностей.
Западные старички ничего такого не обсуждают и не считают, что у них мало возможностей. Конечно, физически бывает непросто, но через это «непросто» они ходят на курсы танго.
Или в бар. Выпить и потанцевать. Почему бы нет? В Москве в ночном клубе я себя уже чувствую как мамонт, свежевыкопанный из вечной мерзлоты. То есть мне уже пора домой. Хорошо, мне еще можно пока в кафе на ланч. А вечером уже как-то странно. Вечером в кафе приходят люди лет двадцати флиртовать, а мне уже не полагается.
Между тем восьмидесятилетние американцы и европейцы не пренебрегают это стороной жизни. Кокетничают, романы заводят, за ручку по парку гуляют… Что еще они делают, не знаю, свечку не держала, но почему-то верю в их возможности.
Никого это не шокирует, в том числе их самих. А у нас что? У нас: «Бабка, куда полезла — дома надо сидеть». То есть человека старше шестидесяти у нас вынуждают сесть под домашний арест. Чтобы не отсвечивал. Обидно, что уж… Я не хочу под домашний арест.
Что это было?Ольга: Черт, черт, черт! Извините, отец Эдуард, вырвалось. На пенсии многие живут лет двадцать-тридцать. В России — как узники замка Иф без надежды сделать подкоп. Мне кажется, если бы можно было без международного протеста издать закон, что при достижении пенсионного возраста людей надо расстреливать, у нас бы такой закон приняли. При полном согласии людей пенсионного возраста, которые тоже махнули на себя рукой.
Эдуард: Я полностью согласен. И?..
О.: Тебе вопрос обязательно нужен?
Э.: А ты просто хочешь на мою реакцию посмотреть? Тогда я полностью тебя поддерживаю.
