По ходу истории мы постепенно все больше будем узнавать о Параше, о ее привычках, характере, привязанностях и одновременно начнем понимать, как и почему удалось «прикочевать» вечным странникам революционных перестроек в «Домик в Коломне». И везде мы будем обнаруживать особую любовь и привязанность поэта к этому, на первый взгляд, может и простодушному, но очень цельному и непростому образу.
4. СТРЯПУХА ФЕКЛА, ДОБРАЯ СТАРУХА, ДАВНО ЛИШЕННАЯ ЧУТЬЯ И СЛУХА
Теперь займемся подробнее помощницей Параши — стряпухой Феклой. При раскрытии этого образа без помощи В.Даля не обойтись. Известно, что после революции ряд букв, и в том числе O — фита, из русского языка были выброшены. Это мероприятие несомненно сузило понятийную базу языка. Читаем у Даля: O, буква Oита, 34-я по ряду, в церкв. 41-я; пишется без нужды, в греческих словах, замест Ф; в церковн. счете: O девять. В греческом произношении O напоминает английское the *), а некогда писалось у нас в греческих словах замест Т, нпр. Oеатр, Oеория; да и поныне буква эта на западных языках заменена th; используется в именах Oекла (Oекла — заревница, день 24 сент.), Oома, Oеодор, Oеодосия (Oеодосия — колосяница, день 29 мая).
богословие, : родословие языческих богов, боговщина, баснословие.
: богоправление. Израильтянам дано было правление, через посредство Моисея и пророков.
— бранное слово — , .
* * *
:
*)Чужие языки лучше усваиваются в том случае, если в родном языке есть все буквы, соответствующие всем буквам чужого алфавита. Кто изучал английский, тот знает трудности в произношении английского th. В этом суть сужения информационной базы родного языка.
* * *
Постараемся прочесть пушкинскую характеристику Феклы. Православное христианство — государственная идеология дореволюционной России, несмотря на монопольное владение средствами массовой информации (в крестьянской стране церковь была в каждой деревне, в каждом селе; кино, радио, телевидения и других средств массовой информации, неконтролируемых церковью, до революции не было), не смогла «родить» народу объединительной идеи, ибо истина, став верой, начинает лгать. И тогда все, стремящиеся к познанию истины, но не владеющие методологией познания, делятся христианством на "верующих и «неверующих». Отсюда Пушкин, поднявшийся до понимания методологии, осознавал, что Православие как идеология было БЕСПЛОДНО, и, следовательно, «бани жаркой» — гражданской войны ему и народу, идущему за ним, не избежать. Однако Православие в устах пушкинской музы не сразу стало «доброю старухой, давно лишенной чутья и слуха». Тому лет восемь назад, т.е. в 1822 г., в пору кишиневской ссылки, Православие являлось поэту в образе «сорока девушек прелестных», «сорока ангелов небесных, милых сердцем и душой», но… уже с рождения страдавших бесплодием. Речь идет о сказке «Царь Никита и сорок его дочерей». Язык (слово) ассоциативно несет информацию и независимо от желания поэта (на подсознательном уровне). Начало сказки:
Царь Никита жил когда-то
Праздно, весело, богато
Не творил добра, ни зла.
Имя Никита Пушкин не придумал, а взял из русской народной сказки. По Далю: русскому корню в этом имени НИК (ниц, ничком, ником — лицом к земле, затылком кверху) противоположное — ВНИК (взничь, навзник, навзничь — лицом кверху). Отсюда Никита — тот, который не ВНИКает. (Не случайно в России после Иосифа Сталина — Никита Хрущев). Раз не вникал ни во что, то и не мог творить «ни добра, ни зла», зато сумел от "разных матерей прижить дочерей". У Даля: «Встарь считали сороками. По преданию в Москве 40 сороков церквей (1600), но их только 1000, а разделены они по СОРОКАМ на староства или благочиния, хотя в СОРОК может быть и менее сорока церквей.»
Не желая вступать в публичную, небезопасную для того времени полемику по поводу идеологического бесплодия Православия и чувствуя, что даже эзоповский язык может навлечь на него ханжеский гнев богословов-философов, Пушкин выбирает самый верный путь изъяснения — прямой:
Как бы это изъяснить,
Чтоб совсем не рассердить
Богомольной важной дуры,
Слишком чопорной цензуры?
Как быть?… Помоги мне бог!
Такой ход (скорее всего подсознательный) оказался верен. Критика прошедшего и настоящего столетия всегда воспринималa эту сказку в меру своей испорченности, т.е. демонстрировала свое непонимание народного эпоса, а, следовательно, и непонимание той информационной среды, в которой развивалась духовная личность народа. Пушкин, являясь выразителем духовной личности народа, никогда не мог быть полностью понят такой критикой. Например, известный философ прошлого века Вл.Соловьев, почему-то уверенный, что «Гавриилиада» и «Царь Никита» остались незаконченными, писал: «Попытки запрягать поэзию в ярмо сложного порнографического острословия не удавались Пушкину.» (Ист.27, с.600). Интересный момент. На уровне подсознания Вл.Соловьев, объединив «Гавриилиаду» и «Царя Никиту», понимал, что Пушкин никогда не занимался острословием, да еще таким, которое ему «не удавалось». Здесь имеет место проявление хронологического приоритета информационной среды, формируемой творчеством Пушкина («Гавриилиада» — «Ветхий Завет» — 1821г.; «Царь Никита и сорок его дочерей» — четыре Евангелия «Нового завета» — сорок сороков православных церквей Москвы — 1822г.) Эти же произведения на уровне сознания Вл.Соловьева — «ярмо сложного порнографического острословия».
Если в 1822г. в сказке Пушкина безнадежному делу с идеологическим бесплодием Православия помогает ВЕДЬМА (от слова «ведать»):
Баба ведьмою слыла,
Всем недугам пособляла,
Немощь членов исцеляла.
то восемь лет спустя решение этого вопроса Пушкину видится иначе. Но для понимания этого видения необходимо более глубоко разобраться во взаимоотношених вдовы-монархии с кухаркой Феклой-Православием. С этой целью прокомментируем главные занятия вдовы в переломные моменты истории России.
Старушка-мать, бывало, под окном
Сидела; днем она чулок вязала,
А вечером, за маленьким столом,
Раскладывала карты и гадала.
(Октава 31)
«Занятие тайными науками всегда было в почете у русских; со времени Сведенборга и баронессы Крюденер все спириты и иллюминаты, все магнитезеры и гадатели, все жрецы изотеризма и чудотворцы встречали радушный прием на берегах Невы». — Эта запись сделана в дневниках французского посла в России Мориса Палеолога 21 ноября 1916 г.(Ист.46).
В дневнике Палеолог подробно описывает дух мистицизма, царивший при дворе последнего русского монарха: «В 1902 г. воскреситель французского герметизма маг Папюс, настоящая фамилия которого д-р Анкосс, приехал в Петербург, где он скоро нашел усердных поклонников. В последующие годы его здесь видели неоднократно во время пребывания его большого друга знахаря Филиппа из Лиона; император и императрица почтили его своим полным доверием; последний его приезд относится к февралю 1906 г. И вот газеты, дошедшие к нам недавно через скандинавские страны из Франции, содержат известие о том, что Папюс умер .» (Запомним, читатель, эту дату, чтобы лучше понять дальнейшее.) «Признаюсь, — сообщает дальше Палеолог, — эта новость ни на одно мгновение не остановила моего внимания; но она, говорят, повергла в уныние лиц, знавших некогда „духовного учителя“, как называли его между собой его восторженные ученики.
Госпожа Р., являющаяся одновременно последовательницей спиритизма и поклонницей Распутина, объясняет мне это уныние странным пророчеством, которое стоит отметить: смерть Папюса предвещает не больше и не меньше, как близость гибели царизма, и вот почему:
В начале октября 1905 г. Папюс был вызван в Санкт-Петербург несколькими высокопоставленными последователями, очень нуждавшимися в его совете ввиду страшного кризиса, который переживала в то время Россия. Поражения в Маньчжурии вызвали повсеместно в империи революционные волнения, кровопролитные стачки, грабежи, убийства, пожары. Император пребывал в жестокой тревоге, будучи не в состоянии выбрать между противоречивыми и пристрастными советами, которыми ежедневно терзали его семья и министры, приближенные, генералы и весь двор. Одни доказывали ему, что он не имеет права отказаться от самодержавия его предков и убеждали не останавливаться перед неизбежными жестокостями беспощадной реакции; другие заклинали его уступить требованиям времени и лояльно установить конституционный режим. В тот самый день, когда Папюс прибыл в Санкт-Петербург, Москва была терроризирована восстанием, а какая-то таинственная организация объявила всеобщую железнодорожную забастовку.
