Алексей ЕРМИЛОВ
Теги: Олимпийские игры , Сочи
Первый канал не испугался раскрасить фильм режиссёра Семёна Тимошенко "Небесный тихоход" (с Николаем Крючковым, Василием Меркурьевым и Аллой Парфаньяк в главных ролях). Но испугался оставить в фильме последнюю сцену, где генерал авиации (папа главной героини) под красными знамёнами (караул! - эти красные знамёна!) благодарит советских лётчиков (в частности, майора Булочкина) за Победу над врагом. Что же там страшного, в этой благодарности?!. Ах, в связи с Победой упоминают страшного тирана Сталина. Ладно, историческую память – побоку. А как там с авторским правом, Первый канал?
Денис БАННИКОВ
«Отсутствие героя – проблема не эпохи, а писателей»
Александр ЛАПИН - писатель и публицист, его книги с успехом выходили как в России, так и за её пределами. Произведение, над которым он работает сейчас, можно смело назвать знаковым. Роман-эпопея "Русский крест", четвёртая книга которого «Вихри перемен» скоро выходит в свет в издательстве «Вече», рассказывает о нашей недавней истории, о драматических поворотах судьбы целого поколения, начинавшего жить ещё в незыблемом Советском Союзе и пережившего глобальные потрясения в конце ХХ века.
Сегодня автор размышляет о положительном герое в современной литературе и о своей попытке отразить переломную эпоху в жизни нашей страны.
– Александр Алексеевич, ваша новая книга «Вихри перемен» повествует о времени сравнительно недавнем. Сложно ли передать атмосферу эпохи, отобразить множество деталей, но при этом сохранить уже взгляд со стороны на финал перестроечной поры и переход к «лихим 90-м»?
– Детали и атмосферу эпохи передать очень просто, если сам в это время жил и прекрасно всё помнишь. Сам я точно так же стоял в очередях. А однажды, к стыду своему, даже ходил договариваться с поваром кафе, чтобы вынес мне через чёрный ход колбаски. Как и все, я задумывался, что происходит в стране. Поэтому всё о той поре знаю «от сих до сих».
А вот насчёт взгляда со стороны – вопрос интересный. Масса людей живёт в одном времени: родился, крестился, женился – и ничего больше не происходит. Получается по Марксу – бытие определяет сознание. Я же пять раз круто менял свою жизнь: города, бытовые условия, профессию[?] Если тебя выбрасывает из привычной колеи – значит так надо: Бог лучше знает. При каждом подобном вираже судьбы старое отходит и уже не болит. Для меня 90-е – давно история. Поэтому и воспринимаю ту эпоху и говорю о ней отстраненно.
– Что заставило вас предпочесть для создания эпопеи «Русский крест» форму романа, то есть художественного произведения, а не документального?
– В документальной книге ты не можешь показать типичность героя. Сегодня конкретный человек кажется тебе неким собирательным образом, а потом вдруг поворачивается другим боком. И сама жизнь разрушает твой замысел. Поэтому если ты пишешь об эпохе, это уже не личные судьбы отдельных людей, а судьба целого народа. И надо что-то додумать, добавить какие-то детали, чтобы образы получились более ёмкими.
– Принято считать, что одно из главных бедствий современной литературы – как раз отсутствие такого героя. Что вы думаете об этой проблеме? Можно ли назвать Александра Дубравина героем нашего времени?
– Понятие героя соответствует духу времени. Сегодня ты чудак-одиночка, белая ворона, а завтра таких уже много, и их взгляды на мир становятся доминирующими.
Дубравин же, скорее, герой на все времена. Такие люди – Гумилёв называл их пассионариями – обладают повышенной энергетикой. И они всегда меняли мир вокруг себя. В первые советские пятилетки строили заводы. В войну – поднимали батальоны в атаку. И погибали первыми. Пока в народе есть пассионарное напряжение – он движется, развивается.
Есть в книге и другие образы – их появление связано как раз с конкретным историческим периодом. Деловые женщины, поставившие карьеру на первое место и не сумевшие в итоге отыскать своего счастья. Военные, которым довелось поучаствовать во всех конфликтах. Таких людей я знаю много.
Вообще отсутствие положительного примера в современности – это проблема не эпохи, а писателя. Герои есть и сейчас. Это те, кто не сдался.
– Вы не раз говорили, что ваши романы – о целом поколении. А смогут ли его понять те, кто младше героев? И не будут ли они воспринимать, скажем, эпизод с «колбасной электричкой», которым открывается роман «Вихри перемен», скорее, как абсолютную экзотику, нежели собственную историю?
– История циклична. Не видевшее этих электричек поколение думает, что ничего в его сытой жизни не изменится. Ерунда. Нефтяные деньги сегодня есть – завтра нет. Снова тряхнёт – и опять поедут эти поезда. Невидаль вдруг станет реальностью. Во время путешествий я часто наблюдаю за европейцами – в магазинах, аэропортах, в курортных городках. Они такие важные и порой высокомерные. Привыкли осознавать себя значимыми, подавать с достоинством. Но как только случается какой-нибудь коллапс, пусть даже вроде внезапного снегопада, теряются, сбиваются в беспорядочную толпу, как все. И колбасная электричка в книге – это не экзотика, а напоминание о том, что ничто не вечно под Луной.
– При всей драматичности стремительных перемен большинство героев романа – и Дубравин, и друзья его детства Анатолий, Владимир – вполне успешно адаптируются к ним, порой проявляя ранее незаметные таланты. Какие, по вашему мнению, метаморфозы происходят в этот момент в их мировоззрении?
– В первых книгах романа драматических перемен в сознании героев ещё не случилось. В четвёртой – только начинается процесс пересмотра прежней системы координат. Некоторые персонажи успели измениться. Амантай, например, уже стал казахом. А вот Дубравин и остальные его друзья своей национальной принадлежности пока не ощутили: русские запрягают медленно... Сам я в начале 2000-х переехал в Воронежскую область и встретил здесь не русских, а всё ещё позднесоветских людей. Так что для моих героев настоящие перемены впереди. Собственно, поэтому роман такой длинный – показать, что произойдёт с каждым из них.
– А что вы сами больше всего цените в сегодняшнем дне и что из оставшегося в прошлом вам особенно жаль?
– Жаль большую страну, на просторах которой каждый мог найти себе применение. Такая страна, как океанский лайнер, идёт сквозь шторма, но у всех на борту есть чувство стабильности. Ощущение уверенности и покоя.
А вот в сегодняшнем дне больше всего я ценю свободу. Как бы сложно порой ни было, ты сам выбираешь своё направление. Хочешь – книги пишешь, хочешь – бизнесом занимаешься. Да, самостоятельно определять свою судьбу непросто. И многие сегодня стонут от такой необходимости. Снова мечтают, чтобы их кормили и палкой погоняли. Вот лично я, например, при советской власти после работы в «Комсомолке» мог бы стать собкором «Правды». Продвинуться по партийной линии. Имел бы дачу, спецпаёк, казённую «Волгу». Рулил на ней по Москве и думал, что жизнь удалась. Однако очень подозреваю, что мне было бы скучно. Конечно, нынешнее «веселье» тоже разное. Иногда от него хочется волком выть. Но ты свободный волк и сам ведёшь свою стаю.
Беседу вели Алекс Громов и Максим ГОРОХОВ
Теги: Александр ЛАПИН
Фото: РИА "Новости"
Предваряя открытие персонального Музея художника на 2-й Тверской-Ямской улице, пока что Новый Манеж предоставил свои залы крупномасштабной экспозиции "Анатолий Зверев. На пороге нового музея".
Это работы 1955-1960 гг., ранее находившиеся в частной коллекции Георгия Костаки и преподнесённые в дар Музею АЗ его дочерью Аликой. О создании такого музея было объявлено год назад громкой выставкой «Зверев в огне», а сейчас – своеобразный подарок легендарному коллекционеру и другу художника в год его 100-летия. Костаки считал Зверева лучшим художником 1960-х, называл своим Ван Гогом, старался всему свету рассказать об этом гении, знакомил с мастерами, и никто не оставался равнодушным. Например, Роберт Фальк заметил: «Каждый взмах его кисти – сокровище. Художники такого масштаба рождаются раз в столетие». Сам Костаки подарил Третьяковской галерее ценнейшую коллекцию первого русского авангарда, на этот раз в Россию из Греции вернулись сотни шедевров Зверева, и лишь часть этой коллекции представлена публике в режиме анонса будущего музея. Большие растяжки с высказываниями мастера – то ироничными, то философичными – вводят зрителя в ареал его противоречивой личности.
