понять…”. Кидрич в свою очередь ответил Карделю: “Они будут противиться строительству социализма, поскольку в СССР происходит перерождение…”. Кидрич относится к Советскому Союзу исключительно высокомерно, считая, что в Советском Союзе существует малокультурье…». Последнее уже ближе к истинной сути проблемы…
* * *
Итак, великая Победа породила в сознании Сталина, как и множества людей СССР, своего рода эйфорию: казалось, что мощь социалистической Державы, разгромившей гигантскую военную машину, способна целиком и полностью переделать по своему образу и подобию более чем 100-мил-лионное население Восточной Европы, включая советскую зону оккупации Германии, превращенную в 1949 году в ГДР.
Правда, в верхнем эшелоне власти СССР нашелся человек, который вскоре после смерти Сталина, в мае 1953 года, предложил не строить социализм в Восточной Германии; это был не кто иной, как Л. П. Берия. И в последние годы появился целый ряд публикаций, авторы которых, в сущности, восхваляют Берию за эту его инициативу. В одной из таких публикаций говорится, что 27 мая 1953 года [813] на заседании Президиума Совета Министров СССР Берия заявил: «…нам нужна только мирная Германия, а будет там социализм или не будет, нам все равно…». С контрзаявлением выступил Молотов, считавший, что вопрос, по какому пути пойдет страна в самом центре Европы, очень важен. Хоть это и неполная Германия, убеждал он, но от нее многое зависит, отказ от создания социалистического государства в Германии означает дезориентацию в целом Восточной Европы. А это, в свою очередь, открывает перспективу капитуляции восточноевропейских государств перед американцами. Молотова поддержали Хрущев, Первухин, Сабуров, Каганович и Булганин… Как утверждал потом Хрущев, он убедил Берию «окончательно отказаться от своих предложений». «Однако, – заключает нынешний толкователь давних событий, – как показало время, прав оказался все-таки “лубянский маршал”. Уже в июле (на деле – в июне. – В. К.) 1953 года в ГДР начались выступления рабочих, студентов, интеллигенции. Их подавили силой». И автор – Борис Старков – выражает своего рода глубокое сожаление: «Прошло более 30 лет, прежде чем Германия воссоединилась» [814].
Итак, Берия предлагал, мол, правильный альтернативный путь, но догматики помешали ему. Этот вывод – как, впрочем, и цитируемое рассуждение в целом – увы, весьма легковесен. Начать с того, что Германия, строго говоря, не «воссоединилась» до сих пор, ибо принадлежавшая немцам еще с ХIII (!) века Восточная Пруссия находится с 1945 года и по сей день в составе России и Польши…
Далее, упразднение в 1953 году социализма (в широком смысле слова) в ГДР с неизбежностью должно было бы привести к установлению ее многосторонних взаимосвязей с остальной Германией и Западом вообще – то есть к выходу из-под «контроля» СССР, а в тогдашней ситуации Восточная Германия никак не могла бы при этом быть «нейтральной» и «мирной», поскольку отнюдь не являлись таковыми отношения СССР и Запада в целом.
Наконец, нет сомнения, что выход Восточной Германии из-под контроля СССР послужил бы мощным стимулом для аналогичных устремлений в других восточноевропейских странах…
Правда, как уже сказано, фактическое вовлечение Восточной Германии – как и других стран Восточной Европы – в геополитическое поле России-Евразии было в конечном счете бесперспективно, как, например, и аналогичное вовлечение в это поле Польши и Финляндии в начале ХIХ века. Стоит добавить, что столь же бесперспективным являлось (в том же конечном счете) присоединение странами Западной Европы огромных территорий на остальных континентах планеты (присоединение, которое было гораздо более длительным и тяжким для так называемых колоний Запада).
Но одно дело – дальняя историческая перспектива и совсем иное – конкретный исторический период. Наша Победа не могла не привести к контролю СССР над Восточной Европой (что, в свою очередь, закономерно привело к вовлечению ее в евразийское геополитическое поле); это, повторю, было ее, Победы, неизбежным следствием – к тому же, так сказать, вторичным следствием, диктуемым общим состоянием мира после 1945 года, – состоянием, в основе которого была тотальная конфронтация США и СССР, обретшего статус второй великой державы.
Инициатива Берии (которую вскоре самым активным образом использовали для его разоблачения в качестве предателя социализма) была в то время совершенно безосновательной, и впоследствии, в 1970-х годах, В. М. Молотов, который в мае 1953-го оспорил Берию, определил причину этой его инициативы, в общем, верно: «…он (Берия. – В. К.) коренными вопросами политики не особенно интересовался, а думал, есть сила, так нас никто не тронет. Примерно так. Во всяком случае, не углублялся в это дело» [815].
В высшей степени показательно, что даже и сын Берии, Серго Лаврентьевич, пришел к выводу о полной «утопичности» отцовской инициативы. В своей книге «Мой отец – Лаврентий Берия» (М., 1994) он стремится – что естественно – всячески реабилитировать и даже идеализировать ее героя и, в частности, продемонстрировать отцовскую прозорливость: так, он утверждает, что «отец был одним из инициаторов объединения Германии». Догматическая «правящая верхушка» отвергла предложение Берии, однако через почти четыре десятка лет оно осуществилось. Но хорошо знающий историческую реальность сын Берии вместе с тем констатирует, что в США в 1950-х годах «просчитывали варианты дальнейшего развития событий и пришли к выводу – соответствующие документы были получены Советским Союзом по линии разведки, – что допустить объединение Германии по предложению СССР ни в коем случае нельзя… Фактически тогда Запад поддержал советскую правящую верхушку» (с. 362–363).
Серго Лаврентьевич написал об этом, по-видимому, для того, чтобы «возвысить» своего отца над правящей верхушкой не только СССР, но и США!.. Однако речь ведь идет не о политическом мыслителе, прозорливо рассуждающем о неизбежных грядущих воссоединении Германии и «возврате» Восточной Европы в свое геополитическое поле, а о государственном деятеле, призванном выдвигать реалистические решения в сфере современной политики; с этой точки зрения инициатива Берии была совершенно неадекватна реальной исторической ситуации, и приходится согласиться с Молотовым, который утверждал позднее: «Берия-то в общем мало интересовался коренными вопросами…».
Ныне, как уже сказано, многие – и, кстати сказать, самые разные по своим убеждениям – авторы придают существеннейшее значение бериевской инициативе 1953 года, хотя одни готовы превознести «прозорливого» Берию, другие, напротив, проклясть его как предтечу М. С. Горбачева, бездумно «подарившего» Западу ГДР. Но и то, и другое – плоды поверхностного толкования истории. Помимо прочего, инициатива Берии, по всей вероятности, вообще не оставила бы заметных следов, если бы он не был объявлен предателем и просто врагом. Ведь и Хрущев, и Молотов позднее – совершенно независимо друг от друга – свидетельствовали, что Берия, выдвинув на Президиуме ЦК утром 27 мая 1953 года свое предложение, касающееся ГДР, и получив отпор
