Похороны же генерала Макнейра, напротив, были по соображениям безопасности очень скромными. Присутствовали только Брэдли, Ходжес, Квесада{94} и я.
Вечером 24-го меня посетил генерал Генри{95}, и мы приятно провели время, осматривая пусковые площадки для Фау-1 и беседуя с солдатами 6-й бронетанковой дивизии.
Первое мое воскресенье в Нормандии было довольно впечатляющим. Я посетил католическую мессу, которую священник служил в полевых условиях. Во время службы все мы были при оружии, и, когда преклоняли колени, опускаясь на раскисающую под моросящим дождичком землю, вдали грохотали орудия, а небо кишело самолетами, поднявшимися со своих площадок, чтобы убивать – делать как раз то, что наша религия… запрещает.
Всегда с некоторой неприязнью вспоминаю время, проведенное в яблоневом саду, поскольку меня все не покидала мысль о том, что война кончится раньше, чем по-настоящему для меня начнется. Я также был уверен, что если бы мы постарались, то могли бы продвигаться быстрее. Я не раз заявлял и теперь также остаюсь верен этому мнению, что массированная артподготовка, использование снарядов с неконтактными взрывателями{96} позволили бы нам прорвать оборону неприятеля в районе Авранша и обеспечить более быстрое развитие событий на западном направлении силами всего двух танковых и двух пехотных дивизий и без необходимости дожидаться массированных бомбардировок с воздуха.
Моя уверенность в том, что события могли бы развиваться именно таким образом, только усилились, когда ребята из 3-й танковой [87] дивизии установили на танках изобретенные ими «противоизгородевые совки». Впоследствии они были усовершенствованы полковником Никсоном{97}. Дело в том, что Шербурский полуостров и изрядная часть Восточной Бретани покрыты так называемыми «бокажами» – маленькими полями, окруженными насыпями высотой от полутора до двух метров с живыми изгородями на них. Это создавало проблемы для продвижения пехоты, однако танковые совки врубались в препятствие легко, точно ложка в теплое масло.
Ориентирами нам служили кресты на перекрестках дорог, используемые нашими связистами в качестве дополнительных телефонных столбов. Хотя крестам от такого обращения было ни холодно ни жарко, все же как-то не по себе становилось от мысли, что они невольно превращались в проводников смерти – ведь по проводам отправлялись приказы убивать.
Прежде чем в полдень 1 августа Третья армия вступила в действие, 28 июля генерал Брэдли устным приказом назначил меня ее командующим и открыл мне свой план, заключавшийся в том, чтобы на начальной стадии задействовать два корпуса – 8-й корпус Мидлтона на правом фланге и 15 корпус Хэслипа на левом{98}.
Остальная часть Третьей армии, состоявшая из 12-го корпуса (80-я дивизия) и 20-го корпуса (2-я французская бронетанковая дивизия), была на том этапе не готова к ведению боевых действий.
В соответствии с нашими планами 29-го числа я отправился на встречу с войсками, располагавшимися неподалеку от Кутанса, и нашел парней из бронетанковой дивизии прохлаждающимися на дороге. Тем временем их штабисты, надежно замаскировавшиеся в доме за церковью, по уши ушли в изучение карт. Я поинтересовался, почему они не перешли реку. На это штабисты ответили, что как раз и занимаются изучением данного вопроса, но никак не могут найти подходящего места. Я спросил, как давно они поглощены данной проблемой, а они сказали, что просмотрели всю карту до дыр, но ничего так и не обнаружили. Тогда я открыл им один секрет – рассказал, что переправился через эту реку, и глубина воды [88] в ней всего полметра, а единственной помехой их железной армаде будет один вражеский пулеметчик, который, судя по тому, что он никак не мог в меня попасть, стрелять вообще не умеет. Я повторил пословицу, которую очень любят японцы: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», а затем спросил, какого черта они сидели здесь в штабе вместо того, чтобы пойти и немножко промочить ноги. Урок пошел ребятам на пользу, и с тех пор они действовали так, что ничего, кроме хорошего, я о них сказать не мог.
Утром 31 июля мы перенесли наш командный пункт севернее дороги Гранвилль – Сен-Север-Ландлен. Здесь Вилли завел бурный романчик с собакой одной француженки и выкопал останки недавно похороненного немецкого солдата.
Мы с Гэффи и Гэем оставались на старом командном пункте до 15.45, и не зря, поскольку нам удалось связаться с тремя кавалерийскими подразделениями, которые были нам очень нужны. После ужина мы с Гэффи поехали на командный пункт 8-го корпуса в Бреаль. Увидев нас, Мидлтон обрадовался, поскольку как раз выполнил задачу, достигнув цели – выйдя на реку Селюн. Теперь он не знал, что ему делать дальше. Я сказал Мидлтону, что в истории не счесть баталий, проигранных только из-за того, что кто-то не сумел вовремя форсировать реку. Словом, я приказал ему немедленно переправляться. В то время как мы обсуждали с Мидлтоном возможности пересечь Селюн по мосту в районе Понтобу, зазвонил телефон и нам сообщили, что как раз тот самый мост, о котором мы говорили, хотя и поврежден, но пока еще годится для переправы. Данное известие, пришедшее столь своевременно, я расценил как знак свыше – гарантию будущих успехов Третьей армии. Также мы узнали, что 4-я бронетанковая дивизия овладела дамбой к востоку от моста, которая также вполне годится в качестве переправы, а также взяла четыре тысячи пленных. Получив эти сведения, я велел Мидлтону немедленно наступать силами 6-й танковой и 79-й пехотной дивизий на Брест и силами 8-й пехотной и 4-й танковой дивизий на Ренн, а также сформировать ударный корпус под началом генералах. Л. Эрнста{99} для продвижения вдоль северного побережья полуострова.
На обратном пути в штаб-квартиру я видел тела убитых немцев, позволю себе сказать, что один из них был мертвец – мертвее не бывает. Никогда прежде мне не приходилось встречать подобного. Он не то полулежал, не то полусидел под изгородью в полной форме с каской на голове, и даже ремешок ее находился у него под подбородком. При этом немец был совершенно черным. Ни разу не видел, чтобы трупы выглядели именно так.
Утром 1 августа все в нашем лагере были поглощены бурной деятельностью – все, кроме нас с Харкинсом, поэтому в полдень мы [89] с ним решили немного выпить в честь рождения Третьей армии{100}. Все, чем мы смогли разжиться, оказалась бутылка бренди весьма сомнительного качества, которую Харкинсу дал Кампаноль{101}. Мы попробовали глотнуть из этой бутылки, да чуть не поперхнулись.
Проход двух армейских корпусов (8-го и 15-го) через Авранш{102} казался штукой невозможной, однако корпуса прошли там. Задачу удалось выполнить только благодаря активной помощи ветеранов из штаба дивизии и усилиям самого ее командира, лично выбиравшего направление и контролировавшего каждый шаг своих ребят. Мне совершенно очевидно, что, если бы случилась пробка, наши потери, особенно потери мотопехоты, были бы чудовищными. Я прекрасно понимал это и тогда, когда отдавал приказ, и все время повторял себе: «Собственный страх и опасения – самый худший советчик. Никогда не бери в советчики собственные страхи».
Первая, и главная, задача Третьей армии заключалась в том, чтобы захватить и удержать позиции за рекой Селюн между Авраншем и Сент-Илер-де-Аркуе. Я считал, что лучше и правильнее всего будет обеспечить выполнение поставленной задачи путем немедленного овладения Брестом и Лорьяном, и взялся выполнить данную миссию.
К вечеру 1 августа 6-я бронетанковая дивизия захватила Понторзон, где мы с Беатрис{103} провели как-то ночь в 1913 г., когда ездили в Мон-Сен-Мишель. Во время операции дивизия потеряла батарею самоходок, причем исключительно по глупости. Орудия выдвинулись слишком далеко на передовую, к тому же разместились непозволительно близко друг к другу, да еще подразделение сопровождения отсутствовало. К сожалению, виновный в случившемся офицер погиб в бою. В тот же самый день 4-я танковая находилась около Ренна, где произошла одна забавная вещь. Где-то за час до захода солнца мы получили сообщение о быстром продвижении танковой колонны неприятеля к юго-западу от Ренна. Я попросил командовавшего 19-й тактической воздушной бригадой генерала Уэйленда послать против тех танков наши штурмовики. Через некоторое время мне доложили, что летчики не могут обнаружить танки противника. Скоро, однако, выяснилось, что это было не что иное, как колонна 4-й танковой, продвигавшаяся к Ренну с северо-востока. Но раз уж штурмовики прилетели туда, они [90] расчистили путь нашим танкам, отбомбившись по позициям неприятеля в направлении движения 4-й дивизии. Вообще же этот эпизод стал первым в цепи многих похожих, имевших место позднее. Между Третьей армией и 19-й тактической авиабригадой возникла любовь с первого взгляда.
2 августа мы со Стиллером присоединились к находившимся на марше в восточном направлении от Авранша колоннам 90-й дивизии и некоторое время следовали вместе с ними. К тому моменту успехи данного подразделения представлялись весьма и весьма сомнительными, но оно уже перешло под командование генерала Маклейна и генерала Уивера. Когда мы достигли точки, где дорога поворачивает на юг к Сент-Илеру, я встретил Маклейна и Хэслипа и узнал от них, что дальше вниз по дороге за обладание мостом ведет бой Уивер. Вот так происходило рождение одной из лучших воинских частей, в которую превратилась 90-я благодаря усилиям этих двух людей. Впоследствии дивизии также везло – ее возглавляли и другие прекрасные командиры{104}.
