Что же касается исходов хоббитских ролевых игр, то я что-то не припомню ни одной победы светлых три года подряд: 1991–1993. Уж не рискнёте ли вы назвать таковой разнос Ангбанда толпой пьяных мужиков из племени людей, которым хотелось порезвиться? Без правил и ограничений? Достойное деяние Черниховского прославило светлые силы на века и нанесло сокрушительный удар по беззащитной психике тёмных! Они, видимо, до сих пор дрожат — так дрожат, что на КАЖДОЙ игре срочно начинают резню, пока чего доброго светлые не одумались и не пошли устанавливать справедливый порядок. Что касается в жизни, то опять-таки, не припомню крапивинистов, которые шли бы поджигать дома и т. д. Да, они не отличаются — МЫ не отличаемся конформизмом, но и экстремизмом тоже. Потому прошу всех имеющих на дисках текст данного стиха, провести контекстный поиск с заменой слова «Крапивинские» на слово «Ниенновские». Ныне, присно, и во веки веков.
ФИДО.
Антон Топольков»
_______________________
От себя хочу лишь добавить, что Топольков с истинно молодой горячностью немного зарывается в своих комментариях, но если отбросить его непосредственные укусы в адрес Ниенны как личности — то остальные замечания его более чем справедливы. Однако за манеру подачи информации я всё-таки перед Ниенной за него извинюсь. Но — только за это…
Так как — у Ниенны ничего Крапивинского нет?!
И всё-таки — специально для тех, кто любит и ценит книги Крапивина: если вы не читали ещё «Чёрные Хроники Арты» Ниенны — почитайте. Там отнюдь не «сопли» или «слёзы», как говорит Топольков, а отголосок древней боли. И Командорских мотивов здесь — более чем достаточно. Просто надо вспомнить простую истину: можно любить или не любить самого человека, но книги его от этого хуже не станут. И если страницы напоены болью и стоном за живших и ныне живущих, то что это — истерия или попытка ЗАЩИТИТЬ, заслонить собою… Это есть в Хрониках, и это же кочует из книги в книгу по всему Великому Произведению Командора Дороги: Владислава Петровича…
Глава 7
Мальчик и Великое Служение
Господи! Почему так часто гибнут дети?!
Заголовок в «Киеских Ведомостях»
Вообще-то сперва я хотел слова эпиграфа сделать заголовком всей главы, но… Внимательно присмотревшись к происходящему, к проблеме, увидел вдруг, что почти за каждой из этих смертей — отголосок Великого Служения. Реализованного или нет — это уже решать вам, читатели… Мы же просто постараемся рассмотреть всю проблему максимально подробнее и внимательнее. И — непредвзятее…
А ещё — хочется сказать большое спасибо легендарным Братьям Скициным (не путайте со Скицыными у Крапивина!) за статью их «КАК УМИРАЮТ ЁЖИКИ, или Смерть как животворящее начало в идеологии некроромантизма». Нет, это не значит, что я согласен с мнением вышеупомянутых братьёв хотя бы в одном пункте (наше с Севкой Глущенко мнение об этой статье можно прочесть в нашей статье-ответе «Некрокретинизм, или кое-что о термоядерных психоделических ёжиках»), но зато в своём «Некроромантизме» Скицины составили (для нас, наверное) полный (по их мнению!) список персонажей, умерших в книгах Владислава Петровича, что сильно помогло нам в работе над этой главой. Правда, в их «полном» списке нет и половины погибших у ВПК, но всё-таки облегчение в работе — существенное. Так что — СПАСИБО, СКИЦИНЫ!!! Только не пишите больше такое, ладно?..
А теперь — погрузимся в самые дебри нового материала… Я. и В. Скицины как-то сказали в своём «Некроромантизме» примерно следующее:
«Тему смерти ВПК нащупал не сразу. Первый погибший персонаж — мальчик Яшка из «Той стороны, где ветер» — гибнет трагически и бесповоротно. Однако уже и в этой повести проскальзывает момент воскресения (именем Яшки хотят назвать лодку, правда, в конце концов называют именем его мечты «Африка»; кстати, в дальнейшем смерть часто выступает связующим звеном между жизнью персонажа и реализацией его мечты). Причём тут же является намёк на тему смерти МНОГОКРАТНОЙ — лодка «Африка» сгорает.
<… >
«Только бы не насмерть»… — успел подумать Яшка…»[10] Но Яшка гибнет. Зато это желание сбывается у многих других героев ВПК.
Достаточно вспомнить Игнатика Яра и Гельку Травушкина («Голубятня на жёлтой поляне»), Рому Смородкина и Серёжку Сидорова («Самолёт по имени Серёжка», но к ним мы ещё вернемся), Валерку и Василька («Ночь большого прилива»), Ёжики («Застава на Якорном поле»), гнома Гошу («Возвращение клипера «Кречет»), и многих, многих мальчишек из глубин Великого Кристалла. Часто, правда, эта смерть символическая (как у Гальки из «Выстрела с монитора») — но зато многократная. Тот же Галиен Тукк переживает гражданскую казнь и изгнание, ожидание выстрела из пушки, в которой сидит, а затем расстрела… Так же псевдосмерть переживает Севка Глущенко — в дуэли с Иваном Константиновичем («Сказки Севки Глущенко»). А вот Стасик Скицын, похороненный заживо при участии шпаны, переходит грань между символической и реальной смертью, причём встречается с характерным персонажем (назовём его «проводником отсюда»[11]) — отчимом.»
Ну что же, подобные «перлы» стоит разбирать примерно в том же порядке, в котором они и поступают. Впрочем, идею «психопомп» мы проигнорируем: во-первых, В. Крапивин — это не С.Кинг, а во-вторых, и сама эта идея притянута Скициными за уши… А вот гибель Яшки Воробьёва рассмотрим повнимательнее.
Слегка мы уже зацепили эту тему во второй главе, рассматривая взаимосвязи книг Владислава Петровича, но теперь стоит уделить этому побольше внимания.
Итак, Яшка Воробьёв (дилогия «Та сторона, где ветер»). Обыкновенный мальчишка из обыкновенного провинциального городка.
Вмеру «невоспитанный», вмеру безалаберный и вмеру задиристый. Но вместе с тем — он умеет Мечтать. И от Мечты его становится радостнее на душе. Мечта-сказка — Поезд в Африку, готовый повезти туда всех желающих в жёлтых и оранжевых вагончиках с чёрными силуэтами верблюдов и львов, жирафов и попугаев…
И даже отношение к погоде романтично:
«Можно сказать про такую погоду — слякоть, а можно и по другому: циклон с зюйд-веста, несущий штормовую область и порывистые дожди. От таких слов гуденье ветра делается радостным и торжественным, а случайные проблески солнца напоминают вспышки праздничного салюта.»
А порой мечты-образы его становятся странно-пророческими, как фотографии из иных Миров. Помните?
«Последний раз почему-то думалось про пустыню. Пустыня лежала под заходящим солнцем, а по оранжевомупеску шли чёрные верблюды…»
Вот так, не красные закатные и не жёлтые дневные пески, а оранжевые! Ничего не напоминает? Например — пустыню Оранжевое Плато (Оранжевые Пески) у города Овражки («Лоцман»), известную только Пограничникам, Лоцманам и прочим Четырёхмерникам! Откуда же у простого мальчишки из провинции такое Видение?
Но вот — солнечный день из первых, ещё снежных дней Весны. Яшка шагает по берегу реки, и тут… Двое пацанов-мальков из последних сил цепляются за скользкий лёд у самой кромки высоченного обрыва Монахов Мыс. И Яшка кидается на помощь. Спасает их, но — сам срывается вниз. И — «Только бы не насмерть…»
Бессмысленна ли эта смерть? Спросите об этом у спасённых Яшкой пацанят…
Насмерть или не насмерть? Кто ответит на этот вопрос… Тело так и не нашли. И никто так и не ответит: где ты, Яшка?! Гниёшь ли на дне реки в утешение рыбкам или вспыхнул Звездой или галактикой в небе? Или проломил в последнем усилии Межгранные Барьеры и оказался в других Мирах, может быть — в Оранжевых Песках, которые ты так отчётливо увидел всего лишь за час до того посреди урока математики?..
Дебри Кристалла умеют хранить свои тайны…
А вот другой мальчишка — барабанщик Володька из сказки-сценария «Жили-были барабанщики». О нём мы уже говорили в первой главе. Но сейчас я хочу напомнить лишь об одном: сыграв Волшебный Сигнал, он погибает (раненый Капитаном Гвардейцев). Умирает на вершине холма, как на Голгофе, отдав жизнь свою за свободу Города.
Смерть — она всегда печальна. Но здесь стоит обратить внимание на одно, незначительное на первый взгляд обстоятельство, несказочное: Володька — он умирает, когда уже выполнил свою Миссию: освободил Город от власти Диктатора. Кстати, за ту же идею-Миссию умирает до этого и Барабанщик, узнавший секретный Волшебный Сигнал. Володька не сумел тогда спасти его — и в результате сам становится продолжателем Дела: Освобождения Города… Более того, освободив Город, он умудряется ещё и воскресить умершего до этого Барабанщика! Как ему это удаётся? Ожидаю несколько вполне справедливых ответов:
