Соответственно, с точки зрения материальной цивилизации европейцев, “варвары” (“дикари”) это — все отстающие от Евро-Америки в области техники и технологий добычи и обработки вещества и технических средств обработки и передачи информации; с точки зрения Восточной Азии, “варвары” это — все, кто не умеет владеть своим духом и ответственно за последствия вести себя в общем всем вещественном мире.
Россия же может понять и ту, и другую точку воззрения на культуру и варварство, поскольку россиянам — наряду с их достижениями в обеих отраслях культуры — свойственны проявления каждого из названных видов варварства, на которые многие могут взглянуть с точки зрения самобытной культуры России, не являющейся ни Азией, ни Евро-Америкой [143].
На Востоке (в Индии, в Китае, в Японии) первенствовала духовная культура, многими нравственными и этическими соображениями ограничивавшая развитие (материальной) овеществленной культуры. По этой причине развитие техники и техногенной среды обитания в этом регионе планеты сдерживалось и не привело к тому, что энерговооруженность недолюдков обогнала развитие нравственности и этики в обществе, как это случилось на Западе и в России.
Примерно до середины ХIX века злонамеренность на Востоке, что и отличает его от Запада, вынуждена была опираться преимущественно на свои личностные силы и личностные достижения в освоении тех или иных генетически заложенных навыков, а не на усилители возможностей, большей частью полученные в готовом виде от других, в которых овеществлены новейшие достижения научно-технической мысли и наследие многих прошлых поколений, сути которых недолюдок по большей части просто не понимает, хотя и умеет “нажимать кнопки”, а пересыпая , подобно колоде карт, называет последнее «мышлением».
Восточным традициям свойственен отбор кандидатов на освоение духовных практик и отсев признанных — по их нравственным и этическим качествам — недостойными для прохождения каждой из ступеней посвящения, что отчасти и защитило Восточно-Азиатские общества от злоупотреблений как духовными практиками, так и технологиями. Но желающие злоупотреблять духовными практиками столетиями устремляются с научно-технически передового “материалистического” Запада на Восток, дабы, обманув социальные запреты восточных традиций, войти в тамошние исторически сложившиеся системы обучения и посвящений, чтобы вынести знания и навыки духовных практик Востока на Запад [144].
Последнее позволяет понять особенность исламского региона планеты, культуре которого свойственна более строгая черта, чем культурам Восточной Азии: Ислам изначально налагает ограничения прежде всего на самодеятельность в области духовных практик. В Коране многократно сообщается, что все чудотворения совершались пророками исключительно с дозволения Бога и/либо по Его прямому повелению дать знамение. Никакой отсебятины в области “магии” и “мистики” — разного рода духовных практик — истинные пророки не совершали; отсебятина в духовных практиках способна нарушить гармонию Мироздания еще в большей мере, чем технико-технологический прогресс [145], опережающий нравственное и этическое развитие общества, как то имеет место в Евро-Американской цивилизации.
Отличие исламского Востока от ведического Востока в том, что открытие человеку возможностей и путей к освоению духовных практик (а также ограничения на доступ к ним объективно порочных) в Восточной Азии находятся в ведении внутрисоциальных традиционных институтов (типа орденов и братств Запада), доказавших свою жизнеспособность в течение столетий; в Исламе же открытие возможностей и путей к освоению духовных практик — исключительная прерогатива надмирного Бога, Творца и Вседержителя, а не внутриобщественных иерархий личностей, претендующих выступать в качестве посредников между “высшими силами” и прочими людьми [146].
Также следует вспомнить, что многие люди, столкнувшись с “информационным взрывом” последних десятилетий, тонут в волне информационного мусора и не могут сами быстро выявить жизненно необходимой им информации «плюрализме мнений» по каждому из множества вопросов, с которыми они реально или мнимо сталкиваются в жизни. По этой причине они становятся невольными заложниками подчас еще более невежественных, чем они сами, “авторитетов” — толкователей и слагателей «плюрализма мнений» — неспособных, однако, разрешить неопределённости без того, чтобы не вызвать катастрофу, которая подчас вовлекает в себя множество других людей.
Это приводит к вопросу о том, что духовная культура — личная и общества в целом — должна не только исключать господство животного строя психики или строя психики автомата-биоробота, но и открывать пути к обретению (в темпе течения событий) каждым человеком жизненно необходимой ему информации (и необходимой другим, находящимся в его сфере заботы и ответственности), на общем информационном фоне, включающем в себя и вредоносные помехи, и бесполезные шумы, порождаемые в обществе авторитетными толкователями и попугаями от журналистики и педагогики, а также и прочей круговертью суеты.
Традиционные духовные культуры Восточной Азии сложились до нынешнего информационного взрыва и оказались не готовыми к нему по причине того, что вопрос о в них далеко не первый, не исходный: гораздо большее внимание уделяется “тонким материям”, культуре духа — биополевой физиологии человека и Мироздания. Поэтому, когда человечество только подходило к эпохе нынешнего “информационного взрыва” в первой половине ХХ века, Китай и Япония в своей традиционной культуре не нашли средств для продолжения своего самобытного развития в глобальном взаимодействии с обществами прочих региональных цивилизаций.
В Китае это выразилось в том, что он попытался решить проблемы своего развития и взаимоотношений с глобальным обществом на основе марксизма. Вследствие ущербности марксистских воззрений (крутой и бездуховность, приведшие к ложным воззрениям в политэкономии [147] и к управленчески неприемлемой постановке основного вопроса философии [148]) Китай зашел в тупик, задачу выйти из которого и поставил шестой пленум ЦК КПК четырнадцатого созыва [149], обратившись к тематике соотношения и взаимной обусловленности “духовности” и “материальности” в жизни одного и того же общества.
Япония, также как и Китай, в первой половине ХХ века совершила ошибку в своей политике: она ввязалась в союз с марионеточным (библейским по его хозяевам) нацизмом, приведенным к власти в Германии, вступила в войну против Запада, в которой не могла победить за отсутствием реальных союзников и превосходству её противников в ресурсах разного рода и управлении ими. Она смогла сохранить после неё свою традиционную духовность и культуру общественного самоуправления во многом благодаря СССР, поскольку И.В.Сталин не позволил “лидерам” публичной политики Запада посадить на скамью подсудимых императора Японии в качестве военного преступника в Токийском процессе, аналогичном Нюрнбергскому.
Причина этой неготовности Востока к решению на основе достижений своей самобытной культуры проблем, с которыми он столкнулся к началу ХХ века, лежит в том, что Восточно-Азиатские учения о духовных практиках почти ничего не говорят о различении разнокачественностей в потоке событий, что лежит в основе разделения необходимого и ненужного, а учат воспринимать всё происходящее, как должное: якобы — “карма”. Хотя некоторые из них и затрагивают вопрос об управлении “кармой”, но управление невозможно:
· если не избраны вполне определённые цели и
· если поведение объекта и среды, в которой он находится, непредсказуемо в процессе “управления”.
Иными словами, если обретение Различения, о котором мало что говорят восточные учения, а некоторые прямо отрицают его необходимость, не предшествует вхождению в процесс управления “кармой”, то «управление кармой» представляет собой накопление разнородного опыта методом проб и ошибок, аналогичное тому, которое демонстрирует обладающая памятью кибернетическая машина “мышь в лабиринте”, но это никак не освобождение человека из “лабиринта кармы” в процессе управления ею.
Тем не менее и “лабиринт кармы” ПРЕДопределённо построен так, что всеми жизненными обстоятельствами принуждает недолюдка и человека стать Человеком. Чтобы увидеть, как это происходит, еще раз обратимся к рассмотрению взаимного соотношения генетически и культурно обусловленного в психике и в поведении человека. Это же поможет увидеть и существо нынешнего “информационного взрыва” (в его взаимосвязи с окружающим человечество Миром), о котором многие говорят и пишут, но о последствиях которого мало кто задумывается.