Торжественная церемония состоялась в Доме русского зарубежья. Дом тесный, и даже супруга учредителя премии жаловалась на это, но Г.Бондаренко утешает: "В тесноте, да не в обиде". А сам В.Распутин был очень доволен: "Хорошо, что это произошло в этих стенах..." И даже увидел тут некий добрый символ. Странно... Ведь не Бунина чествуют, не Иосифа Бродского. Существует же просторный Дом литераторов, там есть где и побалакать и за воротник пропустить. Нет! Там же ненавистный Солженицыну советский дух, поди , еще не совсем выветрился из туалетов. Все было им пропитано! И Александр Исаевич скорее согласился бы на американское посольство , чем на ЦДЛ... "Гостей в зал набилось много, не все и сидели", - сообщает Г.Богдаренко. Всех их, "литературных и окололитературных", "VIP- гостей" и проныр-безбилетников он , как ныне принято на таких церемониях в таких Домах, именует, разумеется, господами. Едва лишь порадовались мы тому, что господа не в обиде, как вдруг тут же читаем о них:: "Наверное, и те и другие чувствовали себя в этом "невольном" объединении немного не в своей тарелке..." Я думаю! Вот, допустим, VIP- гость Андрей Вознесенский. Наверняка он чувствовал себя в чужой тарелке. Ведь учредитель премии сказал о нем когда-то: "Деревянное сердце! Деревянное ухо!" А он всё равно тут как тут и еще, того гляди, стихи напишет об этом. Он уже давно не оставляет без своей рифмы ни один юбилей, ни одно награждение, ни одни похороны.
Церемония началась, естественно, речами, по выражению того же Г.Бондаренко, "двух знаковых русских писателей". Знаковый писатель А.С. говорил длинно и возвышенно. Он, разумеется, очень хвалил знакового писателя В.Р. Но как-то очень странно. С одной стороны, назвал его прозорливцем. Прекрасно! Но, с другой, заявил: "Он не ищет слов, не подбирает их, - он льется с ними в одном потоке. "Красиво, но сомнительно. Как это "не ищет слов"? Пушкин, о чем буквально вопиют его черновики, искал. Толстой, по несколько раз переписывая романы и повести, искал. Блок искал. Маяковский божился, что изводил "единого слова ради тысячи тонн словесной руды"... Да ведь и сам оратор даже в этой речи буквально землю роет в поисках нужного словца, другое дело -всегда ли удачно. Например: "перепущен /!/ срок отъезда"... "война явно при конце/!/"..."каждение /от слова "кадило", видите ли/ советскому режиму"... "повествование просочено/!/ сибирской натурой", то есть природой... "писатель натурально сжит/!/ с природой", то есть натурально "сжит" с натурой "... "писатель передаёт природу нутряно"...Даже о трагическом говорит так, что невольно становится смешно: "догружается неизбежность раскрыва беременности"... "Настёна утопляется /!/ в Ангаре"... Я не стану это обстоятельно комментировать, /о языке живого классика у нас еще будет речь/, а замечу только, что в том же номере "Дня" Виктор Топоров пишет: "Сатира Ильфа и Петрова, как прежде, бьет не в бровь, а в глаз. "Инда взопрели озимые". Да разве всё ,что я привел, не того же пошиба?.. Так вот, все писатели, включая оратора, ищут нужные слова, и только один-единственный Распутин не ищет их, а как только возьмет перо в руки, так оно и скачет само по бумаге:
трр...трр...трр...Полно, Александр Исаич, напраслину-то на человека возводить, изображая его литературным выродном.
Но еще удивительнее то , как он нахваливает повесть " Живи и помни": "Валентин Распутин заметно выделился в 1974 году внезапностью темы дезертирством - до того запрещенной и замолченной, и внезапностью трактовки её. "Всё тут - привычное для велосипедиста самоуверенное кручение колес. Никто тему дезертирства и предательства не запрещал, и вовсе не была она "замолчена". Еще в 1941-42 годах печатались в многомиллионной "Правде", в "Красной звезде", в других газетах и передовались по радио произведения, в которых были и предатели и дезертиры,- таков, например, сильный рассказ Александра Довженко "Отступник". В те же годы написана и шла во многих театрах страны пьеса Леонида Леонова "Нашествие", в которой выведена целая галерея образов предателей: городской голова Фаюнин, его прихвостень Кокорышкина, фашистский холуй Мосальский, начальник полиции Федотов...Где ж тут запрет да умолчания? А чуть ли не за пятнадцать лет до Распутина повесть, которая так и называлась - "Дезертир", опубликовал у себя на родине, а потом в Москве замечательный писатель участник Отечественной войны Юрий Гончаров, живущий в Воронеже. Еще раньше появилась повесть Чингиза Айтматова "Лицом к лицу" - тоже о дезертирстве. И вот при всем этом, не моргнув глазом, публично врет благим матом : " Запретили!Замолчали! Зарезали!" И так всегда и во всем...
А в чем же "внезапность трактовки"? А вот слушайте: "В Советском
Союзе в воину дезертиров были тысячи и даже десятки тысяч, о чем , наша история сумела смолчать..." Во-первых, откуда знать велосипедисту Анике о "десятках тысяч", если в истории Великой Отечественной войны он так безграмотен, что даже, как увидим дальше, не знает, где он сам-то воевал. Во-вторых, а с какой стати аж сама История должна заниматься хотя бы и "десятками тысяч" шкурников и трусов, оказавшихся в многомиллионной армии? У Истории есть дела поважней. И потом, уж чья бы корова мычала: сам-то он любуется предателем Власовым, нахваливает мастерство фашистских летчиков, афиширует бесстрашие и ловкость румынских диверсантов, а о героизме защитников Брестской крепости и Одессы, Москвы и Ленинграда, Севастополя и Сталинграда, о мужестве всей Красной Армии не только "сумел смолчать", но и все это оболгал, уверяя, например, что в 41-м году мы бежали в панике по 120 километров в день, - да что ж тогда помешало немцам через две недели быть в Москве? И ведь сам Гитлер признавал уже в конце войны, что ни в одной капании немецкая армия не одолевала в день больше 50 километров, и притом - лишь короткое время.
И вот венец похвалы: "В отблещенной советской литературе немыслимо было вымолвить даже полслова понимающего, а тем более сочувственного к дезертиру. Распутин - переступил этот запрет". И на девятом десятке велосипедист не устаёт выдавать отблещенные образцы лжи. Валентин Григорьевич, да вы поняли, что он сказал публично и вам в глаза или до вас не дошло сквозь трепет торжестсвенной церемонии? Я всегда считал, что герой повести Андрей это не родной брат гоголевского Андрия, сознательно предавшего своих и заслужившего смерть, что он не шкурник и трус, а лишь/оступился, допустил слабость, не устоял перед соблазном, но в жестоких условиях войны и это было недопустимо, и это привело к страшной беде. Суть повести выражена уже в самом заглавии, и я толкова его так: "Что ж, война кончилась, 7 июля 45-го года была амнистия дезертирам, черт с тобой, ЖИВИ, но всю свою жизнь ПОМНИ, какой тяжкий грех на тебе, сколько зла натворил не только предал свою армию, своих живых и убитых товарищей, но и стал причиной безмерных мучений, а затем и гибели любившей тебя жены, беременной твоим долгожданным сыном. Автор сурово осудил дезертира и справедливо наказал его, виновника таких бед, лишив и жены, и ребенка, и обрекая до конца дней на тяжкие мучения совести."- "Ничего подобного!- заявил меч Божий,- Распутин сочувствует дезертиру! " Для предателя такое понимание повести закономерно, но как же вы, Валентин Григорьевич, могли проглотить это, смолчать да еще принять из рук такого толкователя повести премию?..
Увы, проглотил, принял , да еще пять раз "спасибо" сказал в ответной речи: "великое и огромное спасибо" персонально благодетелю за саму премию, еще одно "спасибо"- ему же за "мудрое слово", в котором он раскрыл автору глаза на его собственную повесть, два подряд "больших спасибо" - членам жюри, дружно проголосовавшим за премию, и последнее пятое "спасибо" аудитории, то есть Андрию Вознесенскому , Беле Ахмадулиной и всем остальным , в том числе тем, сказал он, кто "не очень понимают меня и не очень принимают мое творчество. Но это сегодня не так уж и важно". А что же важно ? То, как понимает тебя учредитель премии?.
Некоторые места затейливо витиеватой и несколько натужной, но возвышенной лауреатской речи В.Распутина я не совсем понял. Так, верный своей манере анонимных иносказаний, вот он продекламировал совершенно в библейском стиле: "И погнали совесть и чистоту в рабском виде прочь из дома. И возгласил всемогущий и любимый сюзерен самого короля новый нравственный, закон: больше наглости! И кинулись исполнять вассалы это приказание по всем городам и весям... И трон самого Царя Тьмы с небывалыми почестями перенесен был в Москву"...И в своем недоумении я не одинок, вот и автор "Молнии"/№12/ вопрошает: "Это о ком? "Предположил, что о Ленине... Как известно, помянутый "закон" был оглашен Чубайсом. Но почему он назван сюзереном короля /надо полагать, Ельцина?/, когда на самом деле он вассал сюзерена. т.е. короля. Да и уместны ли вообще такие вызвышенно архаичные словеса там, где речь идет о прохвостах vulgaris прочем в речи есть вещи поважнее.
То, что оратор опять поставил рядом Октябрьскую революцию и нынешний сатанинский переворот, который по его мнению, "сродни революции"; то, что советскую эпоху, когда он лично под тяжестью гонораров и орденов, премий и звезд безбожно благоденствовал, теперь называет "мрачным временем безбожия", - все это уже не удивляет. Озадачивает и огорчает другое. Прежде всего - дух покорства, уныния и безнадежности. Так прямо и говорит, предлагая понимать это как позицию патриотов:
