Безалаберный!
Ты ничего не пишешь мне о 2100 р. мною тебе должных, а пишешь мне о M-de Kern [165], которую с помощию божией я на днях [-]. — Вот в чем дело: хочешь ли оную сумму получить с Моск.[овского] Вес.[тника] — узнай, в состоянии ли они мне за нынешний год выдать 2100? и дай ответ — если нет, то получишь их с Смирдина в разные сроки. Что, душа моя Калибан? как это тебе нравится? Пиши мне о своих делах и планах. Кто у вас производит, кто потребляет? Кто этот Атенеической [дурак] Мудрец, который так хорошо разобрал IV и V главу? Зубарев? или Ив.[ан] Савельич? Я собирался к Вам, мои милые, да не знаю, попаду ли: во всяком [166] случае в П.[етер]Б.[урге] не остаюсь.
366. Е. А. Баратынский — Пушкину. Конец февраля — начало марта 1828 г. Москва.
Давно бы я писал к тебе, милый Пушкин, ежели бы знал твой адрес и ежели бы не поздно пришла мне самая простая мысль написать: Пушкину в Петербург. Я бы это наверно сделал, ежели б отъезжающий Вяземский не доставил мне случай писать к тебе — при сей верной оказии. В моем Тамбовском уединении я очень о тебе беспокоился. У нас разнесся слух, что тебя увезли, а как ты человек довольно увозимый, то я этому поверил. Спустя некоторое время я с радостью услышал, что ты увозил, а не тебя увозили. Я теперь в Москве сиротствующий. Мне, по крайней мере, очень чувствительно твое отсутствие. Дельвиг погостил у меня короткое время. Он много говорил мне о тебе: между прочим передал мне 6 одну твою фразу, и ею меня несколько опечалил. — Ты сказал ему: „Мы нынче не переписываемся с Баратынским, а то бы я уведомил его“ — и проч. — Неужели, Пушкин, короче прежнего познакомясь в Москве, мы стали с тех пор более чуждыми друг другу? — Я, по крайней мере, люблю в тебе по-старому и человека, и поэта.
Вышли у нас еще две песни Онегина. Каждый о них толкует по своему: одни хвалят, другие бранят и все читают. Я очень люблю обширный план твоего Онегина; но большее число его не понимает. Ищут романической завязки, ищут обыкновенного и разумеется не находят. Высокая поэтическая простота твоего создания кажется им бедностию вымысла, они не замечают, что старая и новая Россия, жизнь во всех ее изменениях проходит перед их глазами, mais que le diable les emporte et que Dieu les bénisse [167]! Я думаю, что y нас в России поэт только в первых незрелых своих опытах может надеяться на большой успех. За него все молодые люди, находящие в нем почти свои чувства, почти свои мысли, облеченные в блистательные краски. Поэт развивается, пишет с большою обдуманностью, с большим глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся, потому что стихи его всё-таки не проза. Не принимай на свой счет этих размышлений: они общие. Портрет твой в Северных Цветах чрезвычайно похож и прекрасно гравирован. Дельвиг дал мне особый оттиск. Он висит теперь у меня в кабинете, в благопристойном окладе. Василий Львович пишет романтическую поэму. Спроси о ней у Вяземского. Это совершенно балладическое произведение. Василий Львович представляется мне Парнасским Громобоем, отдавшим душу свою романтическому бесу. Нельзя ли пародировать балладу Жуковского? Между тем прощай, милый Пушкин! Пожалуйста, не поминай меня лихом.
367. А. X. Бенкендорф — Пушкину. 5 марта 1828 г. Петербург.
Милостивый государь, Александр Сергеевич!
Государь император изволил повелеть мне объявить Вам, милостивый государь, что он с большим удовольствием читал Шестую главу Евгения Онегина.
Что же касается до стихотворения Вашего, под заглавием: „Друзьям“, то его величество совершенно доволен им, но не желает, чтобы оно было напечатано.
Препровождая при сем рукописи сих двух сочинений, из коих первая скреплена надлежащим образом в III Отделении собственной его императорского величества канцелярии, имею честь быть с совершенным почтением и искреннею преданностию,
милостивый государь, ваш покорнейшей слуга А. Бенкендорф.
№ 945. 5 марта 1828. Его высокоблагородию А. С. Пушкину.
368. А. X. Бенкендорфу. 5 марта 1828 г. Петербург.
Милостивый государь Александр Христофорович
Позвольте мне принести Вашему превосходительству чувствительную мою благодарность за письмо, которое удостоился я получить.
Снисходительное одобрение государя императора есть лестнейшая для меня награда, и почитаю за счастие обязанность мою следовать высочайшему его соизволению.
С чувством глубочайшего почитания и сердечной преданности, честь имею быть милостивый государь Вашего превосходительства покорнейший слуга Александр Пушкин.
5 марта 1828. С. П. Б.
Осмеливаюсь беспокоить Вас покорнейшей просьбою: лично узнать от Вашего превосходительства будущее мое назначение.
369. П. А. Осиповой. Около (не позднее) 10 марта(?) 1828 г. Петербург.
Je prends la liberté de vous envoyer les 3 derniers chants d' Онегин, je souhaite qu'ils puissent mériter votre approbation. J'y joins un exemplaire pour M-lle Euphrosine, en la remerciant beaucoup de la réponse laconique qu'elle a daigné faire à ma question. Je ne sais, Madame, si j'aurai le bonheur de vous voir cette année; on dit que vous vouliez venir à Pétersbourg. Est-il vrai? cependant je compte toujours sur le voisinage de Trigorsk et de Зуево. Le sort aura beau faire, il faudra bien qu'à la fin nous nous réunissions sous les sorbiers de la Сороть. Agréez, Madame, vous et toute votre famille, l'assurance de mon respect, de mon amitié, de mes regrets et de mon parfait dévouement. [168]
370. A. X. Бенкендорф — Пушкину. 10 марта 1828 г. Петербург.
Генерал-адъютант Бенкендорф, свидетельствуя совершенное свое почтение Александру Сергеевичу, покорнейше просит его пожаловать к нему, завтрашнего числа, в воскресение, в 4 часу по полудни.
№ 1052. 10 марта 1828. Его высокобл.[агородию] А. С. Пушкину.
371. П. А. Катенин — Пушкину. 27 марта 1828 г. Шаево.
Посылаю тебе, любезнейший Александр Сергеевич, множество стихов, и пылко желаю, чтоб ты остался ими доволен, как поэт и как приятель. Во всяком случае, прошу мне сообщить свое мнение просто и прямо, и признаюсь, что я даже более рад буду твоим критическим замечаниям, нежели общей похвале. И повесть и приписка деланы во-первых для тебя, и да будет над ними твоя воля, то есть ты можешь напечатать их когда и где угодно; я же ни с кем из журналистов и альманахистов знакомства не вожу. Теперь только принужден был обратиться к Погодину (не зная даже как его зовут), чтобы через него отыскать тебя. Сделай дружбу, извини меня перед ним s'il se formalise [169], да во избежание подобного впредь пришли мне свой адрес; мой же Костромской губернии в город Кологрив. Я читал недавно третью часть Онегина и Графа Нуллина: оба прелестны, хотя без сомнения Онегин выше достоинством. Как твой портрет в Северных Цветах хорош и похож: чудо! Что ты теперь поделываешь? верно что-нибудь веселее, чем я, который то и знаю, что долги плачу: какая тоска! К слову о тоске, ради бога поскучай и ты немножко, чтобы меня и еще кое-кого одолжить; я ведь тебя слишком уважаю, чтобы считать в числе беспечных поэтов, которые кроме виршей ни о чем и слушать не хотят. Не льзя ли тебе справиться о неком Афанасие Петровиче Тютчеве, полковнике и командире второго учебного карабинерного полка? не льзя ли его лично, или через другого, отыскать и допросить: получил ли он мое письмо и что он долго не отвечает? Совестно мне отчасти затруднять тебя делом, которое до тебя не касается, но что делать? неволя; теперь у меня в Москве ни души знакомой нет. Встречаешься ли ты с Шаховским? что он делает? каков тебе кажется его Аристофан? по мне, в нем точно есть много вещей умных и хороших; но зачем наш князь пускается в педантство? право, совестно за него. Случилось ли тебе видеть новое театральное учреждение? оно достойно стоять рядом с новым цензурным уставом: кажется, нарочно для того сочинено, чтобы всех до последнего отвадить от охоты писать для театра; за себя по крайней мере я твердо ручаюсь. О варвары, полотеры придворные, враги всего русского и всего хорошего! Прощай, умница; да вспомни обо мне: ведь не похвально так приятелей забывать. Весь твой
Павел Катенин. Шаево. Марта 27-го. 1828.
372. И. Е. Великопольскому. Конец марта 1828 г. Петербург.
Булгарин показал мне очень милые ваши стансы ко мне в ответ на мою шутку. Он сказал мне, что цензура не пропускает их, как личность, без моего согласия. К сожалению, я не мог согласиться.
Глава Онегина вторая
Съезжала скромно на тузе,
9 и ваше примечание — конечно личность и неприличность. И вся станса недостойна вашего пера. Прочие очень милы. Мне кажется, что вы немножко мною недовольны. Правда ли? По крайней мере отзывается чем-то горьким ваше последнее стихотворение. Неужели вы захотите со мною поссориться не на шутку и заставить меня, вашего миролюбивого друга, включить неприязненные строфы в 8-ю гл.[аву] Онегина? NB. Я не проигрывал 2-й главы, а ее экземплярами заплатил свой долг, так точно как вы заплатили мне свой родительскими алмазами и 35-ю томами Энциклопедии. Что если напечатать мне сие благонамеренное возражение? Но я надеюсь, что я не потерял вашего дружества и что мы при первом свидании мирно примемся за карты и за стихи.
