Вышло так, как она говорила: выступающие даже не называли мое имя в числе других претендентов на должность. Это сделали американцы — Генри Дрейфус, Джим Фултон и Артур Пулос. Их поддержали британцы, в том числе лорд Пол Райли. Меня внесли в списки и все же выбрали вице-президентом. К немалому моему удивлению.
А в 1977 году зарубежные коллеги предложили мне стать президентом ICSID. Я доложил об этом в международный отдел ЦК КПСС. Там долго думали. С одной стороны — не вполне благонадежный я. С другой — советский дизайнер во главе международного профессионального союза; заманчиво, престижно. К тому же явное признание заслуг: ВНИИТЭ, десять его филиалов по всей стране, успешно проведенный в Москве конгресс того же ICSID в 75-м... Мне дали добро, я дал согласие на участие в выборах. И оказался в одном списке претендентов... с Жозин. Когда это выяснилось, я тут же предложил удалить себя из списка. Тут, честно говоря, было не до международного отдела: дружба дороже. Жозин, однако, не позволила — сказала: «Пусть решат выборы».
Я выступал после кандидата из Польши — прекрасного дизайнера, но очень многословного оратора. Заготовленная программная речь, таким образом, не годилась. Пришлось сымпровизировать и ограничиться всего одним предложением: «Я профессиональный дизайнер и очень хороший человек». Говорил я по-английски, и very good man прозвучало двусмысленно — еще и как «очень хороший мужчина». Честное слово, я этого не хотел.
А тогда весь зал — двести делегатов, 57 стран — грохнул от смеха. Проголосовали за меня, а с Жозин мы так и остались добрыми друзьями.
Остается добавить, что, когда меня — уже президента ICSID — в очередной раз не пустили на заседание исполкома бюро в Париж, оттуда пришло гневное письмо, которое грозило политическими неприятностями нашей власти. С тех пор меня туда пускали безотказно. А потом вообще все изменилось.
— И на I Съезде народных депутатов СССР в 1989-м вы выступили против Горбачева — несмотря на то что именно при нем появился Союз дизайнеров СССР.
— Горбачев к этому никакого отношения не имел. Организация была неудачной — говорю как ее председатель. Мертворожденная контора: своих денег еще толком не было, государственных — уже не было. Ни один проект союза в жизнь не воплотился. Ни планировка Серебряного Бора, ни московский Дизайн-центр, ни собственный Дом дизайнеров — вроде Дома литераторов или Дома художников... А вот общество «Мемориал», которое мы вместе с другими творческими союзами предложили учредить в СССР, живет до сих пор! Предложением не ограничились: в самом начале мы предоставили «Мемориалу» валютный счет союза.
Интересная деталь. В 1989 году в Осаке мне вручили ключи от города и диплом «За выдающийся вклад в развитие дизайна в СССР и на международном уровне». Японцы — за развитие советского дизайна; приятно и утешительно, хоть и горько. После развала Советского Союза я понял, что делать мне тут нечего. Моя дочка получила приглашение работать в Великобритании — она была очень талантливым человеком, юристом, и я поехал с ней. Жили за городом, я это очень люблю. Потом дочь умерла, и я вернулся.
— Работали в Британии?
— Практически нет. Ко времени отъезда мне было далеко за семьдесят, пора и честь знать. Нам многое удалось, еще больше — не получилось, по разным причинам; но главное, что нынешним молодым коллегам в России не приходится начинать на пустом месте. А сам я ни сейчас, ни раньше не гнался за славой, за патентами. К тому же патентование здесь — занятие муторное, поэтому у меня почти нет авторских свидетельств.
Несколько лет назад, правда, я запатентовал один проект — в России и Великобритании. Комбинация наручных часов и мобильного телефона. Ничего особенного.
Мне больно / Искусство и культура / Искусство
Мне больно
/ Искусство и культура / Искусство
Сергей Маковецкий об Алексее Балабанове, его фильмах, актерах и друзьях
21 мая в Петербурге простились с Алексеем Балабановым. Фильмография режиссера насчитывает два десятка лент, среди них — «Брат», «Брат-2», «Про уродов и людей», «Война», «Жмурки», «Мне не больно», «Груз-200», «Морфий»... Народный артист России Сергей Маковецкий снимался в пяти его картинах — чаще остальных коллег по цеху. Сегодня он вспоминает о совместной работе и делится мыслями о том, кем был ушедший для отечественного кинематографа и почему так тяжела утрата...
Про первую встречу
— Мы познакомились в 95-м. Нас представили друг другу в московском арт-клубе, название которого за давностью лет не вспомню. Фамилия Балабанов мне ничего не говорила, но мы были ровесниками и легко нашли общий язык. Алексей предложил сразу два сценария — короткометражки «Трофимъ» для альманаха, посвященного столетию кинематографа, и полновесного фильма «Про уродов и людей». Он хотел снимать обе картины без паузы, одну за другой. В новелле мне отводилась роль деревенского мужика, из ревности зарубившего топором родного брата и ударившегося в бега. На вокзале в Петербурге полиция арестовала Трофима, но тот прежде успел, сунув из любопытства нос в объектив, помешать стоявшему на перроне оператору снять прибытие поезда. Несчастный французик только махал рукой и беспомощно кричал: «Атанде! Атанде!» Балабанов сделал очень талантливое и стильное кино. Сергей Астахов, работавший с Алексеем на многих его картинах, снимал на камеру эпохи братьев Люмьер, предварительно реанимировав древний аппарат. Эти кадры и вошли в фильм.
«Про уродов и людей»
— С ходу приступить к съемкам картины о хозяине подпольного фотоателье Иогане у Балабанова не получилось, и он снял малобюджетного «Брата», имевшего оглушительный успех у зрителя. После этого Алексей вернулся к замыслу фильма «Про уродов и людей», сценарий которого несколько лет лежал в его рабочем столе. Честно говоря, после первого прочтения я мало что понял о своем будущем герое, не мог объяснить словами этого человека. Леша успокоил: «Ничего-ничего, разберемся в процессе». Единственное, что я сразу почувствовал: глаза у Иогана должны быть другого цвета, не моего. Балабанов сначала отмахнулся: глупости! Но я все-таки затащил его в подвернувшуюся по дороге питерскую оптику. Попросил продавщиц: «Девчонки, умоляю, подберите какие-нибудь линзы». Те стали что-то предлагать, но все было мимо. Алексей занервничал: «Серега, поехали, не теряй время». И тут я примерил последнюю пару... Не знаю, что за диоптрии стояли в линзах, но я видел не Балабанова, а его размытый силуэт. Начал таращиться изо всех сил, и в тот же момент Леша произнес: «Пожалуй, ты прав, в этом что-то есть...» Потом для съемок мне сделали «нулевые» черные линзы, что придало взгляду Иогана весьма необычное выражение. Он словно пронизывал человека, смотрел сквозь него. Съемки проходили в Петербурге, любимом городе Леши. И про фильм он потом говорил, что это единственная картина, к которой у него нет претензий. Сценарий сначала назывался «Ехать никак нельзя», но Алексей его заменил. «Про уродов и людей» звучит жестче, бьет наотмашь. Тут же понеслось: а кого это Балабанов держит за уродов? Леша не опускался до объяснений, мол, без меня разбирайтесь...
Не забуду церемонию вручения премии «Ника» за 1998 год. На главные награды претендовала наша картина и «Страна глухих» Валеры Тодоровского. Нас бортанули по всем фронтам. Мимо сада-огорода пролетели звукорежиссер Максим Беловолов, художник по костюмам Надя Васильева, сумевшая найти даже подворотнички начала прошлого века, прекрасный оператор Сергей Астахов... За лучшую мужскую роль наградили Володю Ильина, снявшегося в комедии «Хочу в тюрьму». И вот две главные номинации — режиссерская и фильм года. Я уже не верил ни во что, а Леша взял да выстрелил дуплетом, получив обе «Ники»! Правда, приз за режиссуру разделил с Отаром Иоселиани, но все равно это был наш триумф. Последнего лауреата объявляла Ирина Скобцева, и когда она, вскрыв конверт, сказала: «Про уродов и людей», я заорал почище Роберто Бениньи на церемонии «Оскара». Вот только по головам у впереди сидевших зрителей не бегал, как он... Потом мы съемочной группой отметили победу, радость была невероятная...
Про «Брата», Бодрова и Кармадон
— Событием для Алексея стало знакомство с Сергеем Бодровым-младшим. Они встретились в Сочи, на «Кинотавре». Сережа снялся у отца в «Кавказском пленнике», получил с Олегом Меньшиковым награду за лучшую мужскую роль. Балабанов увидел Бодрова и понял, что хочет его снимать. Моментально родилась идея «Брата». В 2000 году вышло продолжение. Как показывает практика, сиквел редко получается удачным, зачастую недотягивая до заявленного в первом фильме уровня, но к Балабанову и это не имеет отношения. Он снял две разные картины. Поэтому я не сомневался, когда Леша позвал в «Брат-2»: «Роль, Сережа, небольшая, но ты мне нужен». Действительно, там фактически одна полноценная сцена с моим участием: Данила Багров наводит на банкира Белкина автомат, и я играю животный страх в ожидании возможного выстрела в упор... Потом несколько лет я не снимался у Балабанова. За это время он выпустил «Войну», не смог закончить, как хотел, «Реку» из-за гибели в автокатастрофе Туйаары Свинобоевой, актрисы, на которой держался фильм. Леша рассказывал мне об этом незавершенном проекте, когда я приезжал к нему в гости в Питер. Собственно, я и посоветовал смонтировать и показать отснятый материал. Если бы удалось доделать задуманное, могла получиться самая яркая картина Балабанова: история пораженного неизлечимой болезнью народа, который уничтожает себя, чтобы спасти последующие поколения. А затем случился Кармадон... Сель, сошедший с горной вершины, погубил не только Бодрова-младшего, но и значительную часть съемочной группы Балабанова. Пережить подобное было невероятно сложно. Я же видел отношения Сергея и Алексея: соратники, друзья, братья... Беды посыпались на Лешу одна за другой, череда страшных событий. Подозреваю, тогда он начал болеть, до конца так и не оправившись. В 2004-м запустился с фильмом «Американец», но западный актер, приглашенный на главную роль, жестоко запил, и съемки остановили. Иностранцы тоже неплохо умеют закладывать за воротник, а уж оказавшись в Сибири... Алексей рассказывал, что хотел позвать меня в новую картину, однако до этого так и не дошло.
