Моё сердце горит, ему тесно в груди –
И отмазки уже не прокатят.
Подойди ко мне, зверь! Подойди.
Подойди –
И мы вместе умрём на закате.
ВОЛГОГРАД
Владимир ПАЛЬЧИКОВ
Важная птица
***
Там, над плоскогорьями, лесами,
в небе, где огромно и темно,
мы соприкоснулись голосами
на мгновенье малое одно.
Посреди космического гула,
глохнущего в мёртвом далеке,
чьё-то невозможное скользнуло
тёплое дыханье по щеке.
В сферах – брешь, края мерцают рвано.
И внезапно вынесло в просов
вестью из неведомого стана
горстку обречённых голосов.
Весть – о чём, о чём? И что за сила
навела смутительную связь,
объявилась вдруг и поманила,
пресеклась и в бездну унеслась?
Кто же ты? Неведомо, незнамо.
Давний сон? Бессмертная Лилит?
Звёздная дымящаяся яма
ожидать ответа не велит.
У моря
Пали на горы рассвета огонь и зола.
Море гремело, себя воздвигая и руша.
Женщина, в небо лицо запрокинув, звала
ласково, словно ребёнка:
– Карлуша, Карлуша!..
В небе светающем –
что за Карлуша такой?
Впору смутиться:
не дух ли творца «Капитала»?
Вдруг что-то буркнуло нехотя
над головой,
что-то ворчливо-картавое
проклекотало.
– Это мой ворон, оставил он дом и меня.
Вольные птицы сманили,
и корм из ладоней
не принимает, дичает он день ото дня.
Наши беседы всё реже
и всё принуждённей…
В выси возникло похожее будто на звук
лёгкой отрыжки
(пардон, мой читатель), и вскоре
ворон свиданье прервал – мол, прости,
недосуг,
видишь, отстал я, уж стая –
у самых предгорий.
Ветер пронёсся,
с натугой листву вороша.
День будет жаркий.
Простор, прогреваясь, струится.
Женщина эта – ну как же она хороша!
Ворон да ворон… Подумаешь,
важная птица.
***
Спешат луга
росой умыться.
Ходи, нога!
Работай, мышца!
Умят, убит
грунт ходоками,
зовёт, слепит
даль облаками.
И даль, и высь,
и святость ноши.
На то не льстись,
что легче, плоше.
Велит простор
быть вольным, смелым.
Не жмись, танцор,
танцуй всем телом!
Раствор силён,
сцепленье хватко,
конца времён
дождётся кладка.
Спади со щёк –
осиль дорогу,
ловкач, сачок
противны Богу.
МОСКВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 1,7 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии: 10.06.2011 14:32:08 - Алексей Фёдорович Буряк пишет:
Совершенно ничего нового... Простая, бессодержательная болтовня не о чём и не про что...
Бег на короткую дистанцию
Библиосфера
Бег на короткую дистанцию
КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ
Анастасия ЕРМАКОВА
Написать хороший рассказ не менее трудно, чем роман. И мастерство прозаика, как известно, наиболее полно раскрывается именно в рассказе.
Что же наши современные авторы? Пишут они рассказы? Пишут. А что же издатели? Издают? Издают. Значит – имеет смысл. Ритм мегаполиса учащённый и нервный, как пульс человека после стремительной
пробежки. Читать многим стало просто некогда. Метрошные и электричные малометражки – всё, что остаётся в распоряжении суматошно спешащего люда. Может быть, с этим и связано возвращение на прилавки магазинов сборников рассказов? Так или иначе они там появились. Правда, в основном авторов, уже известных читателю.
О них и пойдёт речь.
Андрей Рубанов. Тоже родина : Рассказы. – Спб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2011. – 232 с. – 3000 экз.
Сергей Шаргунов. Книга без фотографий . – М.: Альпина нон-фикшн, 2011. – 224 с. – 6000 экз.
Роман Сенчин. Иджим . – М.: Эксмо, 2010. – 416 с. – 3000 экз.
Денис Осокин. Овсянки. Рассказы, повесть . – М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011. – 624 с. – 3500 экз.
А НОЧЬЮ ОН МНЕ ПРИСНИЛСЯ
Андрей Рубанов то есть. Никакой эротики, не подумайте. Я просто брала у него интервью. Он был хмур и немногословен и никак не хотел ответить на вопрос, считает ли он литературу коммерческим проектом или делом совести.
Этот сновидческий вопрос был отнюдь не праздным. В интервью газете «Рупор» автор признаётся: «Я и сам до конца не могу воспринимать себя писателем, потому что слишком мало этим зарабатываю». Кокетничает, что ли? Это в наше-то нищее для писателей время? Оказалось – нет. Рубанов – предприниматель, и довольно успешный. Что, как ни странно, не мешает ему быть вдобавок успешным писателем. И при этом серьёзным.
Изящно изданная книжка рассказов (до этого издавались только романы) «Тоже родина». Название несколько насторожило: что значит «тоже»? Стала читать – ничего русофобского. Рубанов – патриот. Не восторженный, конечно, а ядовитый, даже злой. «Это наша родина такая. Большая и дикая. Неуютная. Тут у нас всего навалом, но вот уюта нет, не было и не будет» (рассказ «Тоже родина» – один из лучших в книге).
Ироничная горечь – вот, пожалуй, основная интонационная нота Рубанова. И в прозе своей он такой же, как в моём сне: хмур без занудства, немногословен без сухости, внутренне напряжён без нервозности, брутален без бравирования собственной мужественностью, горд без высокомерия, совестлив без морализаторства.
«Текст должен писаться нервной системой, спинным мозгом», – считает автор. И именно так сам и пишет. Стремительно и внятно, разговорным языком, без метафорических красот, достоверно и образно. Рубанов – прекрасный рассказчик с тонким чувством юмора и метким взглядом. Почти все рассказы автобиографичны, сюжетны, динамичны. О воле, о силе духа, мужестве оставаться человеком в любых обстоятельствах. Есть что-то от Варлама Шаламова, что-то – от Сергея Довлатова. Но Андрей Рубанов – не компиляция чужих миров, он сам по себе. Писатель и бизнесмен. Бывает, оказывается, и так.
Закрыла книгу – вот о чём подумалось. А захочется ли мне, скажем, через два-три года перечитать её? Чехова я, например, перечитываю каждое лето на даче. Бунина тоже. А вот Рубанова… Слишком крепко его проза привязана к реалиям времени. Лет через пятьдесят кому будет интересно, в каких аферах участвовал бизнесмен 90-х и как он увиливал от налогов?
Поговорим об этом через полвека.
АРБУЗ В ЖАРУ
Сочный, прохладный, со сладкой, хрустящей при разрезании сердцевиной, с интимно сокрытыми в красной мякоти косточками. Такое ощущение от эмоционально подвижной, многоцветной, дышащей, как спелый плод, всеми порами прозы Сергея Шаргунова. Радостной энергией удивления и распознавания жизни пронизаны рассказы «Книги без фотографий». Весёлый дерзкий бунт, упрямый задор, взвинченное разочарование – вот настроенческие краски этой книги. Сборник автобиографичных рассказов, где вымысел настолько же реален, как и то, что происходило на самом деле. Да и незачем читателю разбираться, было или не было. Важно – как написано. А написано по-шаргуновски густо и одновременно легко, изящно: «Захотелось пить, но бессилие победило, я не шевелился. За шторами снотворно прошёл поезд, подушка сливалась с щекой в одну воздушную пульсирующую ткань. Пульс затихал, скоро я ощутил распад. Закружился, заклубился, превратился в пузырьки, которые бешено и музыкально неслись вверх…»
Шаргунов в отличие от Рубанова сохраняет свежий мальчишеский пыл, способность радоваться и удивляться. Хотя события, описываемые в «Книге без фотографий», вовсе не мажорны. Война в Осетии, революция в Киргизии, провалившееся депутатство и последовавшее за этим ощущение себя социальным изгоем со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Картинки из детства, школа, институт, яркие влюблённости, огненно-сложные отношения с женой, хрупкая нежность к маленькому сыну… На первый взгляд текст может показаться немного легковесным, по-журналистски сноровистым. Но… Не надо путать интонационные особенности с этическим наполнением. А оно очень весомо. «На войне побывав, чувствуешь стыд. Как будто виноват. Ты уезжаешь, а они, все, кого видел, остаются» («На войне»).
