Называл Сталин и преувеличенные цифры немецких потерь, и это тоже понятно. Приуменьшали мы и наши потери – не снабжать же врага точной информацией, да она в буре войны не всегда и доступна была. Так поступали и немцы. Другое дело, когда промышленность в стране загублена, а политический руководитель вдруг заявляет: вот-вот мы создадим 25 миллионов рабочих мест. Где? Каким образом? Охранников, торговцев и официантов? Неизвестно...
Вот об этом интересно написать бы подробнее.
Теги: мифотворчество , Россия
Обёртка и начинка ОТР
Почти всё наше ТВ выстраивается так, словно в географическом пространстве, окружающем студии и аппаратные, не существует не то что реальных городов и весей и житья-бытья их обычных обитателей, а даже и Садового кольца, и Болотной площади, к примеру, а есть всего лишь стилизованный под хроникальность и "натуральность" постановочно-съёмочный фантом со статистами, привлекаемыми из ближней тусовки «Вечернего Урганта»[?] А для географического охвата всегда готовы «Уральские пельмени».
На фоне этого видеобойкота другой подход к бескрайним пространствам России избрал канал ОТР. Плюсом было бы уже то, что в его новостных сюжетах предстают и акции автомобилистов в Петропавловске-Камчатском, и традиционный обряд поклонения огню, совершённый алтайскими шаманами при встрече олимпийского факела на священной горе Синюха, и долгожданный запуск движения по транспортной развязке на Южной площади Новосибирска, и та новость, что в селе Черниш Владимирской области родился его сто тридцать пятый житель и он тоже достоин улучшения жизни от чаемого принятия программ развития сельского туризма…
Благодарный отклик вызвали такие новаторские для сложившейся телепрактики программы, как «Город N», и особенно - регулярные выпуски передачи «Малые города России». Теперь все мы не забудем, что есть у нас на Кавказе Георгиевск, и в средней полосе запечатлённый на полотнах множества художников тихий и чистый Плёс, не спутаем Цимлянск и Цивильск, сможем побывать и в легендарном Урюпинске, и в героическом Кронштадте.
Однако не напрасно была упомянута Болотная площадь – дух её на ОТР чувствуется. И не только в программе Шеремета «Прав? Да!», куда приходил недавно Владимир Войнович и выступал за «революцию сознания» в «абсурдной стране», – в студии ему восторженно поддакивали либеральные единомышленники Людмила Телень, Николай Александров и Валерий Яков. Но где плюрализм? Почему не пригласили ни одного сомневающегося в непререкаемости того, что изрекал Владимир Николаевич? И, похоже, так во всех информационно-аналитических программах. Улыбчивая Юлия Варенцова и жизнерадостно подпрыгивающий Алексей Симахин гордо несут антироссийскую фигу в молодёжной «Социальной сети». О событиях на Украине они говорили беззаботно и отстранённо, по-познеровски, как будто о чужой стране. Как будто завидуя успехам евроинтеграторов на Украине и сожалея, что на нашем, болотном, майдане такой заварухи не получилось.
Так что в обёртке Общественного телевидения России много хорошего, появились глубинка огромной страны, а вот в начинке – навязывание ей антироссийских пропагандистских штампов. А ведь это не какой-нибудь частный «Дождь», а канал, финансируемый из государственной казны.
Людмила ГЕОРГИЕВА
Теги: общественное телевидение
А здорово подставили в Киеве корреспондента канала "Россия 24"! Ведёт он репортаж в самой гуще толпы на майдане. Вдруг в кадр влезает некто, и этот некто впихивает ему в руки нечто. Если очень вслушаться (шум стоит страшный), то становится ясно, что он хочет передать московскому ведущему статуэтку «Оскара» «за враньё». Корреспондент зачем-то берёт этот предмет и буквально выталкивает человека из кадра. Естественно, эпизод тут же тиражируется кучей телеканалов по всему миру, включая CNN.
По-настоящему это всё надо показывать на лекциях по практике телерепортажа как образец махрового непрофессионализма. Если уж ты влез в самую гущу толпы, будь готов, что к тебе кто-то из этой толпы подойдёт. И не отпихивай его, а, наоборот, считай такой случай подарком судьбы. Расспроси неожиданного собеседника, в чём он видит «враньё» и, кстати, кто он, откуда приехал в Киев, есть ли у него друзья и родственники в России, понимает ли он все последствия евроинтеграции, как быть с теми, кто категорически против этого процесса, не ведёт ли майдан к развалу страны.
Беда в том, что нашим корреспондентам велят работать по твёрдо установленному шаблону. Прямое включение - это твой текст, и ничего больше. Уже в Москве на этот текст накладывается заранее записанная картинка, снятая там же, на месте события, и в лучшем случае сюда вставляются обрывки интервью, взятых опять же заранее. То есть само прямое включение становится делом абсолютно бессмысленным.
К тому же корреспондент на майдане просто физически не мог поговорить с «вручателем», потому что[?] у него не было микрофона! К лацкану его куртки была пришпилена петличка, а она заранее сковывает возможности журналиста, ограничивая их рамками монотекста. Кстати, и этот монотекст, да и весь эпизод были зашумлены как раз из-за петлички: ведь её, в отличие от микрофона, ближе к губам не поднесёшь.
Теленачальники усвоили одну и ту же форму репортажа и не понимают, что в информационной войне (назовём вещи своими именами) нельзя идти в бой со связанными руками.
Теги: майдан , евроинтеграция , телерепортаж
Сегодня общепринято ужасаться состоянием нашей деревни. Действительно печально: повсеместная деградация, разор и запустение. Люди и ресурсы, как справедливо заметил Александр Калинин ("Дикое поле", «ЛГ», № 45), скапливаются в агломерациях, а остальная территория дичает на глазах. Эта реальная беда интерпретируется автором статьи как политическая ошибка нынешней власти, допущенная если и не по злому умыслу, то по какому-то хроническому недомыслию.
Отсчёт ошибок в сельской политике можно начать ещё с крепостного права - «Везде невежества убийственный позор». Но это только вершина айсберга. Уровень, на котором действительно укоренена проблема деревни, – культурный.
По ведомству сердца
Деревня и город – это две, традиционно противопоставляемые друг другу культуры. Городская культура в нашем представлении – холодная, асфальто-бетонная, машинно-антиэкологическая, наконец, это просто культура наживы. А деревня – это истоки, корни народа и государственности. Она питает город, содержит, а вернее держит его. Деревня – это основание, а город – надстройка.
Определённая, сермяжная правда в таком противопоставлении есть. И всё же, ругая город, мы предпочитаем (по факту) связывать свою жизнь с ним, а не с деревней. Город – наша злая реальность. Он – центр тяготения нашего рацио, деревня же проходит, скорее, по ведомству сердца. Нормальный русский человек любит деревню.
Вот в стихотворении А. Пушкина «Деревня»:
Я твой: люблю сей тёмный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами...
В «Деревне» А. Фета читаем:
Люблю я немятого луга
К окну подползающий пар...
У И. Тургенева:
Люблю я вечером к деревне подъезжать,
Над старой церковью глазами провожать
Ворон играющую стаю[?]
Несложно заметить, что изъявляемое в этих примерах чувство – любовь извне . Потому-то эти, грубо говоря, барские стихи до сих пор находят отклик в душе современного деклассированного горожанина. Наша любовь к деревне такая же внешняя. В том ракурсе, при котором город – реальность, деревня – мечта.
Город воспринимается нами адекватно; мы обсуждаем его в терминах сегодняшнего дня, а обращаясь к деревне, непроизвольно скатываемся к архаическому восприятию. Деревня по-прежнему представляется нам эдаким Микулой Селяниновичем, чья богатырская сила, принятая от земли в тяжком, но благодатном крестьянском труде, превосходит силу княжьего войска, то есть аппарата государственного управления. Только занедужил наш богатырь. Надо найти волшебное средство, что вернёт ему силушку, и всё встанет на свои места.
Сакральная ценность
Первый конструкт, с которым приходится сталкиваться, это образ земли-кормилицы . В определённом пределе всё, что человеку необходимо для жизни, он мог получить только от земли. Отсюда земля, особенно обработанная, приобретает чуть ли не сакральную ценность.
