Еще позже, в 40-х годах, "Мельмотом Скитальцем" зачитывался поэт и художник, один из устроителей братства "прерафаэлитов", - Данте Габриэль Россетти (1828-1882). По воспоминаниям его младшего брата, Вильяма, "одно время, - это было в 1844 году, - величайшее восхищение Данте Габриэля вызывал леденящий кровь роман "Мельмот Скиталец"" {См.: Dunn H. T. Recollections of Dante Gabriel Rossetti and his Circle, ed. and annot. by G. Patrick. London, 1904, p. 92.}.
Высоко ценил Метьюрина, и в частности его "Мельмота Скитальца", Роберт Луис Стивенсон (1850-1894). Подтверждением этому может служить его поздняя новелла "Бесенок в бутылке" ("The Bottle Imp", 1891). Хотя в основе ее сюжета лежит старая восточная легенда о духе, заключенном в бутылке, который повинуется тому, кто ею владеет, но в обработке Стивенсона этот сюжет получил новое самостоятельное значение, обогащенный мотивами, займет зеванными не только из "Мельмота" Метьюрина, но и из продолжения его философской повести Бальзака "Прощенный Мельмот". У Стивенсона действие развертывается на экзотическом фоне Гавайских островов. Обладателем чудесной бутылки становится местный матрос, а заключенный в ней бесенок обязан беспрекословно исполнять всякое его желание до конца жизни своего хозяина, после чего этот владелец бутылки должен отправиться в ад для расплаты за полученные в жизни блага. Бутылка переходит из рук в руки, быстро сбываемая за все меньшую цену. Писатель стремится доказать, что не алчность и приобретательство или стремление к счастью, но жертвенность и бескорыстие предотвращают власть зла, тяготеющую над человеком.
В конце XIX в. возрождению популярности Метьюрина в Англии и в Европе особенно содействовал Оскар Уайльд (1854-1900). Он считал себя одним из потомков Метьюрина: мать Уайльда была племянницей автора "Мельмота Скитальца" и рассказывала о нем своему сыну. Может быть, именно этим объясняется то, что по инициативе Уайльда и при его непосредственном содействии в 1892 г. выпущено было новое издание "Мельмота Скитальца" в трех томах: это второе издание романа в английском подлиннике; замеченное критикой и читателями, оно послужило оригиналом для многих новых переизданий и переводов этого произведения {См. ниже, раздел "Библиографические материалы", с. 674.}. После своего тюремного заключения и окончательного переезда из Англии в Париж О. Уайльд избрал себе житейский и литературный псевдоним - "Себастьян Мельмот", под которым появлялись (с 1898 г.) как переиздания старых, так и новые его произведения {См.: Mason Slewart. Bibliography of Osc. Wilde. London, [s. a., 1914].}.
"Мельмот Скиталец" отозвался в ряде произведений Уайльда, нагляднее и ярче всего в одной из его лучших прозаических вещей - романе "Портрет Дориана Грея" (1891). Давно было замечено, что в этом произведении Уайльд очень своеобразно претворил мотив о таинственной связи человека с его портретом, навеянный "Мельмотом Скитальцем" {Richter Helene. Geschichte der Englischen Romantik. Bd. I. Halle, 1911, b. 294; Scarborough Dorothy. The Supernatural in Modern English Fiction. London, 1917, p. 92.}. Те, кто видели живого Мельмота, утверждали, что облик его не менялся в течение полутораста лет, рассказывает Метьюрин в своем романе: "...он не потерял ни единого волоска на голове, а на его лице не появилось ни одной морщины". Он изменился лишь в свой предсмертный час, о чем повествуется в последней (XXXIX) главе романа. На заключительной странице романа Уайльда также рассказывается, что Дориан Грей в ярости набрасывается на свой портрет, на котором постепенно отражалась вся его преступная жизнь; стараясь изрезать этот портрет, Дориан убивает самого себя: "Войдя в комнату, они увидели на стене великолепный портрет своего господина, изображавший его таким, каким они видели его в последний раз, во всем сиянии его дивной юности и красоты. А на полу, во фраке, лежал мертвый человек с ножом в сердце. Лицо его было сморщенное, увядшее, отвратительное. И только рассмотрев кольца на его руках, слуги узнали, кто это был".
"Мельмот Скиталец" рано стал известен также в Северной Америке. Одним из первых американских писателей, испытавших на себе воздействие этого романа, был молодой Натаниэл Хеторн (N. Hawthorne, 1804-1864). Это было в самом начале литературной деятельности Хоторна - одного из наиболее самобытных писателей Новой Англии. Его первый роман, писавшийся в середине 20-х годов и изданный в 1828 г.,"Феншоу" ("Fanshawe"), успеха у американских читателей не имел, да и сам Хоторн, видимо, не был им удовлетворен, так как он скупил и уничтожил значительную часть тиража этого издания. "Феншоу" первый, робкий и подражательный опыт начинающего писателя - действительно трудно назвать удачным произведением; однако для биографов Хоторна он представляет особый интерес, так как позволяет отчетливо проследить становление литературного мастерства писателя и назвать образцы, на которых он учился. В "Феншоу" первоначально искали следы воздействия на автора Байрона и В. Скотта; затем было установлено, что основным источником "Феншоу" следует считать "Мельмота Скитальца", и прежде всего ту его часть, которая озаглавлена у Метьюрина "Повесть об индийских островитянах" (кн. III, гл. XV-XXIV; кн. IV, гл. XXXV-XXXVII).
Эту часть, действие которой начинается на острове Индийского океана и заканчивается в Испании, некоторые критики Метьюрина считали центральной и определяющей в целом романе на том основании, что Мельмот выведен здесь как главное, самостоятельное и реально действующее лицо, тогда как в остальных частях он является персонажем посторонних повествований, как бы отраженным в чужих рассказах. Между "Феншоу" и "Повестью об индийских островитянах" действительно можно установить генетическое родство и сближающие их черты сходства в сюжетах и в образах действующих лиц. Образу Иммали-Исидоры Метьюрина в "Феншоу" соответствует образ Эллен Ленгтон; трагические истории обеих героинь, влюбленных и погибающих от любви наивных девушек, несомненно имеют общие черты. Нетрудно установить в тексте обоих произведений параллельные места, сходство даже в мелких, второстепенных подробностях: так, например, Эллен, как и Иммали, - дочь коммерсанта; о печальной судьбе своих дочерей отцы узнают из полученных ими писем перед возвращением домой; даже устрашающий и нестерпимый взгляд Мельмота находит себе аналогию в "месмерическом" блеске очей героя романа Хоторна {См.: Goldstein J. S. The literary source of Hawthornes "Fanshawe".Modern Language Notes, 1945, vol. LX, N 1, p. 1-8.}.
Не избежал влияния Метьюрина также другой видный американский писатель эпохи романтизма - Эдгар По (Edgar Allan Рое, 1809-1849). О его раннем знакомстве с "Мельмотом Скитальцем" свидетельствует упоминание его самим Э. По во "Введении" ("Письмо к м-ру Б.") к его "Стихотворениям" 1831 г. {В этом "Введении" Э. По говорит: "Мельмот действует неутомимо в течение всех трех томов, в восьмую долю листа, чтобы завершить гибель одной или двух душ, в то время как обыкновенный черт за это время мог бы погубить их две или три тысячи". Ср.: Idman, p. 264.} Последовавшие вслед за этим, третьим его поэтическим сборником публикации новелл в свою очередь подтверждают, что впечатление, оставшееся у него от "Мельмота Скитальца", было сильным и долго удерживалось в его памяти. Мы можем усмотреть это в рассказе "Колодец и маятник" (1842). Действие его происходит в Испании, в подземной тюрьме Инквизиции Толедо, накануне того дня, когда этот город был взят войсками Наполеона, а Инквизиция оказалась в руках врагов-французов. Но историзм новеллы ограничивается лишь одним этим как бы случайным указанием в последней строке ее текста: время, когда происходит изображенная в ней чудовищная по своей изобретательности пытка страдальца, приговоренного к смерти трибуналом Инквизиции, в сущности не столь важно. Гораздо существеннее то, что рассказ с поражающей реальностью и количеством подробностей воспроизводит ужас человека-узника перед медленно, неотступно надвигающейся на него чудовищной казнью. В воспроизведении психологического состояния человека, близкого к безумию, но изобретательно, последним усилием воли старающегося отвратить от себя неминуемую смерть, Э. По, быть может, вдохновлялся "Рассказом испанца" в "Мельмоте Скитальце", тем более что застенок для пыток, с ужасающей наглядностью описанный Э. По, имеет сходство с камерой, в которую Инквизицией заключен был Монсада в "Мельмоте Скитальце". Некоторое сходство можно усмотреть также и в более мелких подробностях обоих произведений. Так, в рассказе Э. По одним из наиболее изощренных орудий пытки является длинный маятник, который вместо косы держит изображенная на потолке тюремной камеры фигура Времени; нижняя часть этого маятника представляла собой стальной полумесяц, с лезвием, острым, как бритва, который, опускаясь вниз с каждым взмахом, должен был рассечь грудь узника, привязанного к каменной плите пола. Возможно, что этот ужасающий механизм внушен был воображению Э. По теми Часами Времени на выступе скалы над пылающей бездной, которые Мельмот видит в последнем сне перед своей гибелью (см. гл. XXXVIII, "Сон Скитальца").
