И я, может быть, до могущества знака
Смогу дорастить умоляющий звук,
Поэзия — общий магический круг,
Защитное поле, вакцина от рака,
И всё, что не так в этом мире, не так, —
Наш производственный брак.
Ну и наконец, сама Татьяна Бек с последним циклом своим, провидчески названным "На прощание", и с признанием — тоже последним: "Блаженствуя в нечистой полутьме И контрабанду разместивши в трюме, Любила то, чего в своём уме Любить нельзя. Но я была в безумье. ...Когда теперь, изрядно постарев, Я вглядываюсь в ужас эпилога, То вижу порт, разинутый, как зев, И кутерьму, не знающую Бога".
Леонид Зорин в маленьком романе "Обида" изливает немалые свои обиды и претензии к так называемым "национально озабоченным" и заставляет своего главного героя Женечку Грекова внедриться по-журналистски прямо в логово этих "озабоченных". Женечка должен высветить нечто, "что именно — он представлял ещё смутно, и тут не обошлось без подсказки". Вот и Леонид Зорин, ломая своего героя, всё силится что-то подсказать, куда-то на протоптанную, избитую тропу выправить. Но проблема "национально озабоченных" (вы, верно, уже догадались, что речь идёт просто о русских , но с дорисованными традиционно атрибутами копытец и рогов) настолько стала (во вроде бы русском нашем государстве) велика и болезненна, что как бы ни направляли её в нужное русло, она так и норовит, болезная, то ручку, то ножку высунуть оттуда на волю, а то и головкой повертеть по сторонам. А даже и возопить страдающе-громко: "Что ж вы меня так-то, то нелюдью, то фашистом! Неужели только за то, что для меня "личная жизнь преходяща, а жизнь государства священна, ибо без него нет истории", а для вас — "государственность — как печь, пышущая льдом", посягающая на персональную тайну вашу, на сомнение вечное, на старчество ваше изначальное — вы ведь родились уже стариками! Неужели только за это?.."
Евгений Лесин “Я ВЫШЕЛ НА ПОИСКИ БОГА ПОД ПРОИСКИ ВРАЖЕСКИХ СИЛ...”
***
Вчера бродил
возле дворца бракосочетаний.
Ничего — многие даже улыбаются.
Полны поцелуев и обниманий.
Цветы и пустые бутылки всюду валяются.
А все равно страшно,
И опять же — исполнение долга…
А страшно все, что навсегдашно
Или просто надолго.
***
Твои достоинства несметны,
Грехи похожи на игру.
Пока мы вместе, мы бессмертны,
А я и вовсе не умру.
***
В деревне Бор
41 двор.
А в деревне Петров
Восемь дворов.
Три старухи и дед.
Гроб с кислородом.
А времени нет,
Одни времена года.
***
Был город, и были храмы.
А теперь сортир да музей.
И гунны пришли, и хамы.
И рухнул ваш Колизей.
Ну да, купола сверкают,
И утром над речкой дым.
Но жители уже знают,
Что город стал неживым.
Игрушечным, для туристов.
И для вестей властям,
Что продают со свистом
Историю по частям.
***
Кирилло-Белозерский монастырь
Вологодская область
Река Шексна
Старый фашист
Карябает на стене
То, что не успел в 43-м
Здесь был Дитрих
Все оплачено
Куплено
Продано
Девочка играет калинку-малинку
Весь монастырь испещрен
Дитрихами
Английскую речь
Воспринимаешь, как русскую
Потому что повсюду дойч
Не довоевали
Понравилось
В Сиверском озере не искупаешься
Всюду тевтоны
Правь
Британия морями
Нам
Речки оставь
Пошли в кино
Стояли крепостные стены.
Пришла любовь. И все разбила.
Любовь Париса и Елены.
Любовь Патрокла и Ахилла.
Обманом греки Трою взяли.
Война окончилась красиво.
Сидела Лена в кинозале
И плакала в бутылку пива.
В духе Игоря Северянина
Мороз и пиво ледяное.
И тьма кромешная вокруг.
Жизнь от запоя до запоя
Нам суждена, мой милый друг.
Там, за дорогой кольцевою
Пускай резвится Третий мир.
Ведь над рекою над Москвою
Ночной эфир струит зефир.
И что нам всем паденье Трои?
Что нам Калуга и Нью-Йорк?
Какое пиво ледяное!
Какой мороз! Какой восторг!
***
Вс. Емелину
Вот пройдешься по городу
И тоска на душе:
Все, что было так дорого,
Не родное уже.
И не радует сердце нам
Храм Христа на воде.
Где ты, улица Герцена?
И Мархлевского где?
Город наш заминирован.
Только шаг — и привет:
Нету улицы Кирова,
Метростроевской нет.
Все разбито, порушено.
Всюду Новый Арбат.
Даже в Северном Тушино —
Довоенный Багдад.
Где ж ты, тихая улица
И вино под грибком?
Если кто и целуется,
То мужик с мужиком.
И стоят, улыбаются
Продавцы у дверей.
Купола наливаются
Новых русских церквей.
Все доступно, недорого
И везде есть места.
Так пройдешься по городу
Да и прыгнешь с моста.
***
На самом краю ойкумены
Стою, опьянен красотой.
Какие тебе перемены?
Какой тебе берег родной?
И чем ты еще недоволен?
К чему надувание щек?
Ты жив и почти что не болен.
НУ ЧТО ТЕБЕ НАДО ЕЩЕ?
***
По городу ходят шахидки
И бомбы несут в рукавах.
Маруси, Наташи и Лидки,
И Ольга Исаевна Швах.
Глазастые, с белою кожей
И стройные, как тополя.
— Скажи, незнакомый прохожий,
А как тут пройти до Кремля?
Милиция страшные пытки
Готовит им и произвол.
А в спальных районах шахидки
Уже накрывают на стал.
И стелят постель образине —
Небритому мужу-козлу.
Шахидки стоят в магазине,
Автобуса ждут на углу.
Мечтают о кафельной плитке
И чтобы не выло в трубе.
По городу ходят шахидки
И ищут шахида себе.
***
Какая к черту беспричинность?
Опять проклятая семья.
Семья несчастная моя.
Еженедельная повинность.
И я, наверное, умру
От злобы и несовершенства,
Когда с семейного блаженства
Черты случайные сотру.
А осень тает золотая.
Собаки лают: абырвалг.
