С индустриализацией у партии получилось успешнее. Секрет успеха заключался в двух обстоятельствах: во‑первых, эта программа отвечала интересам народа, ибо закладывала промышленную основу сильного государства, а во‑вторых, русские люди в осуществлении этой программы раскрыли свои незаурядные творческие способности как на уровне рабочих и мастеров, так и на уровне инженеров и учёных. Всё, в чём мы отстали за время Гражданской войны и разрухи от индустриального Запада, очень быстро осваивалось – руки наших умельцев, изобретателей и технических специалистов буквально творили чудеса. На сцену вышли такие блистательные организаторы производства и капитаны промышленности, каких, пожалуй, не было в России ни до, ни после, – их с полным правом можно назвать великими людьми. К ним принадлежит Иван Павлович Бардин – отец советской чёрной металлургии, вычисливший оптимальные места строительства металлургических комбинатов (в Череповце и Новокузнецке), внедривший метод непрерывной разливки стали. Фигурой такого же калибра был Иван Алексеевич Лихачёв, директор первого советского автомобильного завода в Москве, ездивший на стажировку в Детройт, прошедший там все должности от простого рабочего до конструктора и, вернувшись в Россию, блестяще применивший полученный опыт не только на своём заводе, но и во всём автопроме СССР. Всех выдающихся личностей эпохи индустриализации невозможно перечислить, упомянем ещё лишь Александра Львовича Минца, которому страна обязана созданием системы дальней радиосвязи. И, конечно, особо надо сказать об авиаконструкторах – в этой области в тридцатых возникла такая мощная школа, какой не было и нет больше нигде в мире. Благодаря преемственности от неё наши современные МИГи и Су по лётным качествам не имеют равных, превосходя и американские «фантомы», и французские «миражи». Здесь уже надо отдавать должное верному стратегическому выбору Сталина. На рубеже тридцатых инженеры и учёные молодой республики просто бредили полётами, оторваться от грешной земли было их вожделенной мечтой, которая была, конечно, сублимацией мечты о лучезарном «новом мире». Возникло три направления в достижении этой цели: дирижаблестроение, ракетостроение и самолётостроение. Сталин понял, что ни средств, ни кадров сразу на все три вида исследований не хватит, и выбрал самолёты. Свернуть работы по другим двум разделам воздухоплавания для него не составило проблемы: он просто посадил всех дирижаблестроителей и ракетчиков (но не расстрелял), и «Крыльям родины» открылась зелёная улица. Этим воспользовались такие конструкторы, как Поликарпов, Мясищев, Яковлев, Мигулин, Туполев и другие, чьи имена стали легендарными. Свои изделия они доводили до совершенства с помощью не менее легендарных пилотов, любимцев партии и народа, знаменитых «сталинских соколов» Серова, Коккинаки, Громова, Ляпидевского и, конечно, Чкалова, который, возможно, был самым гениальным лётчиком всех времён и народов. Тут нам придётся несколько забежать вперёд и сказать о роли искусства в популяризации авиапрома (подробнее речь об искусстве того времени пойдёт в следующей главе). Как раз в тот момент, когда на создание самолётов были отпущены деньги, и это дело было взято под личный контроль вождя, на экран вышли прекрасные фильмы о лётчиках – «Истребители», «Пятый океан», «Валерий Чкалов», после чего ни один русский мальчишка не мечтал ни о какой другой профессии. А ведь из этих мальчишек выросли Гастелло, Талалихин, Сафонов, Покрышкин, Кожедуб и другие герои, выигрывавшие сражения в небе с немецкими асами.
Для успешного проведения индустриализации усилий одной технической элиты было недостаточно, необходима была и активность непосредственных производителей: рабочих, мастеров, машинистов, станочников и тому подобных. И для того, чтобы вдохновить их на творческое отношение к своему делу, в 1935 году по подсказке партии в стране развернулось стахановское движение массовое соревнование за повышение производительности труда путём внедрения рационализаторских предложений, лучшего использования техники и более добросовестной работы.
Так под рёв моторов, жужжание приводных ремней, стук молотков и скрип тачек вершились великие тридцатые, осеняемые лозунгами партии: «Техника решает всё», «Кадры решают всё» и, наконец, «Кадры, овладевшие техникой, решают всё». Наш народ овладел техникой и дал стране качественные кадры, в результате чего произошло нечто совершенно невероятное: к 1937 году по объёму промышленной продукции Россия, переименованная в СССР, ещё недавно лежавшая в руинах, вышла на первое место в Европе и на второе место в мире. Но на фоне этих поразительных производственных рекордов шокирующе выглядит ещё один рекорд, совсем другого рода: в том же 1937 году был достигнут абсолютный максимум числа арестованных. Почему же как раз в то время, когда всюду распевали «Вставай, не спи, кудрявая – в цехах звеня, встаёт страна со славою навстречу дня», по выражению Высоцкого, «В срока огромные брели этапы длинные»?
Думается, объясняется это тем, что Сталин не желал из сакральной фигуры превращаться в простого организатора материального производства, пусть и очень мудрого. « Я не хозяйственник, я всё ещё громовержец». – напомнил он народу в тот момент, когда тот мог начать воспринимать его по‑другому. Пресловутый тридцать седьмой был не годом мести тем, кто не верил в победу социализма в одной, отдельно взятой стране, не годом расправы с классовыми врагами, а годом ритуальных жертвоприношений, последовавшим за принятием в 1936 году «Сталинской конституции», закрепившей успехи в деле государственного строительства. После этой, самой значительной, вспышки террор пошёл на спад. Религия бога смерти Танатоса не подходила для народа, который до этого вкусил уже религию Бога Жизни – Христа Спасителя. В духовной сфере оставалась незаполненная область, а природа, как известно, не терпит пустоты. И подсознательные религиозные запросы стали заполняться какой‑то эклектикой, в которую входили и разжигаемый средствами массовой пропаганды энтузиазм ударного труда, и всё более явно поощряемый сверху русский патриотизм, и, конечно, культ товарища Сталина как корифея всех наук, и воспоминания о героических эпизодах Гражданской войны, и официально оставшийся нашей конечной целью коммунизм, хотя вместо близкой реальности, какой казался в двадцатых, он стал чем‑то вроде миража в пустыне. А с 1933 года, когда к власти в Германии пришли фашисты, в эту мешанину всё более начал вплетаться грозный призыв: «Если завтра война, если завтра в поход, если тёмная сила нагрянет, как один человек весь советский народ за свободную родину встанет». Рядом с культом вождя начал формироваться культ защиты отечества, которая становилась всё более необходимой. Когда действительно начнётся война, они сольются воедино, выражаясь краткой формулой: «За родину, за Сталина!»
Как показали дальнейшие события, никакой серьёзной подготовки к войне не проводилось, долгое время не было даже утверждённой наверху её программы. Зато всё наполнилось невероятным хвастовством, угрозами потенциальному агрессору, которому мы «ни пяди своей земли не отдадим» (Ворошилов) и который быстро узнает, что такое Красная армия, когда с нашей стороны «полетит самолёт, застрочит пулемёт, загрохочут железные танки, и сапёры пойдут, и пехота пойдёт, и помчатся лихие тачанки». Это, говоря современным языком, был чистый пиар, но он действовал безотказно, создавая строгое возвышенное настроение и пробуждая в душах русских людей их тысячелетнюю радостную решимость положить жизнь за отчизну. Эта кампания не имела никакого практического значения, зато скрытно несла в себе огромное религиозное содержание. Наш народ благословлялся на подвиг во имя своей страны, которую, называя Советским Союзом, он всё больше чувствовал Русью. И это благословение напоминало то, которое дал войску Димитрия Донского преподобный Сергий Радонежский.
Распространено мнение, будто Сталин прибегнул к палочке‑выручалочке русского патриотизма лишь после того, как немцы вторглись в наши пределы и положение стало критическим. Тогда, стуча зубами о край стакана с водой (что было отчётливо слышно по радио), он начал свою речь с православного обращения «братья и сёстры», затем в качестве примеров, которые должны воодушевить наше воинство, назвал семь князей и одного жалованного дворянина (Кузьму Минина), то есть ещё совсем недавно классовых врагов. Это знаменитое выступление, которое не шевелясь слушала вся страна, действительно было потрясающим и поставило всё на свои места, но разыгрывать карту русского патриотизма Сталин начал на несколько лет раньше. Это доказывается хотя бы тем, что по его личному заказу и при постоянных с ним консультациях «главный кинорежиссёр Советского Союза» Сергей Эйзенштейн снял знаковый фильм «Александр Невский», который вышел на экраны и имел громадное идеологическое значение в 1938 году, то есть за три года до начала войны. Были брошены в широкий прокат и другие кинокартины о славных полководцах и флотоводцах дореволюционной России, и их образы стали вытеснять не только Щорса и Григория Котовского, но даже и самого Чапаева. Вспомнили и о совсем седой русской старине, о былинах, о фольклоре. Миллионы зрителей дивились силе и отваге Ильи Муромца (его сыграл Борис Андреев), приговаривая: «Вот какие люди были когда‑то на Руси, а сейчас что?» Дикторы радио начали говорить с подчёркнуто «старорежимным» выговором, по счастью сохранённым Малым театром.
