Министром обороны СССР Шапошникова назначили 23 августа 1991 года, и в тот же день он публично заявил о своём выходе из КПСС, поскольку армия-де должна находиться вне политических движений. А в первом же своём интервью в качестве министра сын погибшего фронтовика, поднятый Советской властью до небесных высот, но презревший дело своего отца, заявил: «Пока я министр обороны, Советская Армия никогда не повернёт оружие против своего народа».
Этот ренегат от маршальских погон, похоже, включал в состав народа Горбачёва и горбачёвцев, Ельцина и ельциноидов, а также плодящихся, как мухи на помойке, «кооператоров», приватизаторов, основателей различных ООО и АО «МММ», свихнувшихся от вседозволенности «интеллигентов» и разного рода националистов и сепаратистов.
С другой стороны, в момент ельцинского путча Шапошников – как сообщает автор биографических словарей Николай Зенькович – заявлял, что готов направить на Кремль эскадрилью бомбардировщиков, чтобы уничтожить ГКЧП.
Факт занятный…
С третьей же стороны, когда 8 ноября 1991 года Президиум Верховного Совета России обсуждал вопрос о введении чрезвычайного положения в Чечне, Шапошников высказался против и заявил: «Бомбить не будем».
Факт тоже любопытный. Особенно с учётом того, что, по некоторым данным, Шапошников в апреле 1992 года хлопотал о передаче Дудаеву оружия и военного имущества «по остаточной стоимости».
Николай Зенькович пишет, что Шапошников был «самым улыбчивым советским (точнее всё же – антисоветским. – С. К.) министром обороны», что он любил светские рауты и охотно давал интервью, особенно – молодым и красивым журналисткам.
30 декабря 1991 года Шапошников перестал быть министром обороны СССР по причине незаконной ликвидации СССР и пересел в эфемерное кресло «главнокомандующего» «Вооружёнными силами СНГ», не препятствуя разгрому Советской Армии и растаскиванию её по «национальным» «амбарам». Потом он болтался то в ельцинских, то в путинских «властных структурах» – вариант для горбачёвской «элиты» вполне обычный.
Я так подробно остановился на бесцветной «персоне» Шапошникова потому, что, с одной стороны, надо же было дать более подробный портрет хотя бы одного из высших убийц СССР, а с другой стороны, это ведь портрет того, кто несёт, пожалуй, основную персональную ответственность за убийство СССР.
Ведь «маршал» Шапошников был ответственным членом последнего состава Советского правительства и был обязан хотя бы осенью 1991 года исполнить свой конституционный долг и от имени Советского правительства поднять вверенные ему войска на защиту гибнущего конституционного строя.
Не поднял.
Убиваемый с 22 августа 1991 года Советский Союз всё ещё не осознавал, что его убивают, но его убивали – ещё до 22 августа.
Так, 23 июля 1991 года Горбачёв согласовал с руководителями 9 союзных республик проект нового, развального, «Союзного договора», подписание которого было назначено на 20 августа 1991 года.
А через два дня, к слову, 25 июля 1991 года, за неполный месяц до ельцинского путча, в Москве на девяносто восьмом году жизни скончался последний из членов сталинской «команды» – Лазарь Моисеевич Каганович, один из основателей СССР.
Каганович испытал и совершил в жизни многое, но уж не знаю – отдавал ли он себе в последние свои дни отчёт в том, что он и его товарищи фатально ошиблись, поддавшись после смерти Сталина на провокацию Хрущёва и отдав хрущёвцам на заклание Лаврентия Берию? Ведь если бы не это, всё могло бы быть иначе и для Берии, и для Кагановича, и для его товарищей, и главное – для всего СССР и его народов.
Понимал ли это Каганович, я не знаю. И на этот вопрос не ответить уже никому.
К слову же: через неделю после кончины Кагановича, 31 июля 1991 года, Горбачёв и президент США Джордж Буш подписали в Москве неравноправный, предательский договор СНВ-1 о сокращении стратегических вооружений.
Буш и его «команда» прилетели в Москву в конце июля для последней инспекции готовности московских кукловодов и кукол к предстоящим финальным актам развала. Встречи Горбачёва и Буша – кадрового разведчика, – происходили «с глазу на глаз» или в крайне узком кругу.
Да, факт прилёта Буша в той обстановке был зловещим сам по себе, и через месяц после появления высших американцев в столице СССР этот факт становился особо разоблачающим. Но кому нужны были тогда разоблачения? В конце августа 1991 года в умах торжествовали разброд и абсурд.
Я же сидел 23 августа 1991 года в кабинете профессора Володина и, разговаривая с ним, с удивлением обнаруживал, что он к таким событиям тоже готов не был, хотя и должен был бы… Впрочем, я об этом уже написал.
В кабинет доносились не очень аппетитные кухонные запахи – Эдуарда Фёдоровича, недавнего «идеолога» «Советской России», переместили из хорошего кабинета рядом с главным редактором в захудалый коридор рядом с задами столовой.
Это тоже кое о чём говорило, в том числе и о том, что наш разговор сейчас фактически не может не быть бессмысленным прежде всего потому, что он не может быть результативным. И я стал его «сворачивать».
Попрощавшись с профессором Володиным и заглянув ещё к паре знакомцев, я окончательно понял, что делать мне в Москве нечего, говорить – не с кем и незачем.
Конечно, в столице СССР и в конце августа 1991 года имелись десятки, если не сотни тысяч, и даже, возможно, миллионы человек, которые не радовались произошедшему, были обескуражены, растеряны, смотрели в будущее с тревогой (как быстро выяснилось – вполне обоснованной) и оставались по духу и мыслям советскими людьми. Но все они оказались в те дни разобщёнными, неорганизованными, лишёнными руководства.
Если бы в Москве тогда нашлась группа военных, чекистов и руководителей МВД, к которой примкнули бы оставшиеся преданными социализму руководители Академии наук СССР, директора крупных предприятий и партийные работники (такие в Москве и тогда были, начиная с первого секретаря Московского горкома Юрия Прокофьева, который незадолго до катастрофы предупреждал Горбачёва о ней), то всё могло бы пойти иначе.
Вполне могло!
Ведь тогда, после провала ГКЧП и успеха ельцинского путча, мало-мальски политически грамотному человеку должно было стать яснее ясного, что отныне у СССР, у Советской России, есть лишь два пути: или идти к нарастающему уничтожению всего того, чего она добилась за десятилетия упорного развития, или – встряхнуться, собраться с силами, остановить грозящую катастрофу и, учтя все ошибки и просчёты, пойти дальше по пути созидания умного и доброго сообщества людей.
Фактически 22 августа 1991 года Россия оказалась в том же системном положении, в котором она оказалась полвека назад – 22 июня 1941 года. Как и тогда, страна подверглась внезапному, коварному нападению, как и тогда, сразу же стало ясно, что России грозит смертельная угроза, как и тогда, вначале многих охватила растерянность, как и тогда, выявилось широкое предательство на разных уровнях общества – от высшего до рядового…
Однако тогда, в 1941 году, далеко не все были растеряны и выбиты из колеи. Тогда катастрофа заставила быстро мобилизоваться – духовно и организационно – все честные, все здоровые силы советского общества. Уже 22 июня 1941 года сотни тысяч советских людей на переднем крае борьбы начали своим героическим сопротивлением агрессору закладывать фундамент будущей Победы 1945 года. И впереди тогда были коммунисты.
Нет, нет, «демократические» негодяи, нет, нет, интеллигентствующие ублюдки, придержите свои ехидные ухмылки! В 1941 году это было действительно так.
Во-первых, хотя первый удар гитлеровцев достойно приняли на себя и многие части РККА, поголовные героизм и стойкость проявили только Пограничные войска НКВД. А они на 90 процентов состояли из коммунистов и комсомольцев.
Пограничники всегда умели воевать, и один опытный солдат границы в условиях сложного, динамичного боя без единой линии фронта, без чёткой команды стоил, пожалуй, не менее десятка обычных красноармейцев. А их, молодых ребят в зелёных фуражках, было перед войной на западных границах около ста тысяч! В начавшейся войне они сразу же сыграли роль без преувеличений стратегическую, потому что сутками держались в обстановке, в которой многие армейские части катились назад уже через часы. При этом нельзя даже говорить, что пограничники-коммунисты были цементирующим фактором стойкости Погранвойск, потому что коммунистами в Погранвойсках, как уже было сказано, были практически все. Все были воспитанниками новой, социалистической России, и все оказались достойны её.
Но сильны коммунистами оказались не только Погранвойска. Есть суровая статистика тех дней: за второе, военное, полугодие 1941 года в Красной Армии было принято кандидатами в члены ВКП (б) 126 625 человек против 27 068 человек, принятых в первом, довоенном, полугодии.
