Вадим ПОЛИЩУК
«Годом Екатерины Второй» провозглашен нынешней год в восточногерманском Цербсте /федеральная земля Саксония-Анхальт/. Программа Года, рассказала корр. ИТАР-ТАСС председатель общества Аннегрет Майнцер, «предусматривает проведение различных культурных и просветительских мероприятий, цель которых - содействовать дальнейшему укреплению дружеских отношений между российским и немецким народами». Одним из них стала открывшаяся в Цербсте фотовыставка «Выходцы из Ангальта, сделавшие карьеру в Российской империи». В фокус внимания экспозиции, демонстрируемой в рамках 44-го фестиваля культуры города, попали биографии ряда офицеров, врачей, педагогов, художников, архитекторов, ученых, чьи семейные корни находились в Ангальте. Выставка знакомит, в частности, с жизнью и деятельностью двух представителей князей Ангальтского дома. Один из них - граф Фридрих фон Ангальт /1732- 1794/, ставший директором Сухопутного шляхетского кадетского корпуса в Санкт-Петербурге, которого в России звали Федор Евстафьевич. Он был приглашен Екатериной II в ее свиту в 1784 году. Другой - принц Виктор Амадей Ангальт-Бернбург-Шаумбургский /1744 - 1790/, состоявший на русской службе. Принц Виктор Амадей известен как герой штурма крепости Очаков в 1788 году. Он был кавалером ордена Св. Александра Невского и ордена Св. Георгия 2-й степени и погиб в сражении против шведов под Пардакоски. По мнению Аннегрет Майнцер, «не следует закрывать главу об исторических российско-ангальтских связях». «Она еще не дописана до конца, и эти отношения обладают большим потенциалом для новых открытий историков и краеведов Германии и России», - отметила руководитель Международного исторического общества «Екатерина II».
Владимир СМЕЛОВ
В результате разрушительной бомбардировки восточногерманского Дрездена англо-американской авиацией в феврале 1945 года число жертв было гораздо меньше, чем предполагалось ранее. К такому выводу пришла комиссия, образованная в 2004 году по инициативе бывшего обер-бургомистра столицы Саксонии Ингольфа Россберга, в которую вошли 11 авторитетных экспертов по истории Второй мировой войны под руководством известного ученого Рольфа-Дитера Мюллера. Комиссия установила полную хронологию тех трагических событий. В ночь с 13 на 14 февраля 1945 года Дрезден с населением 600 тыс. человек подвергся массированной бомбардировке, продолжавшейся 63 минуты. Город был практически стерт с лица земли. Было разрушено или сожжено 25 тыс. домов и 90 тыс. квартир. С учетом того, что город был наводнен беженцами, установить точное число погибших не представлялось возможным. Эксперты оценивали число жертв в 35 тыс. человек. Согласно другим утверждениям, число жертв могло достигать 250-500 тыс. чел. Этим, в частности, спекулировала ультраправая Национал-демократическая партия Германии /НДПГ/, называя разрушение Дрездена «бомбовым Холокостом». Согласно докладу комиссии Мюллера, документально удалось подтвердить гибель в Дрездене около 18 тыс. мирных жителей и беженцев. Но с учетом противоречивых данных городских кладбищ и регистрационных ведомств исходят из того, что число погибших не могло быть выше 25 тыс. На основе архивных документов было опровергнуто утверждение британского праворадикала Дэвида Ирвина о том, что десятки тысяч беженцев из восточных районов Германии, прибывших в Дрезден накануне бомбардировки, не были зарегистрированы, и их гибель была попросту «списана». Был признан несостоятельным тезис о том, что при пожарах в Дрездене температура была столь высока, что трупы сгорали без следа. Были проверены и опровергнуты также считавшиеся достоверными утверждения 270 очевидцев о том, что после бомбардировки над Дрезденом на низкой высоте летали британские и американские самолеты, расстреливая мирных людей. В результате тщательного обследования берегов Эльбы в указанных очевидцами местах следов применения подобных боеприпасов обнаружено не было. С точки зрения историков, установление точной картины трагических событий конца Второй мировой войны должно положить конец недобросовестным спекуляциям.
Олег АРТЮШИН
От редакции.Удивительно: сказать о том, что немцев погибло меньше, в Германии можно. А сказать там же, что евреев погибло меньше, – значит подписать себе приговор!
Вечером 31 марта 1939 года адъютант сообщил простуженному Франсиско Франко, что националисты заняли последние населенные пункты. «Очень хорошо, - ответил тот. - Большое спасибо». С тех пор прошло 70 лет, но интерес к событиям в этой стране, обернувшимся трагедией для испанцев, независимо от того, на чьей стороне они выступали, не ослабевал не только в самой Испании, но и за ее пределами. И это вполне закономерно. Ведь в войне, бушевавшей более 32 месяцев, самым причудливым образом переплелись высочайший героизм, революционный порыв народа и трусливое капитулянтство тех, кто в разгар ожесточенных сражений, потеряв веру в победу, занимался интригами, обрекавшими испанцев на поражение; чудовищный цинизм фашистских держав, на глазах всего мира безнаказанно действовавших в Испании, и не менее чудовищное предательство реакционными испанскими кастами национальных интересов страны ради сохранения своих привилегий и богатств; преступное попустительство агрессорам со стороны правящих кругов западных государств, проводивших так называемую политику невмешательства в испанские дела, и невиданное по своему размаху движение солидарности с испанским народом со стороны тех, кому были дороги идеалы демократии. В Испании и вокруг нее сплелись в тугой узел противоречия второй половины 30-х годов прошлого века, когда человечество оказалось на перепутье и перед ним во весь рост встала проблема борьбы с наступающим фашизмом и угрозой новой мировой войны. Надо ли говорить, что Гражданская война в первую очередь и самым непосредственным образом коснулась простых испанцев. Причем отзвуки ее еще долгие годы сказывались на их судьбах. Как известно, франкисты, пришедшие к власти 1 апреля 1939 года, не отличались снисходительностью к побежденным. В этой связи представляет интерес недавно переизданная книга «Кроты». Ее авторы - испанские журналисты Хесус Торбадо и Мануэль Легинече - рассказывают о той политике массовых репрессий, которую проводил Франко в отношении едва ли не всей страны, за исключением, разумеется, своих сторонников. «Кроты» - это исследование об ужасе и страхе, в атмосферу которых погрузилась Испания, говорилось в рецензии, опубликованной влиятельной столичной газетой «Паис». Одним из проявлений этого страха и явилось то, что многие испанцы несколько десятилетий не выходили из различного рода убежищ, едва ли не заживо замуровав себя в специально вырытых подвалах, в заброшенных домах или охотничьих лачугах, затерявшихся в горах. Некоторые находились в них до 1969 года, когда франкистский режим издал декрет, объявивший амнистию всем участникам гражданской войны, выступавшим на стороне республики. Но «кроты» это не только конкретные испанцы, скрывавшиеся в конкретном убежище. Как отмечала та же «Паис», это и метафора, обозначившая едва ли не весь испанский народ, пытавшийся спрятаться от франкистской диктатуры.
Анатолий МЕДВЕДЕНКО
СВОБОДЕН, ИЛИ КАК ИНЖЕНЕР ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ ТОЖЕ МЕНЯЛ ПРОФЕССИИ
При Советской власти жизнь Василия Ивановича складывалась вполне благополучно. Правда, после окончания политехнического института три долгих года ему пришлось инженерить на периферии (о чём впоследствии не любил вспоминать), но потом всё нормализовалось, молодой специалист оказался востребован в столице, где и осел сотрудником отдела кадров в каком-то секретном почтовом ящике. После производственных треволнений и бытовой неустроенности новое место показалось Василию Ивановичу настоящим раем. Спустя уже самое короткое время он не просто сроднился с мягким креслом за фикусом у окошка, но и ясно осознавал, что готов занимать его долго-долго, возможно, до выхода на пенсию. К тому же маячила перспектива рано или поздно вырасти до должности начальника отдела. «Заманчиво, чёрт побери», - делился иногда Василий Иванович потаёнными мыслями с супругой.
Но этого нужно было терпеливо ждать и ждать, так как Пётр Семёнович, несмотря на свои семьдесят семь лет, несмотря на радикулит, плеврит, гипертонию и склероз, уходить не собирался. «Ничего, перетерпим как-нибудь, пересидим», - не без юмора отвечал Василий Иванович жене, донимавшей порой его вопросами о здоровье «старого хрыча Петра Семёновича».
