* * *
ЛИБЕРАЛИЗМ — ЭТО ПОРЯДОЧНОСТЬ НЕГОДЯЕВ.
* * *
Воспитывает ли эстетика человека? Нет и еще раз нет. Вспомните продавщицу кофейной, оборудованной по последним образцам техники, — она вам хамит, официанты в шикарном ресторане вас обманывают, пассажиры в метро, украшенном как парадные залы, толкают и оскорбляют вас; разодетые по последней моде девицы и юноши — недалеки и необразованны, с примитивным образом мышления (интуристы в Эрмитаже, в Октябрьском концертном зале).
В теперешнее время нарушена органическая связь интеллектуального и эстетического. Люди культурные и интеллигентные породили прекрасное и являются его носителями, потому что уровню их развития соответствует потребность в тех или иных формах эстетического. Но они же и сделались рабами серой массы, поставщиками красивого и совершенного для людей, морально не доросших до этих ценностей и превращающих ценности в обычную утварь, утилизируя их. Все это не дает ничего, кроме развращенности, потому что ничто так не развращает людей, как свободная возможность обладать ценностью без морального права обладать ею. (Кулак и учительница; купец, бьющий хрусталь, — из Салтыкова-Щедрина. Графиня из Радия Погодина.)
Человека воспитывает только человек; а воспитание эстетическое есть воспитание уважения к человеку, уважения к доброй памяти.
* * *
Авангардисты — самосуд (сами себя оценят).
* * *
Экспрес сионизм — конечно же.
* * *
Сын В. Браиловского*, восемнадцатилетний паренек, прослушав по радио мою “Русскую тетрадь”, с полными слез глазами сказал отцу: “Папа, Гаврилин еврей?” — “Нет. С чего ты взял?” — “По-моему, такую музыку может написать только еврей с измученной и настрадавшейся душой”.
* * *
...Говорят, что каждый народ интересен не только тем, что о нем говорят, а и тем, что говорит он сам о себе.
Глинка сказал о России удивительно страстно и емко. Пение ново-спасской крестьянки, няни Авдотьи Ивановны, пение певчих в Новo-Спасской церкви, ее колокольные звоны — это запечатлелось в его сочинениях. Именно после него “колокольность” стала достоянием и отличительным признаком русской музыки — от Римского-Корсакова и Мусоргского через Чайковского до Рахманинова, Шостаковича и Прокофьева.
Но Глинка знал и италийское “бельканто”, и сложнейшие приемы музыкального сочинительства, изученные в Берлине у музыкального теоретика Дена, знал прелесть и власть “чистой” игры.
Игра, т. е. показ как через увеличительное стекло возможностей силы, возможностей чувств (как в цирке, в спорте, в театре), необходимое качество каждого искусства, но Глинка точно знал границы ее полезности и нужности...
* * *
Усвоив родную специфику русской музыкальной интонации, он сопрягал ее с лучшими достижениями международного музыкального умения. И в результате — доказательство способности русского человека быть артистичным, чутким, тонким, восприимчивым к мыслям и переживаниям других народов. Отсюда — еще одно доказательство интернационального равенства русских с другими народами, еще одна заявка на собственное “Я”, которое не затеряется в семье других народов, населяющих земной шар.
Некоторые люди и в наше время живут по принципу: “Пускай худое, но зато чужое”. Это примитивное, обезьянье мировоззрение весьма распространено в нашем быту — от взглядов на искусство до взглядов на одежду. Оно превращает нас в провинциалов, независимо от того, где бы мы ни жили — в Москве, Ленинграде, в Боровичах или Бобруйске, ибо каждое следование одной лишь форме есть провинциализм. Опыт Глинки учит нас другому — следуя принципам артистизма и чуткости, не забивающих национальной авторской специфики, он создает сочинения, сделавшие переворот во взглядах в искусстве — из его “Вальса-фантазии” и “Наиновских” балетов “Руслана” родилось “Лебединое озеро” Чайковского с его фантасмагорией вальсов, а сегодня уже и балет, рожденный в Италии и Франции, является неоспоримой гордостью России, куда посланцы множества народов приезжают учиться.
* * *
— Нам песня строить и жить помогает! — заявили 30-е годы.
— А где мне взять такую песню? — спросили 70-е.
* * *
Игры всегда привлекали и будут привлекать человечество ЯСНОСТЬЮ ЦЕЛИ. В этом их великая сила и великая слабость. Помогая скрасить существование, они способны затупить сознание и мысль целых поколений, отвлекая их от поисков подлинных истин и целей, которые, впрочем, никому не дано узнать.
* * *
Музыка — единственное, что может остановить, увеличить, продлить мгновенье. Обладая всеми признаками и реакциями, свойственными живому организму, она движется сама, движет время, даже останавливая его. В этом ее волшебство.
* * *
Уехал, остался за границей Барышников. Как грустно. Печально, что все труды и средства, даваемые государством и народом, поставлены лишь на обслугу других народов, на то, чтоб вернуть эти средства только валютой, а не разработанными душами своих людей.
Высокое искусство выключено из жизни нашего общества, для него нет целей, для него нет добрых слов от родины: стали цениться только слова, сказанные на другом языке и оплаченные другими денежными знаками. Когда Большой балет был в Великих Луках? в Topoпце? Знают ли они о тех, кто там живет? Откуда могут брать они любовь к родине, сострадание к ней? Где будут они черпать свои страсти, искать позиции, если они давно деклассированы, оторваны делом своим от помощи народу? Мы пожинаем плоды своей узколобости, непонимания роли искусства, двурушничества, мещанства, заразившего всех и вся.
* * *
Ленинградское академическое хореографическое училище готовит кадры эмигрантов для всех частей света. Академическое эмигрантское училище.
* * *
Как мало поэтов в музыке. Все больше прозаики, очень хорошие, но прозаики.
* * *
Фельетоническая эпоха (Гессе*)... — это значит, когда говорят, говорят, пишут, пишут, сочиняют, сочиняют — обо всем без остановки, иначе никак будет нельзя создать видимость духовной жизни; даже борьба стала какой-то механистической привычкой, заменяющей натуру. Считается, что все это надо, кому и зачем — неизвестно; ведь за 1000 лет ничего не произошло, не изменился человек, предмет искусства, — а наросла уже огромная мозоль от постоянного протирания одних и тех же, одинаковых событий, явлений, чувств, ситуаций, характеров, положений. И вот заранее знают, что вся наша деятельность — жвачка, от которой ни голодный не насытится, ни сытый не оголодает. Так, щекотание нервов...
* * *
Самое ужасное, как сегодня понял, в том, что у хорошего нет врагов — кругом одни “друзья”, не с кем драться, и все недвижимо, стоит на одном месте.
* * *
Об эклектизме. Эклектизм — общение от незнания собеседника.
Эклектичен Антон Пафнутьич, воскликнувший (“Дубровский”): “Пуркуа ву туше?! Я не могу дормир в потемках”. Пушкин же, подметивший это, целостен в изображении этого характера. Эклектический стиль — стиль учебника, при помощи известных примеров в известном тоне доказывающий известные истины.
* * *
Истинное вокально-инструментальное сочинение тогда, когда музыка и текст независимы друг от друга, т. е. — соединяясь вместе, не вредят друг другу, а разъединяясь, не теряют выразительности и привлекательности.
* * *
Много грязи оставило большое искусство — интриги, воровство, взятки, подкуп. Сонмы жуликов, жучков, спекулянтов (протекционизм), подкуп прессы, служение выгоде и т. д. Все это было бы не так страшно — эти пороки распространены и в других сферах жизни, — но нигде они не выглядят так гадко, потому что нигде не отвратительна так хорошая мина при плохой игре, как в искусстве, самой природой призванном воспитывать человека, хотя человека воспитывает человек.
* * *
Ни в коем случае нельзя делать в искусстве ни одного отступления от высокого. К такому ущербному сочинению можно быстро привыкнуть (особенно в наше время с его средствами пропаганды), и оно уже будет казаться допустимой нормой, и, таким образом, возможность падения искусства делается бесконечной.
