А еще он чувствовал и завещал нам нелегкое бремя памяти обо всем русском крестном пути, и знал, что сквозь всю пелену грядущего глума будут все-таки проступать как бы начертанные тусклым пламенем его слова, которые он оставил на соловьевской истории России:
История не терпит многословья,
трудна ее народная стезя.
Ее страницы, залитые кровью,
нельзя любить бездумною любовью
и не любить без памяти нельзя.
Недавно молодой поэт Михаил Молчанов опубликован в “Нашем современнике” стихотворение о Смелякове, которое заканчивалось так:
При нем пленялись реки.
Он свято верил в труд.
Теперь его вовеки
у нас не издадут.
Неверно. У “них” не издадут, “они” не издадут. Издадут “у нас”, издадим “мы”. Небольшую книжечку, тридцать-сорок стихотворений, но таких, у которых вечная жизнь.
Калуга, 7-8 ноября 1997 г.
Печатается в сокращении.
Полностью публикуется в N 12 “Нашего современника” за 1997 год.
P. S. В дополнении к статье публикуем впервые на русском языке письмо в “Нью-Йорк тайм”, посвященное полемике с А. Солженицыным.
ТВАРДОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК И ПОЭТ
Ярослав Смеляков
Я только что прочитал статью А. И. Солженицына “Печаль по Твардовскому”, опубликованную в вашей газете (12 февраля).
Мы, читатели и друзья этого выдающегося поэта, тоже скорбим над его могилой, но по-другому - без политической истерики, без нелепого желания обратить к собственной выгоде даже смерть знаменитого писателя, признанного своим народом и правительством. Уверен, что Твардовского огорчила и возмутила бы похоронная патетика этого выступления Солженицына, что он бы воспринял это выступление как попытку посмертной политической дискредитации. Автор статьи стремится представить Твардовского противником не только правителства, но и нашей армии. В слепом запале он не замечает, что сам себе противоречит, когда пишет о том, что на гроб поэта были возложены венки от советских военнослужащих. Или он считает, что венки возлагали втайне от командиров и заодно с ним, Солженицыным?
Было бы очень кстати напомнить читателям о том, что незадолго до смерти поэта “Воениздат” выпустил в свет одному Богу ведомо какое по счету издание “Василия Теркина”. Во время последнего Съезда писателей Российской Федерации “Теркиным” торговали в книжных киосках рядом с Колонным залом, и я видел, как Твардовский весело спустился со сцены, где сидел президиум Съезда, купить несколько книг, чтобы их раздарить.
Немного позже издательство “Советский писатель” выпустило двухтомник Твардовского, и я с радостью написал о поэте, по просьбе газеты “Известия”, большую, исполненную признательности статью. Не так давно в издательстве “Художественная литература” вышло полное собрание сочинений Александра Твардовского, честь, выпадающая очень немногим писателям. В прошлом году ему в третий раз вручили Государственную премию. Разве это похоже на травлю? Солженицыну до смерти хочется превратить этого широкоплечего, умного и веселого человека в затравленного страдальца и причислить его, как и самого себя - именно, как самого себя, - к так называемым мученикам.
Я не хочу, чтобы у иностранных читателей сложилось с моих слов представление о моем старшем товарище как о счастливце с безоблачной биографией. Подобно всем большим писателям, он прожил жизнь трудную и деятельную: были у него свои огорчения, свои ошибки, свои радости и свои иллюзии. Но он не разделял, да и не мог разделять иллюзии Солженицына о том, что в один прекрасный день советская власть рухнет, и новая молодежь построит матренин мир на ее дымящихся руинах. Твардовский был олицетворением нашей социальной системы.
Современная советская поэзия берет лучшие стихи и поэмы Александра Твардовского за образец и будет, как и народ, всегда любить и почитать это имя.
Ярослав СМЕЛЯКОВ
Москва 3 марта 1972 г.
ВЛАСТЬ С РУССКИМ СЕРДЦЕМ ( Беседа с Владимиром Бондаренко )
Дмитрий Васильев
Владимир БОНДАРЕНКО. Дмитрий Дмитриевич, какое-то время уже о фронте “Память” много не говорят. Нам интересно, что сегодня представляет из себя нынешняя “Память”.
Дмитрий ВАСИЛЬЕВ. Дело в том, что мы очень долго, на первый взгляд так покажется, стояли в тени и как бы ничем не занимались и ничего не делали. На самом деле, это обманчивое мнение. Почему? Потому что по первым своим политическим годам мы для себя обнаружили одну очень неприятную закономерность. Мы выводим людей на площадь, их снимают всех на видеокамеры, и после этого у наc вдруг большое число людей в неизвестном направлении исчезает, то есть как бы организация сокращается. Спецслужбы нас обрабатывают, и таким образом запугивая людей, они естественным образом влияют на количественный состав организации. Но с другой стороны, мы обрадовались - своеобразное сито получилось. Слабые все исчезали, сильные оставались. У нас осталось мощное ядро, которое мы решили спасти, сохранить. Вы, Владимир Григорьевич, являетесь представителем газеты левых убеждений. У меня у самого бабка была коммунисткой с 19-го года, и я ничего плохого не видел в том, что они делали, все отдавали народу. Бабушка вообще через месяц пенсию свою отдавала для детдома, она была пенсионером союзного значения. Она нас учила есть мурцовку, я до сих пор помню и люблю есть мурцовку. Во-первых, я вспоминаю о бабушке, а во-вторых, о тяжелых временах. Это черный хлеб, подсолнечное масло и лук. Она не была вегетарианкой. Она просто не понимала роскоши, когда другим людям плохо. Я понял, что она нам делала постные дни именно в те дни, когда был действительно пост, это Среда и Пятница. Потом уже ко мне это в сознание пришло. И умирала она с молитвой на устах, будучи коммунистом. Для меня это было поразительно. Но с ней я никогда о ее убеждениях не спорил, я ее очень любил и видел, как она жила. Отца я очень рано лишился. Все сегодня говорят, что мой отец еврей, а я скрываю свою фамилию. Мама просто долго не говорила всей правды, кто мой отец и как он погиб. И когда я узнал о его гибели все, я, естественно, встал на путь политической борьбы. Я понимаю, что спецслужбы нас никогда не оставят, потому что мы выступаем против сионизма, который совершенно поработил всю нашу державу. Мы не просто так к этому определению пришли. Когда мы начинали свою деятельность, мы начинали с восстановления духовности нации. А это работа по восстановлению памятников истории, культуры, и это та великая культура, которую нам оставили предки, ее надо было возрождать, она была осквернена, затоптана. Я потом стал понимать, что коммунистическая доктрина была использована сионистами, потому что когда берешь коммунистическую доктрину в основе, она же вроде такая гуманная, там ничего плохого нет. Древняя утопия. Мама моя свято верила, и бабушка моя свято верила, я тоже определенный этап жизни был пионером и комсомольцем. Мы, когда усвоили для себя, что выступаем против достаточно серьезной машины, естественно, поменяли свою тактику. Здесь голыми руками не возьмешь. Мы решили формировать и воспитывать свой кадровый офицерский состав. То есть, как говорил генерал Драгомилов: не будет офицерского корпуса, не будет никакой армии. Мы как бы перешли на оппозиционную борьбу с партизанской методикой действий, меняя узлы, меняя географию, меняя удары, но стратегию самого удара вести все время в одном направлении, никуда не отступая. И это дало свои результаты. Мало какая организация может похвастаться людьми, которые в организации 10-15 лет. Мало кто может похвастать, что придя в организацию четырнадцатилетними ребятами, они сегодня уже стали 21-22-летними сильными мужчинами. Это люди трезвого мышления, хорошо образованные, которые будут не по-кухонному понимать проблему сионизма, то есть по принципу: “Бей жидов, спасай Россию!” Это провокационный лозунг, от него страдали только русские. Этого нельзя допускать. Сегодня наша организация может похвастаться людьми, которые могут самостоятельно вести идеологическую работу.
“Память” - это своего рода лаборатория.
В. Б. Вы хорошо знаете сельское хозяйство, вы выступаете за немедленную продажу земли? Ведь вы же монархист, а как говорят, против продажи одни коммунисты?
Д. В. Категорически против продажи земли! Земля должна передаваться людям по наследству, даваться в пользование. Безусловно, это должно происходить. Но она должна даваться не для строительства особняков. Рядом со мной на пахотной земле вдруг вырастает за два года огромный дворец. Такого не позволят нигде в мире. Я не из-за зависти говорю, но особняки вырастают там, где надо возделывать хлеб. И вдруг мне говорят: земля продается. Как она может продаваться, если нет законодательства? Значит, это незаконные акции.
Я категорически против продажи, потому что морально-нравственное состояние общества находится в таком катастрофическом положении, и доведенное до отчаяния население, не сможет эту землю обрабатывать. Землю купят чужаки. Я, например, для себе сегодня заметил страшную вещь: идет колонизация старых русских городов. Если я в Переславль-Залесский приезжал 15 лет тому назад, видел город русских людей. Сейчас, наверное, пол-Кавказа находится в Переславль-Залесском. Они и скупают землю.
