«Всякая раса, беззаботно перемешивающая свою кровь с чужой, обречена погибнуть» - Дизраэли.
Этот процесс повторялся волна за волной до тех пор, пока, с одной стороны, технологическое развитие не позволило окультурить большую часть земель, а с другой стороны, не предоставило надежную компенсацию физической силе варваров.
К сожалению, этой компенсацией стало простое изменение соотношения численности и связанное с ним экономическое превосходство, а также использование продвинутой военной техники. В жертву этому был принесен собственный потенциал человеческого вида. Видимо, это было закономерно на определенном этапе. Теперь этот этап пора закрывать, пока он не привел к коллапсу.
Естественный отбор служит в процессе эволюции автопилотом. Едва обретя зачатки разума, человек отключил автопилот и находится теперь в свободном полете. Но судьба его зависит от того, научится ли он пилотировать самостоятельно, прежде чем произойдет крушение. Под «пилотированием» подразумевается взятие эволюции в свои руки, сознательное управление ее факторами.
Отступление по поводу геронтоцида и эвтаназии [16]
«Человек может жить как хочет. Но умирать он должен - как Человек, а не как животное».
- Dominus
«Мораль для врачей. Больной - паразит общества. В известном состоянии неприлично продолжать жить. Прозябание в трусливой зависимости от врачей и искусственных мер, после того как потерян смысл жизни, право на жизнь, должно бы вызывать глубокое презрение общества. Врачам же следовало бы быть посредниками в этом презрении, - не рецепты, а каждый день новая доза отвращения к своему пациенту... Создать новую ответственность, ответственность врача, для всех случаев, где высший интерес жизни, восходящей жизни, требует беспощадного подавления и устранения вырождающейся жизни - например, права на зачатие, для права быть рожденным, для права жить... Гордо умереть, если уже более нет возможности гордо жить. Смерть, выбранная добровольно, смерть вовремя, светлая и радостная, принимаемая среди детей и свидетелей: так что еще возможно действительное прощание, когда еще существует тот, кто прощается, равным образом действительная оценка достигнутого и того, что желал, подведение итога жизни - все противоположное жалкой и ужасающей комедии, которую сделало из смертного часа христианство [...] » - Ф. Ницше, «Сумерки идолов».
Малодушие возвело в идеал «естественную» смерть. Несмотря на то, что ей порой предшествует весьма продолжительное ничтожное существование, когда единственный крючок, которым цепляются за жизнь - это страх; страх перед смертью. Инстинкт самосохранения у животных не имеет такой издержки, так как в природе до такой степени деградации дожить невозможно. У людей этот инстинкт дает такую вот накладку - трудно решиться умереть, даже когда жизнь не сулит ничего хорошего. В данном случае торжество инстинкта над разумом выглядит особо отталкивающе, особенно если видно, что разум неуклонно деградирует, впадая в старческий маразм.
«О, как страшно смерть встречать
На постели, господином,
Ждать конца под балдахином
И всечасно умирать!»
- Денис Давыдов
Во многих обществах такая «естественная» смерть считалась позорной. Где-то старики уходили умирать сами, где-то дети убивали собственных родителей, когда те старели и жизнь им становится не в радость [17]. Сын должен помочь отцу уйти из жизни. Настоящему мужчине, считали они, уготовано умереть насильственной смертью, лучше всего в бою [18]. Если же ему с этим не повезло, сын должен прийти ему на помощь и убить. Это акт любви [19].
«Однажды перед самым боем спартанский царь заметил в рядах своих воинов дряхлого восьмидесятилетнего старца и, видя его немощность, велел ему идти домой. "Государь, - сказал ему старый солдат, - ты отсылаешь меня умирать куда-то в другое место, а между тем, какое же для старого воина может быть другое более подходящее смертное ложе, как не поле битвы?» [20].
Добровольный уход из жизни практиковался и в сообществах, находящихся на вершине культуры своего времени. Нередки были такие случаи в древней Греции. Законодатель Спарты, Ликург, покончил с жизнью, когда счел, что добился всего, чего мог, и что дальнейшее жалкое существование может лишь испортить сделанное им. По легенде Диоген Синопский просто прекратил дышать силой воли, когда счел, что дальше жить ему не имеет смысла [21]. А на греческом острове Кеос добровольный уход из жизни вошел в обычай.
«Есть меж кеосцев обычай прекрасный:
плохо не должен тот жить, кто не живет хорошо!»
- Менандр
Такая точка зрения разделялась и некоторыми представителями тех культур, где общественность считает это неприемлемым. Замечателен пример Поля Лафарга и его жены Лауры, дочери Карла Маркса, которые приняли яд, как только им стукнуло 70 лет.
Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд последние 16 лет жизни болел раком, и уйти из жизни достойно ему помог его ученик и друг доктор Макс Шур, сделав инъекцию морфия по предварительному договору.
При этом Фрейд пришел к такому решению не в момент, когда узнал о своей болезни, а заранее. Еще за четверть века до начала болезни он писал О. Пфистеру о своих размышлениях, что делать, «если ему откажут мысль и слово». Решение было принято еще в то время: «...я молю лишь об одном: не стать калекой, не допустить, чтобы телесные страдания парализовали волю. Как сказал Макбет, давайте же умрем во всеоружьи».
Особо впечатляет пример Михаила Врубеля, который, будучи слепым, беспомощным, живя под присмотром в больнице, простоял зимой ночь у распахнутого окна (оцените, насколько волевым было его решение), после чего умер от воспаления легких. Не пришлось бы ему так извращаться, если бы малодушное большинство не приговаривало к «естественной смерти» более сильных духом представителей рода чел-овеческого. И американскому врачу Д. Кеворкяну, который помогал безнадежным уйти из жизни без лишних мучений себя и окружающих, несмотря на безумное общественное мнение, надо бы присудить премию за вклад в развитие этики; выдать Нобелевскую премию за гуманизм именно ему, а не какой-то христопоклоннице Терезе, лишь увеличивающей поголовье чел-овечества сомнительного качества, и уж тем более не осуждать его в уголовном порядке.
В связи вышесказанного можно упомянуть и убийство стариков - тоже широко распространенная некогда традиция. За примерами мы отсылаем читателя опять же к этнографическим исследованиям. Например, к книгам Джеймса Фрэзера, что касается недавнего прошлого в некоторых местах нашей планеты. Или откройте, например, «Географию» Страбона, чтобы убедиться в широчайшем распространении сего обычая в древности.
Несмотря на выпученные от возмущения очи современных моралистов-гуманистов, мы находим этот порядок также весьма целесообразным. Такой подход не только полезен для общества, но и менее неприятен для уходящего, чем дряхлость [22].
Если бы мы посвятили этому отдельную статью, можно было бы взять в качестве эпиграфа строки Владимира Высоцкого:
«Когда постарею,
Пойду к палачу -
Пусть вздернет на рею,
А я заплачý».
Кстати, редко кто задумывается, почему в человеческом обществе существует уважение к старости, принимая это как должное. Уважение стариков как хранителей опыта является легендой, возникшей еще тогда, в доисторическую давность. Практически весь необходимый опыт человек приобретал к зрелости. Истинная же причина этой традиции - расчет на соответствующее отношение в будущем по отношению к себе.
С началом образования вида Homo Sapiens и развитием членораздельной речи, отражающей абстрактные понятия, значительную роль в выживании племени стали играть не только физические качества, но и накапливаемый и передаваемый опыт. Объем знаний, умений и навыков, необходимых племени для выживания в борьбе с природой и врагами, неуклонно возрастал. Изготовление орудий труда, одежды, навыки добывания и поддержания огня, знание приемов охоты, сбора и хранения провизии, знание повадок животных - жертв и хищников, применение пищевых, целебных и ядовитых растений, знание расположения звезд для ориентации, умение лечить раны и болезни, строить жилье, ухаживать за младенцами и многое, многое другое. Весь этот поистине энциклопедический арсенал знаний, получаемый от предков и накапливаемый, осваиваемый, проверяемый в жизни, при отсутствии письменности во всем своем объеме мог становиться достоянием лишь пожилых людей.
От этой малочисленной группы (в примитивных условиях люди редко доживали до старости) выживание племени зависело в не меньшей мере, а, очень вероятно, что и в большей, чем от молодых, но неопытных добытчиков. Поэтому у народов, не имевших письменности, старейшины пользовались очень большим авторитетом.
