Эти слова одинаково хорошо характеризуется контраст между вульгарной поверхностью и философской глубиной диалога. На Симпозиумах поднимались самые высокие и глубокие философские обсуждения, из когда-либо записанных. Однажды, в середине диалога, комический поэт Аристофан столкнулся с тяжелым случаем икоты, который помешал ему говорить, в свою очередь. Ведь, как правило, к концу диалога все философы, кроме
Сократа, обычно так напивались, что падали в обморок, в коллективном пьяном оцепенении. В диалоге о духовных и физических измерениях любви, Платон предположил, что хотя мы — философы и можем задвигать медоточивые речи, мы по-прежнему остаемся рабами своего тела и никогда не сможем полностью избавиться от телесных нужд. В том, как Симпозиум мечется вперед-назад между смешным и возвышенным, Платон увидел — что у философии есть общие черты с комедией — фарсом. И философия и непристойный юмор бросают вызов общественному мнению.
Я не уверен, что Платон сделал бы из Южного Парка, но его образ Силенуса соответствует нашему любимому мультику весьма четко. Южный Парк — в одно и то же время — самое вульгарное и самое философское шоу, когда-либо появлявшееся на телевидении. Его вульгарность — конечно первое, что видит каждый, учитывая навязчивую идею с пердежом, говном, блевотиной и любой другой выделительной способностью. Диалог Платона слишком легко может упереться в вульгарную и непристойную сущность Южного Парка, отбившегося от рук шоу, которое пыталось сделать Рождественскую икону из говорящей какашки, по имени мистер Хэнки. Но если Вы терпеливо смотрите Южный Парк и имеете представление о презумпции невиновности, оказывается, что искренние раздумья поднимают одну серьезную проблему за другой, от движения в защиту окружающей среды и прав животных, до эвтаназии и сексуальных домогательств. И, как мы увидим, шоу приближается ко всем этим проблемам в разрезе философского направления, известного как либертарианство, философия свободы. Я не знаю никакой телевизионной программы, которая так последовательно преследовала бы философскую повестку дня, неделя за неделей, сезон за сезоном. Бывает что, шоу становится весьма дидактическим, с эпизодами, часто достигающими наивысшей точки в символизме, предоставляя мнение, удивительно сбалансированное и продуманное.
Симпозиум Платона полезен для показа этой вульгарности и философской мысли, не обязательно противоположных. Прежде, чем отклонить Южный Парк, мы должны вспомнить, что некоторые из самых великих юмористов — Аристофан, Чосер, Рабле, Шекспир, Бен Джонсон, Вольтер, Джонатан Свифт — достигли глубин непристойности, как раз когда они достигли высот философской мысли. Та же самая интеллектуальная храбрость, которая ободряла их бросить вызов обычным правилам приличия, помогала им отвергать обычные идеи и прорываться через интеллектуальные границы их дня. Не утверждая, что Южный Парк имеет право занимать место рядом с такими выдающимися предшественниками, я скажу, что данное шоу происходит от давних традиций комедии, что существуют с тех пор, как древние Афиняне объединили непристойность с философией. В игре Аристофана «Облака» — почти столько же шуток про пердеж, сколько их в типичном эпизоде Южного Парка про Терренса и Филиппа. На самом деле, в самом раннем драматическом произведении Сократа, которое дошло до нас, он отпускает пер-дильные шуточки, пытаясь объяснить немому афинянину по имени Стрепсиад, что гром — просто естественное явление, а не работа великого бога Зевса: «Сначала подумайте о крошечном пуке, которое издает Ваш кишечник. Потом рассмотрите небеса: их бесконечные газы — гром, ведь гром и пердеж являются, в принципе, одним и тем же». Даже Картман, пожалуй, не сказал бы лучше.
Говоря непотребноеТот, кто осуждает атакующий стиль Южного парка, должен помнить, что комедия имеет наступательную природу. Она черпает энергию из трансгрессивной силы, способности нарушать табу, говорить отвратительное. Комики всегда выбирают себе ипостась, выясняя, когда остановиться, чтобы избежать неприятностей, в виде нарушения нынешних речевых кодексов. Комедия — социальный предохранительный клапан. Мы смеемся, потому что комик на мгновение освобождает нас от ограничений, которые обычное общество налагает на нас. Мы аплодируем комику, потому что он говорит перед аудиторией такое, что, возможно, никому другому не дозволено сказать публично. Как это ни парадоксально, чем более американское общество стало раскрепощено, тем тяжелее стало писать комедийные сценарии. Поскольку законы о цензуре были смягчены, и людям разрешили говорить и показывать почти все в кинофильмах и на телевидении — прежде всего, то, что прежде было запретным сексуальным плодом — комедийные авторы, как Паркер и Стоун, должно быть, начали задаваться вопросом, остался ли еще какой-нибудь путь для оскорбления аудитории.
Гений Паркера и Стоуна в том, что они нашли такой путь — в наши дни, из-за явления, известного как политкорректность, появилась новая граница комической непогрешимости. Наше поколение смогло обойтись без обычного пиетета предшественников, развило новые собственные понятия о благочестии. Они, возможно, не слишком похожи на традиционные, но они претворены в жизнь тем же самым привычным способом — выдержав социальное давление и выработав даже юридические санкции, налагавшиеся на людей, которые смели нарушить новые табу. У многих из наших колледжей и университетов сегодня есть свои речевые кодексы, которые призваны определить, что может или не может быть сказано в университетском городке, и в особенности предупредить что-нибудь, что могло бы быть признано унижением кого-то из-за его или её веры, религии, пола, расы и целой серии других защищенных категорий. Пол, возможно, уже не является запретным в нашем обществе, но дискриминация по половым признакам теперь недопустима. Сайнфелд был вероятно первой телевизионной комедией, которая систематически нарушала новые правила политкорректности. Это шоу неоднократно издевалось над современной чувствительностью к таким проблемам, как сексуальная ориентация, этническая принадлежность, феминизм и инвалидность. Сайнфелд доказал, что неполиткорректность — может быть веселой забавой в сегодняшнем моральном и интеллектуальном климате, и Южный Парк быстро последовал за его начинанием.
Шоу беспощадно высмеяло все формы политкорректности — уголовное законодательство на почве ненависти, идеологическую обработку в школах, деятельность Голливуда на благо человечества всех видов, включая движение в защиту окружающей среды и антитабачные кампании, американский закон о людях с ограниченными возможностями и Паролимпийские Игры — список можно долго продолжать. Трудно выбрать наиболее неполиткорректный момент Южного Парка, но я выберу эффектный бой калек из эпизода пятого сезона того же названия — и действительно, стоит только посмотреть на название, чтобы описать, что случится, когда два «по-другому одаренных» или «довольно способных» мальчика — Тимми и Джимми смело встречаются для беспощадного боя на улицах Южного Парка. Шоу, очевидно, смакует явную ударную ценность, таких как этот, моментов. Но нарушение границ хорошего вкуса здесь — только на пользу. Вот где основные принципы либертарианства выходят на передний план Южного Парка. Шоу критикует политкорректность от имени свободы.
Чума на оба Ваших домаВот почему Южный Парк высмеивает все стороны одинаково; в нем часто высмеивают как старые основы морали, так и новые, нападая и на правых и на левых, поскольку они все стремятся ограничить свободу. «Бой калек» является превосходным примером такого равновесия, антиприверженность Южного Парка — способ, которым он может оскорбить оба политических лагеря. Действие эпизода протекает в типичном для Южного Парка стиле, с современным противоречием, дошедшим даже до суда: нужно ли гомосексуалистам разрешить работать вожатыми у бойскаутов. Эпизод высмеивает старомодных жителей города, настаивающих на том, чтобы отказать в руководстве отряда Большому Элу Гомосеку (периодически появляющемуся персонажу, имя которого говорит за него). Оказывается, якобы хороший вожатый, которого хотели заменить Большим Элом, являлся реальным педофилом, который начал злоупотреблять доверчивостью мальчиков, фотографируя их голыми. Как это часто бывает в Южном Парке, даже стереотипируя гомосексуалистов, шоу выказывает симпатию к ним и их праву жить своей жизнью — так, как они считают нужным. Но как только, эпизод, кажется, принимает сторону тех, кто осуждает людей за ненависть к гомосексуалистам, сюжет отклоняется в неожиданную сторону. Сам Большой Эл защищает право бойскаутов исключить гомосексуалистов из принципа свободы ассоциации. Организация должна быть в состоянии настроить свое собственное управление, и закон не должен менять понятия общества из соображений политкорретности к одной группе. Этот эпизод представляет Южный Парк в лучших его проявлениях — взгляд на сложную проблему с обеих сторон и предложение разумного решения проблемы в конце. Принцип, на котором основано решение проблемы — свобода. Как показывает эпизод, Большой Эл должен иметь свободу выбора — быть гомосексуалистом или нет, а бойскауты, как организация, должны быть вольны в выборе своего собственного способа самоуправления и исключить Эла из поста в руководстве, раз они того хотят.