нашей эстрады. А в начале нулевых годов он создал группу «ВИА Гра». Тогда-то он и познакомился с Верой Брежневой. Их роман многие осудили и чего только не говорили, в том числе, что она увела его из семьи, где растут трое детей. Прежняя супруга Меладзе давала полные боли интервью брошенной женщины. Но как все было на самом деле? Как они встретились? Как полюбили друг друга? И почему нет ни одной фотографии со свадьбы Брежневой и Меладзе? Как эта женщина стала новой судьбой Константина Меладзе?Борис Корчевников, телеведущий
– Фильм «Полонез Огинского»… Он стал по-настоящему судьбоносным в моей жизни. Я помню, как будто это было вчера, хотя мне было шесть лет от роду. Я пошел в кино на дневной сеанс. Вдруг в фильме заиграл Полонез Огинского, и в этот момент с моей головой что-то произошло. Переворот, перелом в моей судьбе наступил именно в шесть лет, когда для меня открылся совершенно удивительный и необъятный мир музыки. Я был настолько впечатлен, что пришел к маме после этого сеанса и сказал: «Все, я хочу заниматься музыкой. Отдай меня, пожалуйста, на скрипку».
Брат Валера пришел в музыкальную школу через год после меня. Он везде шел за мной следом. В отличие от меня у него нашли абсолютный слух и блестящие способности. Его взяли в школу практически без экзаменов. А меня приняли с большим трудом и только из-за настойчивости мамы, потому что талантов во мне не нашли.
Кстати, с появлением брата на свет связано то, что я слегка заикаюсь. Мне было два года, и я уже довольно бойко лопотал. Когда мама ушла в роддом рожать моего брата, меня отдали няне. И что-то, видимо, там произошло. Что именно, точно не известно. По семейным легендам, у няни произошла какая-то семейная ссора или драка. Видимо, я так перепугался. Когда мама вернулась из роддома с братом и забрала меня домой, выяснилось, что я перестал разговаривать. Замолчал, и все. Через какое-то время я начал разговаривать снова, но очень-очень прерывисто и заикаясь. Сначала этот недуг проявлялся сильно. Сейчас мне почти все равно, как я разговариваю. А в школьные годы я комплексовал, был очень замкнутым. Мне реально тяжело давался каждый выход к доске. Потому что я очень плохо разговаривал, стеснялся. Другое дело, что я был самый здоровый парень в классе, поэтому чуть что дубасил обидчиков, но все равно мне было некомфортно со сверстниками. Я все больше уединялся и слушал музыку, много читал, играл на фортепьяно.
Благодаря в какой-то степени своему недугу я открыл для себя альтернативный мир музыки и в конечном итоге стал музыкантом. В музыке я нашел как раз то, чего мне не хватало в реальной жизни, – там не нужно было разговаривать. К тому же, когда я пел, я не заикался.
Мы с братом родились и росли в Батуми. Но после школы родители отправили меня в город Николаев, поступать в вуз. Они решили, что мне идеально подойдет Николаевский кораблестроительный институт. Их мотивы я не понимаю до сих пор. Сперва поступил я. А потом родители, дабы брат не сошел с правильного пути (потому что он был хулиганистый парень), отправили его ко мне, чтобы я за ним приглядывал. Валера приехал в Николаев через год после меня, и с тех пор мы с ним реально неразлейвода.
Кораблестроительный институт был очень сложный, мощный вуз. И вот там, мне кажется, как раз и произошло формирование нас с Валерой как людей и как музыкантов в том числе. Ну а с кораблестроением не сложилось. Мы больше, наверное, гуманитарии, поэтому нам было сложно. Я проработал в конструкторском бюро в течение трех месяцев после института и дал себе слово, что заниматься кораблестроением я все-таки не должен и просто обязан избавить кораблестроение от себя.
Наша с братом творческая карьера началась с группы «Диалог». Валера в ней пел, я играл. В 1989 году на нас обратил внимание и заметил потрясающий музыкант Ким Брейтбург. В Николаеве это был человек номер один. Его знали не просто все, это был градообразующий человек. Как предприятие. Он пригласил нас на гастроли.
Я еще не знал никаких братьев Меладзе, когда мы были на гастролях и наш барабанщик взял с собой какую-то кассету. И на ней чудесным образом пел некий парень. Когда я послушал, даже не поверил сначала, что вообще так может быть, потому что мне казалось, что кассета прокручивается быстрее. Знаете, когда она быстрее крутится, то голос кажется выше. Мы ставили на разные магнитофоны, и эффект был везде одинаковый. И я понял, что парень поет на самом деле так. Я начал расспрашивать о нем. И оказалось, что это два брата: один из них поет, другой сочиняет музыку. И зовут братьев Константин и Валерий Меладзе. Я пригласил их на гастроли. Они приехали. Это были два таких высоких, худощавых молодых человека. Они приехали на гастроли совершенно застенчивые, скромные ребята, очень интеллигентные. Видно было, что талантливые, умные. И ребята вошли в наш состав. Мы проработали, наверное, года три еще после этого, и у нас вышло несколько дисков.
Ким Брейтбург, композитор, музыкальный продюсер
– Последующая жизнь и творчество начались с двух дешевых плацкартных билетиков на поезд Николаев – Москва. Места были практически для багажа, возле туалета. Конец декабря 1993 года, под самый Новый год. Мы очень долго возили кассеты со своими песнями и разбрасывали их по разным офисам, радиостанциям, телеканалам и так далее. Причем делали все это без веры в успех, на автомате.
С каждым разом, с каждой поездкой в Москву из Николаева терялась уверенность в том, что наша музыка когда-то сможет вообще стать популярной. И вдруг удивительная штука с нами случилась. Тогда в декабре нам позвонили из офиса Аллы Борисовны Пугачевой и каким-то чудом пригласили нас, никому не известных провинциальных ребят, на «Рождественские встречи», где был собран весь цвет эстрады. Нам подпевали все звезды советской эстрады. Это было чудо. При этом, мне кажется, мы были совершенно не готовы к этому чуду. Если посмотреть на то, в чем Валера выступал, вся одежда была не его. Это все где-то мы собрали с миру по нитке. Очки дал Сергей Мазаев, куртку – стилист Леня Новиков. По-моему, рубашку я отдал свою. Алла Борисовна руководила всем этим процессом и заставляла звезд, которые присутствуют, неистово танцевать под нашу незнакомую песню. Но у меня было ощущение какого-то безумного триумфа. И ощущение, что уже лучше, чем мне сейчас, не будет никогда больше.
После того, как этот эфир
