с людьми из Пхеньяна, не давать проекту развалиться, очень много взаимодействовать со СМИ, пытаться держаться одной линии в интервью и общаться с прессой со всего мира. Но даже с учетом этого сама неделя концерта была, пожалуй, тем моментом моей взрослой жизни, когда все, чему я научился, прошло проверку на прочность. Не только как режиссер, но и как человек. В смысле на каждом уровне постоянно происходило что-то, что требовало моей реакции. После этого мне понадобилось несколько месяцев, чтобы прийти в себя и расслабиться. Потому что это был период невероятно интенсивной работы, и постоянно столько всего могло пойти не так (и едва не пошло несколько раз). Как я сказал жене, когда вернулся: придется тебе пока относиться ко мне как к ветерану войны, мне нужно время, чтобы снова интегрироваться в обычное гражданское общество…
Угис Ольте (У.О.): За время съемок я вынес два больших жизненных урока. Первый: нужно тщательно проверять, откуда берешь информацию и представления о мире. Я поехал в Северную Корею с почерпнутыми из новостей знаниями о генералах, которых расстреливают из зениток, и заводчиках черепах, которых убивают за то, что они недостаточно уважают Вождя. Звучит почти как мифы Древней Греции. Теперь я уже не уверен, так ли сильно отличается наша пропаганда от их. Конечно, это совершенно другое общество с абсолютно иным подходом ко многим вещам, но… все нужно воспринимать с долей скептицизма. Информации из западных СМИ тоже нельзя верить безоговорочно. И второй урок. Я всегда был уверен, что при диктатуре и тоталитарном правлении есть вождь или элита и есть подавляемое общество. Наверное, так было в Советском Союзе, потому что туда проникали частоты из внешнего мира. Люди знали о другой жизни и поэтому были испорчены. Но в Северной Корее чувствуется, что люди абсолютно невинны. Совершенно ничего из внешнего мира их не испортило.
Типа покемонов, порнографии и т. д.?
У.О.: Типа… свободы выбора. Потому что им особо не из чего выбирать. Они выросли внутри системы и остаются ее частью, нет никакого диктатора и подавляемых масс, все вместе это и есть система.
Вместе как один.
У.О.: Люди – это часть системы. Единственная возможность порвать с системой – узнать нечто такое, что заставит захотеть этого.
Это подводит меня к другому уровню восприятия фильма, потому что вы используете поп-культуру, рок-н-ролл, чтобы наладить контакт с северокорейским режимом. Насколько эффективным инструментом оказался рок-н-ролл?
М.Т.: Я не думаю, что в современном мире есть хоть одна другая группа, кроме Laibach, кому бы это удалось. Кто сочетал бы в своем стиле рок-н-ролл и нечто близкое жителям Северной Кореи. Это изначально и было основной причиной, по которой я выбрал Laibach. Они абсолютно отличаются от всего, что корейцы видели до этого, и в то же время в их образности, в их истории и символике, не говоря уже о самой музыке, есть знакомые элементы («маршевые» ударные, вычурные оркестровые аранжировки и т. д.). И, наконец, не в последнюю очередь, их тексты. Слова таких нетленок, как «Life is Life» или «One Vision», можно с таким же успехом принять за цитаты из программы Трудовой партии Кореи: «Когда мы прикладываем усилия, мы отдаем лучшее», «Одно сердце, одна душа, только одно решение»… Те же самые клише.
На одной волне, да?
М.Т.: Да. Прекрасней всего, на мой взгляд, то, что Laibach – очень неожиданные кандидаты на роль первой в истории западной рок-группы в Северной Корее – и в то же время вполне логичные. Так что это тоже парадокс. Я очень горжусь тем, что принес этот феномен в систему, которая не очень любит парадоксы.
Однако теперь, когда вы вернулись в привычную обстановку и занялись кропотливой работой над фильмом, ваши режиссерские эго проснулись?
У.О.: Ага, у нас было несколько спаррингов без победителей и проигравших. Но в конечном итоге мы создали собственную демократическую республику. Мы решили, что будем делать этот фильм как настоящая рок-группа. То есть три человека – мы вдвоем и наш монтажер Гатис – сидят в одной комнате и жонглируют творческими импульсами.
Как музыкальный джем.
У.О.: Да, именно так. И никому не позволяется авторитарно настаивать на собственных идеях. Вышла такая причудливая смесь диктатуры с демократией. Если ты в своем желании один, а остальные двое его не поддержали, то идея не пройдет.
М.Т.: Но, мне кажется, мы уже привыкли друг к другу. Можно было бы сказать, что мы сейчас – это «Горбатая гора», где я – Джек Твист, а он – Эннис Дель Мар (смеется). Нам пришлось потрудиться, чтобы усмирить свои эго ради общей цели, – совсем как настоящие герои рабочего класса!
LAIBACH
THE FINAL COUNTDOWN
ДЕНЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ ДЛЯ СЕВЕРНОЙ КОРЕИ
ПОКАЗ ФИЛЬМА * ЖИВОЙ КОНЦЕРТ В ЧОНДЖУ ДОУМ
19:00, ДЕНЬ ТРУДА, 1 МАЯ
С рок-звездами не просто договариваться, знаете ли.
Оба: Вы абсолютно правы.
И каково это, усадить Laibach на пассажирские сиденья и управлять всем самому?
М.Т.: Думаю, самые преданные фанаты Laibach будут возмущены таким заявлением.
Да. Они служат такой призмой, углом, под которым можно посмотреть на тему фильма. Но мне все-таки кажется, что они очень отличаются от обычной рок-группы – таких эгоманьяков, хозяев сцены…
М.Т.: Это одна из основных причин, почему меня так привлекают Laibach. Дело не только в музыке. Laibach всегда были не просто музыкантами. Их скорее можно назвать группой активистов в сфере культуры. Не думаю, что нашлось бы много коллективов, которые могли бы на уровне инстинкта понять, что фильм должен был быть именно таким. Вы же понимаете, о чем я. Это не рокьюментари и не концертная съемка, не промофильм, который могла бы снять сама группа. Это не «Rammstein в Америке» или какой-то подобный фильм-сувенир. Но в то же время можно сказать, что даже те части фильма, которые, кажется, не о Laibach, на самом деле о них. Думаю, вот это, правда, и есть настоящий тоталитаризм, или скорее тотализм – в действии!
Правда. Правда – непростое слово в этом контексте. Вы можете нарваться на самую разную критику – как с художественной, так и с моральной и идеологической точек зрения.
У.О.: Разумеется, у фильма большой подрывной потенциал. Но мы не обязаны приходить к консенсусу со всем в этом мире, мы не обязательно должны соглашаться со всем, что показано в фильме. Как я уже сказал, я был там, вот что
