По примеру своих предшественников Александр I сам занимался делами перлюстрации. Лишь на время своего отсутствия в столице он поручал просмотр перлюстрированной корреспонденции кому‐то из ближайшего окружения. Например, 31 августа 1808 года император «по случаю отбытия из Санкт-Петербурга соизволил оставить гг. министрам для должного исполнения» ряд пунктов. В пункте двенадцатом, в частности, предлагалось министру внутренних дел в случае получения сведений и копий «с перлюстрированных подозрительных писем» сообщать «оные тотчас занимающему первое место [председателю Комитета министров]». Такое же распоряжение было отдано 22 марта 1812 года министру внутренних дел О.П. Козодавлеву — о доставке копий перлюстрированных писем председателю Комитета министров, а также о доставке главнокомандующему в столице тех копий, «коих содержание особенно до вверенной ему части относиться будет»[277]. Императору Александру I перлюстрированную корреспонденцию доставлял директор Санкт-Петербургского почтамта, а затем — министр внутренних дел[278].
Одновременно министр внутренних дел В.П. Кочубей в связи с предполагаемым «нашествием французских агентов» обратил особое внимание на безопасность Петербурга и западных приграничных губерний, «присоединенных от Польши». Соответствующие указания были даны «главноуправляющему в столице» С.К. Вязмитинову, а также военным губернаторам А.М. Римскому-Корсакову в Вильно и М.И. Голенищеву-Кутузову в Киеве (будущий фельдмаршал занимал эту должность фактически с ноября 1806‐го по апрель 1808 года, но юридически — вплоть до 1810 года). Предлагалось «всеми способами» установить надзор за подозрительными иностранцами. Для этого, в частности, виленскому почт-директору А.С. Лавинскому (и, видимо, его киевскому коллеге) предписано было сообщать «господину военному губернатору все сведения, какие по обыкновенному наблюдению над перепискою в литовском почтамте открыться могут»[279]. В июле 1809 года уже Александр I предписал министру внутренних дел князю А.Б. Куракину восстановить перлюстрацию в Минской губернской почтовой конторе, «обратив меру сию особенно на тех жителей губернии, кои наиболее привлекают на себя примечание Правительства»[280].
В ходе русско-турецкой войны 1806–1812 годов, когда российская армия вошла на территорию Дунайских княжеств, 6 сентября 1810 года по секретному указу государя была учреждена секретная почтовая экспедиция в Яссах. Было приказано отправить туда двух чиновников из Московского почтамта, «нужные к сему способности имеющих», снабдив их «потребными для секретной части вещами и надлежащим наставлением»[281].
Все эти годы особое внимание придавалось сохранению тайны перлюстрации. Когда в 1806 году военный подольский губернатор генерал-лейтенант И.Н. Эссен потребовал от Почтовой конторы в Каменец-Подольске «вскрытия некоторых писем», в дело вмешался министр внутренних дел граф В.П. Кочубей. Он представил Эссену и литовскому почт-директору правила ведения этих тайных операций. В частности, перлюстрацией должны были заниматься не почтмейстеры, а особо доверенные чиновники[282].
Еще одним важным объектом наблюдения при проведении перлюстрации, о котором нам известно с конца XVIII века, были части российской армии, участвовавшие в военных действиях, а также жители занимаемых территорий. В январе 1799 года, в период подготовки к войне с Францией, в корпуса российской армии были направлены помощниками полевых почтмейстеров чиновники, имевшие опыт перлюстрации. Например, в Отдельный корпус князя С.Ф. Голицына был направлен помощником полевого почтмейстера служивший в Петербургском почтамте Ф.И. Маснер. 15 сентября 1799 года под Цюрихом, во время тяжелого поражения корпуса, которым командовал уже А.М. Римский-Корсаков, Маснер попал в плен. Любопытно, что если полевой почтмейстер Н. Сытин, также оказавшийся в плену, был освобожден уже 27 сентября, то Маснера французский генерал А. Массена «отправил в завоеванную местность». После возвращения в августе 1800 года в Петербург Маснер продолжил службу в почтамте. В мае 1805 года по высочайшему именному повелению именно он был командирован в Яссы «для исправления особых дел»[283]. Одновременно 17 января 1799 года в корпус Б.П. де Ласси и в корпус А.Г. Розенберга помощниками почтмейстера были командированы коллеги Маснера из Главного почтового правления Е.И. Киммель и А.П. Штер[284]. Как докладывал Николаю I главноуправляющий Почтовым департаментом князь А.Н. Голицын после смерти Штера, тот находился в Главной квартире фельдмаршала А.В. Суворова «для секретного наблюдения за перепискою, проходившею чрез Полевой почтамт нашей армии»[285].
Во время заграничного похода русской армии 1805–1807 годов также были созданы полевые почтамты, почтмейстеры которых выполняли и функции перлюстраторов. В частности, опытный перлюстратор Х.Х. Кантер был командирован из Литовского почтамта 5 декабря 1806 года в корпус генерала Ф.Ф. Буксгевдена, а затем служил до ноября 1807 года под началом командующего русской армией Л.Л. Беннигсена[286].
Еще до начала русско-турецкой войны 1806–1812 годов, 16 августа 1806 года, последовало распоряжение Александра I санкт-петербургскому почт-директору откомандировать к командующим армиями М.И. Голенищеву-Кутузову и И.И. Михельсону по полевому почтмейстеру с помощником «с нужным наставлением <…> так и по секретной части» и по два почтальона. В армию Голенищева-Кутузова были направлены коллежский советник Е.И. Киммель и губернский секретарь П. Шишмарев, а в армию Михельсона — титулярный советник К.И. Гомгольц и губернский секретарь А.Е. Баскаков. После соединения войск в начале 1807 года Киммель и Шишмарев были отозваны в столицу. При этом Киммель продолжил службу в особой экспедиции почтамта, а Шишмарев, оставленный в штате Полевого почтамта «впредь до надобности», употреблялся «в экспедиции приходящих иностранных почт»[287].
9 февраля 1808 года началась очередная и последняя русско-шведская война. За несколько дней до этого, 31 января, командующий русской армией Ф.Ф. Буксгевден направил письмо министру внутренних дел князю А.Б. Куракину. В нем сообщалось об указании императора создать при Главной квартире полевую почту для приема и отправки не только казенных пакетов, но и партикулярных (частных) писем. Уже 2 февраля Куракин ответил, что дал распоряжение санкт-петербургскому почт-директору «избрать опытных и надежных чиновников с нужным числом почтальонов». 11 февраля санкт-петербургский почт-директор Н.И. Калинин доложил министру о назначении полевым почтмейстером титулярного советника А. Гибнера, его помощником — титулярного советника Шишмарева (уже знакомого нам испытанного труженика секретного дела) и о снабжении их всем нужным для работы Полевого почтамта, а «равно и вещами для секретного употребления [курсив мой. — В.И.]», а также об их отправке к Буксгевдену с двумя почтальонами 8 февраля[288].
6 февраля Буксгевден обратился к Куракину с новым посланием. «Для благоуспешного достижения сопряженной с <…> учреждением» Полевого почтамта цели он предлагал «предписать Фридрихсгамской [город Фридрихсгам; ныне — Хамина, Финляндия], Вильманстрандской [город Вильманстранд; ныне — Лаппеенранта, Финляндия] и Нейшлотской [город Нейшлот (Нюслот); ныне — Савонлинна, Финляндия] почтовым экспедициям», чтобы они «как получаемые из заграницы, так и все поступающие в оные для отправления за границу и во внутри России письма, не оглашая таковое постановление [курсив мой. — В.И.], присылали в вышеупомянутый Почтамт для доставления оных в места назначения». В докладе Куракина государю это мотивировалось возможностью «удобнейшего и ближайшего за нею [заграницей] надзора». Предложение было одобрено Александром I. Правда, соблюсти желаемую секретность полностью не удалось. Вильманстрандский экспедитор уже 24 февраля доложил петербургскому почт-директору, что после того, как стал отсылать письма в Полевой почтамт, «некоторые корреспонденты изъявили удивление, что долго не получают из Выборга ответа на их письма, которые получаемы были там по отправлении почты на другой день»[289].
