результаты прежнего моделирования, написал отчёт. Благо писать за время аспирантуры я научился неплохо. Однако исполнять роль шерпа мне не нравилось и категорически не хотелось. И я решил завершить научную работу по разработке электроприводов поточных линий текстильной промышленности. Поэтому после я больше никогда не давал согласия на выполнение договоров, заключаемых Анатолием Михайловичем. При этом интенсивно востребованным стало применение частотно-управляемых электроприводов в связи с их перспективностью в других отраслях промышленности, а у меня в этом направлении уже был накоплен значительный опыт.
Вот так закончилось моё углублённое знакомство с научной работой по одному из направлений, расположенного, как потом оказалось, за крепким забором из личных побуждений другого человека. А упругие связи в дальнейшем рассматривались в диссертациях В. Н. Нуждина, что естественно, поскольку он был одним из разработчиков, Т. А. Быстровой, в кандидатской и докторской диссертации В. Ф. Глазунова и, возможно, у других аспирантов, я за этим не следил. Ушёл – и забыл. Был, однако, повод вернуться, когда Виктор Фёдорович Глазунов позднее перешёл в докторантуру для выполнения своей докторской диссертации. Он пришёл ко мне и предложил продолжить работу по упругим связям в поточных линиях. Но я, очевидно из-за полученной мной от отца генетически наследственной принципиальности, отказался. Да и в это время многофазный электропривод, которым я увлёкся, уже интенсивно раскручивался.
Однако, несмотря на все перипетии, глубокая благодарность к Анатолию Михайловичу у меня сохранилась. Я рад, что введение меня в начальный этап моей удивительно творческой и интересной работы произошло под его руководством. Ведь он способствовал моему становлению в новой для меня научной и педагогической деятельности. И связано это со стилем его работы с аспирантами, который был прогрессивен с позиции выработки самостоятельности при решении возникающих научных проблем. Он принял для себя и придерживался как руководитель принципа: дать направление исследований – далее сам ищи пути реализации. Кроме того, он материальным обеспечением и финансовой поддержкой помогал выполнению научных работы и, тем самым, научному росту молодых соискателей учёных степеней. Недаром под его руководством выполнено и защищено большое количество кандидатских диссертаций, и не только аспирантов нашего ВУЗа, но и соискателей из других институтов и научных организаций страны. И ещё я благодарен Анатолию Михайловичу за то, что даже после моего «ухода» из текстильной тематики, он не отказал мне и по традиции своим титулом помог защитить кандидатские диссертации работавшим со мной по разработке частотного электропривода Вадиму Фёдоровичу Сидякину, Александру Николаевичу Голубеву и Константину Владимировичу Куликову. За всё это – вечная ему память.
А что касается потери мной приоритета в теории упругих связей в поточных линиях, то я, как фаталист, не считаю это трагедией, а, может, даже и оцениваю как положительный фактор. Ведь большое количество учеников Анатолия Михайловича в области текстильного электропривода создавало достаточно высокий уровень конкуренции между ними. А «толкаться локтями» я бы не хотел, да и не умею. Кроме того, в мои научные интересы наверняка не попал бы многофазный электропривод, в теорию и практику которого мы с моими учениками сделали, как я считаю, значительный вклад.
Сага о дремучем фаталисте
Получилось так, как я и предполагал, после решения об увольнении с 1 сентября 2016 года, наступила «расслабуха», ничего не хотелось делать. Занимался только делами аспиранта: доделывали реферат, заполняли документы в совет и т. д. Кстати, защита назначена на 14 октября, поэтому на бадминтонный турнир в Лазаревское не попадаю. Сейчас вот занимаемся с аспирантом составлением адресов рассылки с целью получения отзывов. Кроме того направляю реферат диссертации моим хорошим знакомым: в Москву коллеге по бадминтону Валерию Васильеву, и в Таллинн Райну Лахтметс просто для информации о том, чем я занимался последние 4 года. Они ведь технари, и смогут, хотя бы при сложности понимания сути, дать оценку объёма проделанной работы.
А вот возвращаться на работу 1 сентября я не собираюсь, хотя и силы и знаний для учебного процесса достаточно. Да и со студентами я «возиться» люблю. Так нравится, когда привёл в сознание разгильдяйчика. Надолго ли, правда? Я всем студентам, которые обещают мне, что начнут учиться со следующего семестра, говорю, что разгильдяй – это понятие генетическое. И ничего в следующем семестре не изменится. Но себя тешу надеждой, что, может быть по отношению к кому-то, мои усилия не напрасны. Этим и живу в учебном деле.
Конечно, при моём отношении к работе странно, что я ухожу. Понять это со стороны, без знания деталей, невозможно. Поэтому подавляющее большинство сотрудников университета, включая ректорат, не одобряют моё решение. Советуют не делать поспешных и таких резких шагов. Поскольку наверняка не понятны причины моего решения, то мне придётся немного «раздеться», хотя и не совсем(!). Правда, делать это я не люблю, и, кроме того, никому, возможно, это не интересно. И не хотелось бы того, что душевный стриптиз вызовет у кого-то изменение отношения ко мне.
Дело в том, что я внутренне оцениваю себя как человека очень самолюбивого, по-простонародному говоря «говнистого» (может быть, кто-то уже сделал такой вывод). Я очень близко к сердцу принимаю острые замечания в мой адрес. При этом не могу ответить, как многие делают, «От дурака слышу», и успокоится. У меня начинается многодневный и многоночный анализ: «а что я такое сделал и сказал, что заслужил такую оценку?». Часто через много дней я нахожу причину в том, что мои действия и слова могли действительно интерпретироваться именно в критическом плане по отношению ко мне. И тогда я сначала каюсь внутри себя, а потом иногда и извиняюсь перед высказавшимся. Аналогичные события произошли и в отношении моего аспиранта.
* * *
На кафедре сейчас создалась ситуация, когда атмосферу работы и выполнения своих обязанностей определяют два доктора наук, причём один – заведующий – в грубой и порой хамской форме, а второй полностью его поддерживает чаще молчанием, а иногда и явным пособничеством.
Начнём со второго. Я привлёк его к студенческой научной работе, когда он был на третьем курсе, правда, не потому, что он показывал невероятные способности, а просто было удобно контактировать с ним, поскольку в нашем подъезде у него жила одноклассница в квартире прямо над нашей. Он её посещал и, в конце концов, женился на ней, став нашим соседом. Он выполнил под моим руководством дипломный проект и распределился на завод «Точприбор» в Иванове. Но у него был существенный недостаток: он сильно заикался в таком вот виде: «Ан-н-н-ат-т-т-олий Ник-к-к-ола-е-вич…».
