А вообще Юго-Восточная Азия затягивает. Я знаю много людей, которых она просто поглотила. Успешные менеджеры пересматривают свои жизненные приоритеты, бросают «большой спорт» и отправляются жить во Вьетнам или Тай. Должен сказать, что для меня экзотические страны – это не самоцель. Есть еще Россия.
Много городов России уже объездили?
Многое из того, что находится в радиусе 500–700 км от Москвы. Автотуризм дает замечательный драйв и ощущение свободы. Кстати, есть масса сайтов, где вольные путешественники отмечают необычные места, которые ни в один путеводитель не входят. Фантастически красивые и интересные. В путешествиях по России можно случайно наткнуться на невзрачную церковь, где венчался Александр Невский, и где в советское время был спортзал с боксерским рингом. Есть еще удивительные провинциальные краеведческие музеи со смотрительницами-подвижницами. А еще – руинированные усадьбы, где словно погружаешься в новую «осень крепостного права». И много-много всего. Действительно, за МКАДом начинаются другая жизнь и другая страна. Проверено!
«Рисовыми полями идем на рынок». Северный Вьетнам.
И как только ты все успеваешь?!
Если внимательно присмотреться к своему графику, то в нем всегда можно найти массу возможностей. Больше всего возможностей дает лето. Лет пятнадцать я сплавляюсь на байдарках, каждое лето – один-два раза. Если до июля на сплав не сходили, то чувствуешь себя обделенным. Друзья, природа, река, физические нагрузки – это как наркотик.
У тебя так много накопилось впечатлений. Во что это все складывается: заметки, фотографии?
С фиксацией не сложилось. Хотя когда-то в путешествиях вечером за ужином мы с младшим сыном брали блокнот и записывали туда то, что нас удивило за прошедший день. Даже незначительные вещи, как, например, урны для мусора, которые на Филиппинах делают из вывернутых наизнанку автомобильных покрышек. Спустя 2–3 года такие записи очень любопытно читать.
В основном эти впечатления остаются в душе?
Они трансформируются в личный опыт и в систему координат. Хотя еще остаются фотографии. Последнее время фотоохота в путешествии стала частью программы.
А еще из путешествий я привожу этнические музыкальные инструменты и различные сельскохозяйственные ножи, купленные на местных рынках и развалах. Собралась небольшая коллекция. Есть очень любопытные, ими нужно уметь пользоваться.
Что из увиденного особенно близко, есть ли места, куда хотелось бы вернуться?
Интересны и близки не достопримечательности, а повседневность и быт. Бывает так, что у нас не хватает времени заехать в какой-нибудь известный храм, потому что мы заезжали в местную деревенскую школу, шатались по рыбацкому поселку, вписались в местную семью, поковырялись вместе с ними на рисовых полях. Гораздо интереснее прожить день с местными жителями. Повседневная жизнь людей остается для меня главным впечатлением путешествий. Жизнь в Москве сложно назвать нормальной и естественной. Хотя жизнь в больших городах везде похожа. Гонконг очень похож на Москву: по ритму, мироощущению, прессингу. Он так же не дает права на ошибку.
Мне нравится Азия, но я отдаю себе отчет, что я тут всего лишь турист. Я не смог бы уехать жить, скажем, в Таиланд или на Шри-Ланку. Это путешествия для удовлетворения собственного любопытства, связанного с жизнью других людей.
А где бы ты мог жить?
Здесь. Помнишь, в фильме «Кин-дза-дза!» была машинка перемещений? Когда у меня спрашивают, что я хочу на день рождения, то отвечаю, что хочу такую машинку. Если бы она была у меня, то я бы жил где-нибудь в российской глубинке, а в Москву на работу перемещался бы с помощью этого чудо-девайса.
Работа как увлекательная игра
С 1999 года ты в книжной отрасли, с 2000 года в «РОСМЭНе». Как получилось, что Борис Кузнецов, историк по образованию, решил заняться книгами?
Да, я историк, даже кандидат наук. Специализация – древняя история России, а более узкая – история русской православной церкви. Преподавал в вузах. В 90-е годы стало невозможно заниматься наукой: в Институте российской истории платили символическую зарплату, на пачку сигарет не хватало. В Российской академии образования нужно было писать учебники, и это было скучно. У меня родилась дочка, и появилась необходимость где-то еще работать и зарабатывать. Писал что-то в «Большую российскую энциклопедию». И так шаг за шагом начал приближаться к книгам. Я действительно люблю детей, и своих, и чужих. И получилось так, что начало все одно с другим сходиться: мой интерес к книгам, к детям и необходимость зарабатывать деньги. Я пошел в издательство. Сначала работал во «Владосе». С позиции главного редактора вскоре ушел в «РОСМЭН». Работал там с небольшим перерывом, уходя в «Махаон». Так получилось, что с «РОСМЭНом» очень сроднился, с детскими книжками, с той идеей, которую в них вкладываешь. Начав заниматься детскими книгами, очень тяжело выскочить из этой игры. Одно дело, когда ты редактор, другое дело, когда ты и коммерческими рычагами управляешь. Это посильней наркотиков и любых компьютерных игр. Утром, приходя на работу, первым делом обновляю продажи и отгрузки. Работа связана с виртуальными ценностями, книгами, и надо отдавать себе отчет в том, что их потребление относится к нематериальным требованиям людей. И когда на этом стыке – реальных продаж и нематериальных ценностей – получаешь конкретный результат, который можно посчитать на калькуляторе, то это просто завораживает. Детская книга дарит еще одну радость, которую ни одна взрослая не дает, – иллюстрации. Я когда-то довольно много рисовал. Отец был художником. Первая сознательная мечта в детстве – стать художником-иллюстратором. И любовь к иллюстрации и к детской книге я до сих пор с собой несу.
Ты что-нибудь рисуешь?
Сейчас уже нет, зато моей дочери передалось это увлечение: она стала художником-постановщиком, закончила ВГИК.
«РОСМЭН» – серьезная компания с большим коллективом. Как удается управлять издательством?
Сейчас «РОСМЭН» – большой многопрофильный холдинг, в котором трудится больше 300 человек, а в издательской части – около ста человек. У нас достаточно жестко организованная компания. Еще в 2000-е годы мы работали с зарубежными консультантами и внедряли модель управления европейских издательств. Мы первые в России начали строить проджект-менеджмент, и единственные, кто довел эту процедуру до конца. Это управление проектами, когда у каждой товарной категории есть свой ведущий менеджер, который отвечает и за ассортимент, и за финансовый результат. Система довольно сложная, но, как показало время, эффективная.
Сколько «РОСМЭН» выпускает книг в месяц и удается ли их просматривать?
Порядка пятидесяти в месяц, при этом художественная литература составляет примерно 30–35 %. Есть, например, раскраски и книжки с наклейками, которые, естественно, я не читаю и не раскрашиваю. Но художественные книги я внимательно смотрю. Каждый проект оценивается еще на стадии бюджета – соотношение качества текста, иллюстраций с будущей ценой и возможностью реализации. Все серьезные проекты я знаю, оцениваю, контролирую.
